Царь нигилистов 6
Шрифт:
— Читает с напором, словно греческий эпос, — улыбнулся Никса. — Жестикулирует, бьёт по подлокотникам кресла, размахивает своими записями. Словно актёр в театре.
— Значит, не соскучишься, — сказал Саша.
— Да, — кивнул Никса. — Я не заметил, как пролетел час.
— А о чём? — поинтересовался Саша.
— Древнерусская литература: старинные Евангелия, жития русских святых, история церкви, Соборное уложение царя Алексея Михайловича.
Курс назывался «История русского слова».
— Любопытно, — сказал Саша. — Особенно последнее. Уголовный кодекс 1649
— Мы ещё не прошли, — признался Никса. — Буслаев его только пообещал.
— Я и сам могу его прочитать, — сказал Саша.
— Сначала немецкий сдай, — заметил папа.
С немецким была проблема. Вызубрил Саша много, но это не означало владения предметом. После полутора лет занятий он оценивал свой уровень примерно на А2. Не так уж плохо, но недостаточно для того, чтобы сдавать на немецком всеобщую историю.
— А можно всеобщую историю на лето перенести? — поинтересовался он. — Я сдам, наверное, но так себе.
— Нет, — отрезал царь.
Уже ночью Александр Николаевич, оставшись один в своём кабинете, вынул из ящика письменного стола Сашины безумные письма лета 1858-го.
«Происхождение видов» Дарвина нашлось быстро. Почти в самом конце списка, уже после Североамериканским штатов, в разделе «Англия», после какого-то «Всадника без головы» какого-то Майн Рида. Царь взял карандаш и поставил рядом жирную галочку. Она была не единственной. Другая уже почти год красовалась рядом с «Обломовым» Гончарова.
Тогда в январе, он отдал этот список Мари. Она поручила кому-то переписать и вернула. Интересно, кто переписывал.
От всего этого было как-то не по себе. Александр Николаевич взял с собой одного лакея и пошёл прогуляться по Дворцовой Набережной. Было тихо и холодно, у фонарей кружил снег.
Над Невой царила тишина.
Утром Саша расспрашивал Гогеля об училище правоведения.
— Училище основано принцем Петром Георгиевичем Ольденбургским, — начал Гогель. — Поступить могут дети потомственного дворянства и чинов не ниже полковника. Принимают мальчиков от 12 до 17 лет. Учатся шесть лет.
— Воспитанники живут в училище? — спросил Саша.
— Да, — кивнул Гогель.
— Все спят вместе в общей спальне или у каждого своя келья, как в Царскосельском лицее?
— В общей, — сказал Григорий Фёдорович, — в дортуаре. Также, как в кадетских корпусах и Пажеском корпусе. И дисциплина там военная. И строевая подготовка.
— Понятно, — сказал Саша. — И нет никакой возможности просто приходить в училище, а не жить там?
— Такого нет. Но есть экстерны. Можно вообще не посещать занятия, а только сдавать экзамены.
— Это очень интересно.
— Но их мало, только в порядке исключения. Для вас, конечно, исключение сделают, но зачем? Военное образование куда более уважаемо.
— Я не для себя узнаю, — признался Саша. — Но мысль интересная.
— В старших классах там надо посещать тюрьмы, — добавил Гогель. — А на занятиях по судебной медицине — морг Мариинской больницы.
И присутствовать при вскрытиях трупов.— Меня этим не напугаешь, Григорий Фёдорович, — заметил Саша. — Да, всё интереснее и интереснее.
Гогель вздохнул.
— При поступлении нужно сдавать экзамены по всему гимназическому курсу. История, русский, французский и немецкий — обязательно.
— Да, немецкий надо подтягивать, — признался Саша. — А экзамены устные?
— Да, конечно.
— Жаль. У меня в школе Магницкого экзамены письменные и анонимные. В Училище правоведения такого нет?
— Нигде такого нет.
— Понятно, — сказал Саша. — Да, видимо, для моего протеже надо найти что-то другое… я к Никсе, Григорий Фёдорович.
Гувернёр кивнул. К брату он отпускал Сашу без сопровождения.
Никса, слава богу, был один.
— Ты ведь с Кавелиным переписываешься по-прежнему?
— Да.
— Мне нужно ему написать.
— Конфиденциально? — спросил Никса.
— В общем, да. Один мой знакомый очень хочет на юридический, но родители планируют для него другую карьеру. Хочу понять, может ли Константин Дмитриевич помочь.
— Это не ты? — поинтересовался Никса.
— На этот раз нет.
— Тогда может быть, — усмехнулся брат.
— Да, — кивнул Саша. — С нашими родителями всё сложно.
И Саша сел за письмо:
'Любезнейший Константин Дмитриевич!
На днях я познакомился с очень умным человеком. Будучи примерно одного возраста со мной, этот человек уже привычен к серьёзному чтению и порекомендовал мне сборник статей вашего ученика Бориса Николаевича Чичерина, который я обязательно собираюсь прочитать. Ибо краткий пересказ мне показался интересным, а мысли неожиданными.
Человек, с которым я познакомился, мечтает о карьере юриста, но родители его вряд ли с этим согласятся. Тому есть причины. И это не только родительское тщеславие. Дело в том, что у этого человека есть одна физическая особенность, которая нисколько не помешает ему учиться, но может вызвать предубеждение экзаменаторов из-за бытующих в обществе стереотипов.
Я хочу ему помочь.
Есть ли какой-то способ сдать экзамены на юридический факультет Петербургского университета письменно и анонимно?
Дело в том, что имя моего протеже тоже может помешать экзаменаторам оценить его знания с достаточной степенью объективности.
Надеюсь на ваше понимание и помощь.
Ваш Великий князь Александр Александрович'.
— Можно посмотреть? — спросил Никса.
— Читай, — сказал Саша. — Но имя не спрашивай.
Никса пробежал глазами.
— Он что не дворянин? Почему ты не хочешь, чтобы экзаменаторы знали имя?
— С дворянством там всё в порядке, — усмехнулся Саша. — С папенькиным чином — тоже. Не в этом дело.
— Сын политического преступника? Декабриста?
— Нет, насколько я знаю. Судя по должности — точно нет.
— То есть отец достаточно высокопоставленный?
— Да, но не допытывайся, кто.
— Я его знаю?
— Скорее всего. По крайней мере, ты о нём слышал.
— А о твоём протеже я слышал?