Царь нигилистов 6

— Дворянство будет недовольно, — возразил Ростовцев.

— Консервативное дворянство, — уточнил Саша. — Но это не те люди, которые делают революции. Недовольство радикальной молодёжи гораздо опаснее. Даже если истинная причина этого недовольства не жалость к несчастным поселянам, а потеря доходов с не самых обширных имений.

— Потеря доходов… — усмехнулся Яков Иванович.

— Этого всё равно не избежать. Но у них хотя бы не будет морального оправдания. А занятия я для них найду.

— Постараюсь помочь, — пообещал Ростовцев. — Что смогу.

Мундиры были готовы к Рождественским балам. Саша решил убить на портных понедельник 21 декабря. Тютчева взялась сопровождать.

Когда они подъехали к мастерской Каплуна, уже стемнело, фонарщик переносил лестницу вдоль улицы и зажигал фонари один за другим, и снег вокруг вспыхивал вместе с ними.

Хозяин встретил с распростертыми объятиями.

— Ваше Императорское Высочество! Как я счастлив снова видеть вас в моей скромной мастерской.

С последнего Сашиного визита мастерская успела стать менее скромной. Собственно, добавилась пара гамбсовских стульев и трюмо. Последнее поскромнее, чем у Норденштрема, но вполне приличное.

Каплун помог облачиться в мундир и даже собственноручно застегнул пуговицы. Отошёл на пару шагов и поцокал языком, изображая восхищение.

Саша посмотрел на себя в зеркало и в общем остался доволен. Хотя не исключал, что для оценки качества изделия ему не хватает компетентности и он чего-то не видит.

Тютчева попросила его повернуться. Потом ещё раз.

— Ну-у… — проговорила она.

Из чего Саша сделал вывод, что Анне Фёдоровне тоже не хватает компетентности.

— Если что-то не так — говорите, — улыбнулся портной. — Тут же всё поправим!

Тютчева поставила локоть на колено и оперла на руку подбородок. Посмотрела внимательно ещё раз.

— Кажется у Норденштрема всё-таки шикарнее, — наконец, выдала она.

— Потому что вы знаете, что я не Норденштрем, — объяснил Каплун. — Тот, кто не знает, никогда не отличит.

— Да, вроде нормально, — сказал Саша.

— Не нормально, Ваше Высочество! — воскликнул Каплун. — А в высшей степени великолепно! Я не могу представить себе принцессу, которая бы осталась равнодушной. А о герцогинях и говорить нечего!

— Тут фрейлина высочайшего двора присутствует, — заметил Саша и обернулся к Тютчевой.

— Ладно, — сказала она. — Явных недостатков я не вижу. По крайней мере, по фигуре.

— Берём, — обрадовался Саша, уже начавший жалеть о потере времени.

И расплатился.

Абрам Енохович упаковал обнову, вручил Митьке, отодвинул лакея в сторону, собственноручно помог гостю надеть ментик и проводил до экипажа.

Вывеска над подвальчиком цехового мастера Степана Доронина была украшена разноцветными склянками со свечками внутри и припорошенными снегом еловыми ветками.

Портной встретил не менее обходительно, чем конкурент.

Синий гусарский мундир смотрелся вполне прилично, но Степан заметил некий недостаток, вонзил булавку, прищипнув ткань на рукаве, снял с Саши обнову и пошёл исправлять никому незаметный огрех. Вернулся минут через пятнадцать и доложил, что теперь всё в лучшем виде. Саша остался доволен, хотя скорее дизайном (который был, как известно, от папа), чем исполнением. Но и к последнему не было осмысленных претензий.

И Тютчева их тоже не нашла.

Накануне Рождества в гости пришёл Никса.

— Саш, у меня для тебя подарок, — сказал он.

И выложил на стол толстый том на английском языке.

«Чарльз Дарвин. Происхождение видов путём естественного отбора», — гласило название.

— Мне Мадам Мишель дала почитать, — объяснил брат. — А ей прислал один из учеников Жоржа Кювье. В прошлом месяце вышел в Лондоне. Помнишь, ты мне о нём рассказывал полтора года назад?

— Ещё бы! — улыбнулся Саша. — Историческая книга.

— Даже название совпадает. Правда чуть длиннее.

— А с чего бы ему не совпадать?

— Всё никак привыкнуть не могу, — признался Никса.

— Ты сказал Елене Павловне, что слышал от меня об этой книге?

— Да, не сдержался.

— И она?

— Даже не очень удивилась. Все же знают, что ты ясновидящий.

— Прочитал?

— Частично. У меня не так хорошо с английским, как у тебя. Можешь прочитать? Потом мне перескажешь.

— Я в общем знаю содержание. Но ладно. Освежу в памяти. Надо же собрать аргументы на случай, если его начнут запрещать.

— Не если, а когда, — усмехнулся Никса. — Автор спорит с Библией.

— Понимаю. Неприятно считать своим предком обезьяну.

— Обезьяну? Он говорит только, что анатомия человека похожа на анатомию других животных. Похожий набор костей в руке человека, крыле летучей мыши и плавнике дельфина.

— Да-а? Может быть, ты не заметил?

— Может, — сказал Никса. — Но там и без обезьяны довольно. Он пишет, что все растения и животные произошли от одного общего прототипа. Если бы только обезьяны! Получается, что мы родственники берёзы под окном.

— Более того! — усмехнулся Саша. — И бактерий тоже.

— И получается, — продолжил Никса, — что виды животных сотворил не Бог, а условия жизни. Точнее естественный отбор.

— Почему бы Творению не осуществляться в этом мире с помощью эволюции? — поинтересовался Саша.

— Не знаю, — засомневался Никса. — У Рождественского спрошу. В будущем эта книга популярна, да?

— Не то, чтобы популярна, но саму теорию проходят в школе. Хотя по-прежнему пытаются запретить. Но это смотрится вроде отрицания вращения Земли. Люди, сколько-нибудь образованные, крутят пальцем у виска.

24 декабря в Зимнем дворце была Рождественская ёлка. Точнее ёлки. По дереву на каждого великого князя и княжну Машеньку. Только бабинька на этот раз не командовала исконно немецким мероприятием, поскольку уехала на лечение в Европу. Так что справлялись отечественными силами.

Под Сашиной елью ожидаемо оказалась коллекция оружия: и холодного, и огнестрельного. Среди первого, кроме многочисленной кавказской продукции, катана от Никсы (за что отдельное спасибо). Среди второго: охотничье ружьё от Рихтера.