Царь нигилистов 6
Шрифт:
И где насилие? Где деспотизм? Где длинный ряд злоупотреблений?
Вперёд идем. Может неуклюже, медленно, вразвалку, с отступлениями и откатами. Но вперёд, не назад.
Так что нет у народа сейчас такой обязанности. Это не только злоупотребление правом на свободу выражения мнения, это призыв к злоупотреблению правом на восстание.
Саша рассеянно пролистал «Колокол» дальше, пока не дошёл до раздела, ну естественно «Смесь», который открывало «Открытое письмо Искандера к Великому князю Александру Александровичу»…
Глава 24
"Александр
Мы ценим ваши усилия по просвещению России.
Вы один оправдываете существование династии Гольштейн-Готторпских принцев.
Однако, Александр Александрович, вы бы думали, кого спасать. Вы знаете, кто такой Ростовцев? Предатель своих друзей, член «Чёрного кабинета», ретроград и противник крестьянской эмансипации!'
— Не вполне ругает, — заметил Саша. — Просто он выпал из контекста в своём Лондоне. Яков Иванович давно не противник эмансипации, а один из самых горячих её сторонников.
Что же касается его так называемого «предательства» — это одна из красивейших сцен нашей истории.
Сначала Яков Иванович предупреждает декабристов, что собирается на них донести, и они нисколько ему не препятствуют, потом приходит к деду и говорит: «Против вас заговор, государь, но имён я не назову, потому что заговорщики мои друзья. И поэтому арестуйте меня: вот вам моя шпага».
«Оставь при себе свою шпагу, — говорит Николай Павлович, — она тебе ещё пригодится».
После чего Яков Иванович идёт к заговорщикам и докладывает, что предупредил государя. Они опять ничего не делают, и 14 декабря Ростовцев сражается на стороне деда и против своих друзей.
Мог бы, конечно, сказать, что против товарищей шпаги не обнажит, лучше уж в крепость. Но, с другой стороны, не честнее ли было принять ту сторону, которую считал правой.
Я бы не стал вслед за Герценом обвинять Ростовцева в трусости и корысти. Слишком смело для трусости и нерасчётливо для корысти.
А по поводу подлости… это было за два дня до восстания и уже никакой роли не сыграло: ни император не поспешил с арестами, ни декабристы ничего не отменили.
— Возможно, Ростовцев просто спасал себя, и при этом хотел казаться честным человеком, — предположил Никса.
— И рыбку съесть… и косточкой не подавиться, — сказал Саша. — Хорошее объяснение, если бы исход восстания был известен. Но он не был известен и 14 декабря. Если бы заговорщики были решительнее и организованнее, они бы вполне могли победить.
Кстати, обратил внимание, что информация в «Колоколе» опаздывает почти на два месяца? Ростовцев вышел на службу в начале января.
— Не обязательно, — возразил Никса. — Может быть не сразу стала известна твоя роль в его спасении. Или подробности его болезни. Или Герцен не сразу решился тебя упрекнуть. Причина для упрёка не слишком чистая. Спасать нужно любого.
—
Почему тогда Герцен молчит о киевских студентах? Первые аресты — конец января.— Не так важно, как «Письмо русского человека», — предположил Никса.
— Вот в это не верю! Новость горячая, как со сковородки. — По-моему, раньше Александр Иванович был оперативнее. Спят они что ли там в Лондоне?
В понедельник после полудня царь взял старших сыновей на прогулку в Летний сад.
— Папа, у меня к тебе просьба, — сказал Саша ещё в санях. — Могу я говорить?
— Деньги только с разрешения Гогеля, — отрезал царь.
— Речь совсем не об этом.
И Саша протянул отцу сложенный вчетверо номер «Колокола».
— Я там отметил, — сказал Саша.
Царь развернул газету.
— Откуда он у тебя?
— Я Сашке принёс, — сказал Никса. — Там про него. Мне кажется, Сашка должен знать.
Отец перевернул страницу.
— И что? — сказал он. — Я давно тебе говорил, что старообрядцы настроены против правительства.
— То, что не только мы это видим, — сказал Саша, — те, кто зовут к топору, тоже это видят.
— Автора найдут, можешь не сомневаться.
— Это первое, о чём я подумал, когда прочитал, но это эмоциональная реакция. На самом деле важен не автор, а то, что он пишет. Автор — болтун и вряд ли сам возьмётся за топор, но у него могут найтись последователи. И причина этому не статья, а то, что в ней. Там указано две реальных точки напряжения, два спящих вулкана, которые могут взорваться в любой момент.
Первое — это крепостное право. Но проблема сложная, дорогая и, слава Богу, потихоньку решатся. А справиться с недовольством старообрядцев можно одним махом и совершенно бесплатно. Поэтому я нижайше прошу, мой государь, позволения поехать в Москву и сбить печати с алтарей на Рогожском кладбище.
— «Нижайше прошу», — усмехнулся царь. — Как ты только это выговорил!
— Моя спесь в данном случае вообще ничего не значит.
Папа молча сложил «Колокол» и убрал за пазуху.
— Кстати, заметил какими оговорками, реверансами и описаниями своих сомнений Герцен предваряет это письмо? — спросил Саша.
— Но всё-таки публикует, — заметил отец.
— Думаю, он так понимает долг. Обязан напечатать, потому что такое мнение существует. И теперь и мы о нём знаем.
— Это не новость, — сказал царь. — Бунтовщики и изменники находятся всегда.
— Помнишь, я тебе говорил, что мы умеренного либерала Герцена скоро будем с нежностью вспоминать? Герцен — это настоящее нашей оппозиции, а «Письмо из провинции» — будущее, если сейчас не принять меры.
— Ты называешь это «оппозицией»?
— Спор о названиях, — возразил Саша. — Это более подходящее слово, чем заговор, потому что меры нужны не полицейские, а политические.
— Что кроме распечатывания алтарей?
— Там есть про переплаты за землю. Это тоже потенциальная точка напряжения. Выкупные платежи за землю, которые завышены по сравнению с рыночной ценой в несколько раз, никогда не будут восприняты как справедливые. И крестьяне это уже поняли, а тем, кто ещё не понял, объяснят такие люди, как этот «Русский человек». И будет взрыв.