Бывший лучший друг

— Я не хочу.

Но она как будто не понимает намеков. Да это уже и не намёки.

Дверь хлопает за моей спиной. Оборачиваюсь в сторону парадного выхода — никого.

Лика недовольно фыркает.

— Кого ты видела?

— Какая-то девчонка. Смотрела на тебя недовольным взглядом. Фанатка твоя, — голос брезгливый. — Надо, пожалуй, держать тебя поближе, а то не замечу, как уведут.

Смеется, но последнюю фразу, я уже не слышал.

Вырываюсь. Грубо, неистово. Лика цепляется за меня, как за спасательный круг.

— Паш, ты чего? — на этот раз испуганно.

Рычу из-за её тупости. Наконец, освобождаюсь от захвата липких рук и, не оборачиваясь, бегу на выход.

***

Милла

Конечно, я не убегу. Куда мне бежать?

Стою, подпираю спиной машину Павла. Новую. Подарок новых спонсоров.

Новые тренера, новые спортивные увлечения, новый виток в наших отношениях под названием недопонимание. От всей этой новизны слегка подташнивает. Когда наша жизнь успела стать такой… новой?!

А об этой девушке, что висла на его шее, даже думать не хочу. Меня это не трогает. Фанатки толпами бегали за ним и раньше. И похуже вещи вытворяли. А она что? На шее повисела?! Ха.

С горечью смеюсь над всей этой ситуацией и бросаю тоскливый взгляд в сторону парадного входа этого странного клуба. Неожиданно передо мной вырастает Пашка. Я не заметила, как он подошёл.

— Милл, давай поговорим, — лицо угрюмое, взгляд направлен себе под ноги.

— Давай поговорим, — отлепляюсь от машины, встаю напротив него.

— Эта Лика…

— О нет, нет, нет, об этом я говорить не хочу, — беглый взгляд вперёд, за Пашкину спину. Эта фанатка, то есть Лика, вышла через парадный вход и смотрит в нашу сторону. — Давай дома поговорим, — подхожу вплотную, беру его за руку. Не знаю, чем в этот момент руководствуюсь. Просто хочу уехать подальше: от этого места, от Лики (она сделала неуверенный шаг в нашем направлении), от этой глупой ситуации.

— Да, конечно, поехали, — Паша ведёт меня к машине, помогает сесть и через пару секунд возникает на соседнем кресле.

Поворачивает ключ, отъезжает. Его рука сжимает мою руку.

— Прости меня, Милк-Милк, — короткий взгляд на меня, а потом опять на дорогу. Его кадык дёргается. — Я напугал тебя…

Напугал ли он меня?

Да. Нет. Не знаю.

Я и раньше видела Пашку в гневе, но это было за натянутыми канатами, но никогда со мной. Он никогда не повышал на меня голос и уж тем более не стучал кулаками по столу. Но даже не это меня напугало. Я в глубочайшем ужасе от того, как быстро он отряхнулся от того безумия что творил в клетке. Там он был словно дикий зверь — обезумевший, жаждущий крови. А спустя тридцать минут — улыбается и просит нас наслаждаться шоу. Но тут же заводиться с пол-оборота при малейшей попытке поговорить с ним о боксе. Я не понимаю… и не узнаю его.

В салоне авто висит тяжёлая тишина.

— Я не из-за этого ушла, — наконец подаю голос.

— Хорошо, — поворачивается, смотрит изучающим взглядом. Пока светофор сияет красным светом, — что тогда? Тебе было не комфортно? Может, скучно?

Мой красноречивый взгляд говорит больше, чем слова.

Он что, серьезно? Скучно?

— Ладно, прости, — нервный смешок, — я сегодня в ударе нести всякий бред.

Зелёный сигнал светофора. На счастье зелёный коридор, который позволяет достаточно быстро долететь до дома.

Уже в квартире прохожу в нашу спальню. Теперь комната Пашки стала нашей спальней.

— Поделись со мной. Что происходит? — устало присаживаюсь на кровать. — Я о чём-то не знаю?

— Например? — Паша стягивает свой новый костюм и небрежно зашвыривает в шкаф.

— Влад сказал…

— Что он там ещё натрепать успел? — перебивает меня.

— Он сказал, что с боксом что-то не клеится. Что? Почему ты ничего не рассказываешь?

— Не слушай его, — отмахивается парень.

— Да? А кого мне слушать тогда?

Вздыхает. Присаживается на край кровати.

— Послушай, Милк-Милк, я не завязал с боксом. Правда. Я всё ещё в игре. У меня бой через месяц. На нем я постараюсь вернуться в строй. Я обещаю.

Пока он говорит, внимательно разглядываю его лицо. Искренность, может, немного надежды и веры в то, что говорит. Я чувствую это, хочу чувствовать.

— Но бои… всегда будут моей альтернативой, запасным планом, — вся моя надежда сразу гаснет. — Не молчи, Милл. Скажи, что ты думаешь обо всём этом.

Паша чувствует, когда я закрываюсь. Потому что делаю это не впервые. Но я не хочу выводить наши отношения на уровень ругани и битья посуды. Когда-то мы были лучшими друзьями и понимали друг друга без слов. Теперь мы не друзья, мы больше, чем друзья, но при этом утратили всю способность слушать и слышать.

— Ты знаешь, что я думаю, — впервые решаюсь развязать конфликт, — Я против. Категорически, — говорю прямо, и знаю, что мои слова его ранят. Паша хочет что-то сказать, но я его останавливаю. — «Клетка» — это опасно. Там могут тебя сломать, может, даже убить, — моя рука на его груди. Мои губы дрожат, прежде чем говорю то, что должна была сделать давно. — Я против, Паш. Я никогда этого не приму.

Он отшатывается, как от пощечины. Скидывает мою руку, вскакивает с кровати, меряет шагами комнату.

— Ты не понимаешь, что я это делаю из-за нас. Это не мой чёртов выбор, — слова летят, словно пули. Ранят, причиняют боль.

— Нет, Паш. Это твой выбор. Меня ты не спрашивал, — говорю ровным, успокаивающим голосом.

— А, типа с милым рай в шалаше, да? Ну так это ни х*я не так! Мы с тобой никто в этом мегаполисе. Никто! — замирает на середине комнаты, в глазах горит пожар.

— И что? Надо обязательно пустить себя на съедение хищникам! — я тоже завожусь, мои слова звучат как обвинение.

— Не всё так плохо, как кажется, — да он сам не верит в то, что говорит.

Это вызывает язвительную улыбку на моих губах, которую отчего-то не могу контролировать.

— Нет. Всё очень плохо! И ты знаешь это, — в моем голосе издёвка, но я тоже уже на взводе.

Но то, что происходит с Павлом, назвать «на взводе» никак нельзя. Он заводится моментально. Скулы ходят ходуном, кулаки сжаты, вены на руках надуваются, грудная клетка резко поднимается и опускается, пока он рывками втягивает воздух сквозь сжатые зубы. Но это не вызывает страха, скорее злость. Он не слышит меня.