Царь нигилистов 5

— А почему ртуть так странно обозначается? — спросил учитель.

— Гидраргирум, она как-то связана с водой. Не помню, как.

— Просто «жидкое серебро», — объяснил Ходнев.

— А, да! Аргентум же!

Ходнев не знал, что великих князей не учили латыни и потому не удивился.

Зато его лицо приобрело хищное выражение, означающее у преподов: «Вот сейчас точно завалю». Он усмехнулся в усы и чуть не потёр руки.

Глава 17

— А знаете ли вы, Александр Александрович, что такое «гомологические ряды Петтенкофера»?

— Что? — переспросил Саша.

Ходнев повторил.

Кажется, какие-то гомологические ряды были в органической химии, но Саша её не помнил напрочь.

— Не знаю, — вздохнул он, — я же говорил, что у меня плохо с химией.

— Петтенкофер показал, — объяснил Ходнев, — что атомные веса некоторых элементов отличаются друг от друга на величину, кратную восьми, и высказал предположение, что элементы являются сложными образованиями каких-то более мелких частиц.

— Понятно, — кивнул Саша, — я запомню.

Ему очень хотелось посоветовать записать элементы с кратными весами в столбик, но он решил не отнимать у Менделеева честь открытия знаменитой таблицы. Близко они к ней подобрались!

Даже догадываются, что у атома есть внутренняя структура!

Учитель и ученик расстались очень довольные друг другом. Теперь у Саши был полный список известных здесь металлов.

11 сентября царь отправился в путешествие по России.

Великие князья проводили папа и тут выяснилось, что немецкий будет преподавать господин Вендт, причём на немецком. Это был очередной аккуратный немец средних лет, который уже преподавал Володьке.

«Ладно, это, наверное, правильно», — думал Саша. Он ещё помнил, как в Перестройку все гонялись за словарём Хорнби, где английские слова объяснялись по-английски.

Но педагогические новации этим не ограничились. Ибо преподавание географии и всеобщей истории тоже перешло к Вендту, который владел русским языком примерно на уровне Гримма, то есть почти никак.

География и история естественно была на немецком.

Началось с географии, из которой Саша понял, что она кажется физическая, а не политическая. А также отдельные слова: ну, там, река, гора, лес.

Но с историей была полная катастрофа, ибо он не понял почти ничего.

Элитная школа с преподаванием ряда предметов на немецком языке всё-таки его догнала. И он остро почувствовал себя человеком из народа.

Володька злорадствовал, ибо жил в таком режиме уже года три.

Можно было, конечно, просто отсидеться на непонятных уроках, но Саше претила бесполезная потеря времени, ибо:

1) жизнь коротка;

2) он член императорской семьи, а революция не за горами.

Он бросился к мама.

— Август Фёдорович говорит, что ты вполне готов слушать географию и историю на немецком, — сказала мама, — просто ленишься.

— Когда я последний раз ленился! — воскликнул Саша.

— Не ленишься в том, что тебе интересно, — сказала мама, — Но иногда надо сделать над собой усилие.

— Но я не знаю немецкого! — возмутился Саша.

— Август Фёдорович говорит, что знаешь достаточно.

Гримм, значит. Ну, да, не стоило демонстрировать окружающим (то есть Володьке и Гогелю) вопиющее незнание английского Гриммом.

Тем временем Саше пришло письмо от Пирогова с рассказом о том, что Склифософский прислал бактерии из гноя и мокроты больных воспалением лёгких, и что по его чертежам сделали термостат. И что соскоблили плесень в отделении гнойной хирургии и пытаются вырастить.

Саша предложил назвать первые стафилококками, а вторые пневмококками, но просто не мог не излить душу по поводу немецкого.

Ответ от Николая Ивановича пришёл к концу сентября.

'В 1828 году при Дерптском университете открылся институт, куда направлялись наши выпускники для подготовки к профессорскому званию, — писал Пирогов. — Из Петербурга, Москвы и Харькова. После экзамена в Санкт-Петербургской Академии наук и ваш покорный слуга был туда командирован.

Профессора наши были из прибалтийских и германских немцев, так что все лекции нам читали на немецком языке.

Товарищ мой, с которым я делил комнату, Фёдор Иванович Иноземцев, будущий профессор Московского университета и блестящий врач, говорил мне, что на первой лекции понял ровно одно слово «zwischen» (между) и то по соображению.

Фёдор Иванович был лучшим из нас, остальным приходилось ещё тяжелее.

Но все свободное время мы посвящали немецкому и, наконец, достигли успехов'.

«Ну, да! — подумал Саша. — Зажравшимся принцам создают совершенно тепличные условия. Целый год учили немецкому прежде, чем читать на нём лекции. Не то, что бедным людям из народа, вроде дворянина Пирогова».

И Саша понял, что от участи тратить всё свободное время на немецкий он не отвертится.

Решение проблемы оказалось не таким уж сложным: он уговорил присутствовать на лекциях Гогеля, который работал переводчиком и правил его полные ошибок записи на немецком, а Саша снабжал каждую лекцию колонкой новых немецких слов с русскими значениями.

Никса, Саша и Володя обедали вместе. За обедом разрешалось говорить только по-французски, по-немецки или по-английски, а кто заговорит по-русски, должен был заплатить пятачок в пользу бедных.

То и дело кто-нибудь ошибался, и по тарелке звенела очередная штрафная монета под дружный смех присутствующих.

Саша предпочитал английский и ошибался меньше всех.

— Та-ак, — наконец, протянул Никса, — Сашка, между прочим, тебе немецкий надо учить. Я тебе приказываю говорить только по-немецки.

И выделил интонацией слово «приказываю». Саша и не сомневался, что Никса помнит о его присяге на гауптвахте. Нашёл для чего использовать!

И перешёл на ломаный немецкий, что смешило Никсу даже больше запрещённых реплик на русском языке.

Протоирей Рождественский, сменивший доброго Бажанова в должности преподавателя Закона Божия, был некрасив: огромного роста, сухощав с жидкой и длинной бородой, широким, расплюснутым носом и лицом, покрытым красными пятнами.

Однако был популярным проповедником, и его пастырские речи выходили отдельным сборником. Во время речи, произнесенной в 1850 году перед выпускниками Дворянского полка, присутствовал папа, тогда бывший цесаревичем. Он был столь впечатлён, что разрекламировал Рождественского своему отцу — Николаю Первому.