Царство воров

Помощь Хеду в лечении больше не требовалась. Истерика, или по-другому криз, в котором она зависла на какое-то время, проявили в ней способность к регенерации. За ночь даже самая сильная боль уходила, страшные лиловые синяки исчезали. Но душевная боль и непонятная тоска копились, наполняя Акку до самых краев. Она была не против. Только сильным чувствам дано вытеснить из нее безразличие.

Еще Гур-Хан однажды раздел ее донага и выставил перед всеми на главном помосте. Побитую и бледную. Вся краска ушла с лица от жгучего стыда и унижения. Девушка едва дышала. Хеду стоял в стороне, лицо его застыло мертвой маской, губы плотно сжаты. Как и кулаки. Но он не вмешался.

Гур-Хан хотел чтобы все видели, как она регенерируется.

– Волшебный белый птица сильный. Она открыть портус новый мир!

– выкрикнул он в толпу.

Пархи вокруг него радостно завопили.

Ссадины и гематомы не затягивались мгновенно, и ей пришлось так стоять весь день, прикрывшись руками и волосами. Вскоре людям надоело стоять около помоста в ожидании чуда, и народ потихоньку разбредался.

Около нее стояло несколько стражников и притихший Хеду. Ему было жаль ее, девушка видела это, но поделать он ничего не мог. Он и сам был подневольным магом, и немного погодя Акку догадалась, что он тоже не из Парх-Цедеса. От участи дахджаса его спасла лишь магия.

К вечеру Гур-Хан снова собрал народ, все увидели, что на теле ее действительно стало меньше следов его жестокого избиения, опять орали довольные и воинственные лозунги о будущем новом мире, в который они непременно попадут. Акку с ненавистью обводила взглядом этих дикарей. Нет оправдания их жестокости. Даже собственное загнивающее царство.

Перед тем, как отпустить ее с помоста, глава абтана, неприятно оскалившись, схватил несчастную девушку за волосы и швырнул на колени. Ударил несколько раз, наслаждаясь ее жалобными криками. К нему подбежал Хеду, пытаясь остановить, и неожиданно Гур-Хан резко прислонил лезвие своего изогнутого, как серп, меча к его горлу. Черные глаза-бусины не мигая смотрели на мага. Угрожающим голосом он что-то сказал Хеду на языке пархов, тот ему не ответил, только зыркал молча.

Акку ничего не поняла из слов Гур-Хана, да и не хотела понимать. В то момент ей было слишком больно и тяжело, чтобы осознавать что-то еще. Все мысли поглотила собственная мука.

Потом глава абтана оставил их, вернувшись к своим делам.

Едва он ушел, как Хеду опустил на плечи дрожащей девушки свой плащ. Она тихо скулила в кулак, не обращая на него внимания. Маг поводил руками над тканью, облегчая ее боль. Места ударов перестали гореть и ныть, но она все равно всхлипывала. От жалости к себе.

– Как же так, Хеду? Неужели так будет всегда? Гур-Хан чудовище. Хочу, чтобы он сдох! Да простит меня, Мудрый Веши...

– Прости... Мне так жаль, что я не смог остановить его, - вид у мага тоже был несчастный.
– Я... я чувствую себя таким жалким. Я ничего не могу, Акку...

– Я знаю, - тихо ответила девушка, плотнее закутываясь в плащ.
– Я чувствую то же самое. Так трудно чувствовать всепоглощающее одиночество, а я ведь даже ничего не помню. Как будто только родилась, но сразу взрослой. Мне так тяжело. Я ничего не знаю о себе, какой я человек? Хороший или плохой? Мне страшно, Хеду. Я ничего не знаю о мире вообще.

– Я говорил уже - это странно. Обычно перемещение не стирает память. Твой случай уникальный. Но одно знаю точно: как человек ты явно лучше меня. Я стоял там как полное ничтожество. Я... я...

Он не смог договорить. Но она и так знала, что он боится Гур-Хана. Все его боялись, и она тоже. Больная его жестокость не знала границ.

Они медленно побрели в сторону женского дома. Хеду придерживал ослабевшую девушку под локоть.

– Прости меня, Акку...

– Не надо, Хеду. Я понимаю.

Внезапно остановившись, она повернулась к нему и взглянула измученно в синие глаза. Протянула руку к его шее и стянула с нее намотанный платок. Он хотел отпрянуть, но розоватый и неровный шрам уже промелькнул в многослойных одеждах. Рука мужчины рефлекторно прикрыла его.

– Это шрам от рабского ошейника, не так ли?

Он молчал, плечи его понуро опустились. С почерневшего неба снова начал накрапывать дождь. Капли были такими крупными, что они заторопились по ступеням под навес у женского дома. Внутрь мужчине было нельзя, и они часто сидели на краю деревянной террасы, прячась от дождя под навесом. Он дождался, когда она переоденется в свой серый костюм. Когда девушка вышла, они уселись возле металлической чаши с огнем, свесив ноги с террасы. Из-за вечного болота под ногами дома тут ставили на крепких сваях.

Акку отрешенно смотрела на грязь под свисающими ступнями. Снова решила с ним поговорить об этом.

– Я не осуждаю тебя, Хеду. Пыталась, но больше не могу. Ты все равно что дахджас здесь.

Сказала, словно плеткой огрела. Он отшатнулся, глядя на нее с такой тоской, что она испугалась - не переборщила ли.

– Скажи мне, откуда ты? Как попал сюда? Ты ведь не парх, верно? Расскажи мне что-нибудь о себе.

Маг продолжал хранить молчание, на лице его пролегла тень, изменив мага почти до неузнаваемости. Он уставился застекленевшим взглядом в темноту леса.

– Я просто не хочу чувствовать одиночество, - снова прошептала девушка. Она села поближе к греющему костерку в металлической чаше.
– Помоги мне хотя бы в этом. Поговори со мной. Стань мне другом.

– Я и так твой друг. Ты даже представить себе не можешь как мне жаль, что я вытянул тебя сюда. Если бы вернуть время вспять, и я бы знал, что здесь окажешься ты, я бы отказался.

– Гур-Хан бы прикончил тебя на месте.

– Скорее всего.
– Дернул плечом маг, отбрасывая черную косу за спину. В руках он теребил шнурок с крупными белыми бусинами странной формы.
– Но я так устал, что мне иногда бывает все равно.

– Давно ты здесь?

Хеду призадумался.

– Если я правильно считаю, то уже... восемнадцать лет.

– Восемнадцать?!
– шокированно воскликнула девушка.

Помимо изумления на ее лице отобразилось разочарование. Ведь в глубине души ей еще хотелось верить, что удастся выбраться отсюда. Но Хеду не может сделать этого уже восемнадцать лет... Восемнадцать лет в заточении на чужой земле. Разве есть у нее хоть шанс?

– Да. Меня украли, когда мне было одиннадцать. Я лазил по скалам над морем, любил там играть. Как сейчас помню дул свежий ветер, брызгали соленые капли на лицо. Я стоял, раскинув руки и вдыхая это великолепие природы. Бедные родители, наверное, до сих пор думают, что их сын разбился и утонул в море... За мной как обычно увязался мой пес Бальтор. Он по пятам за мной ходил, отец подарил мне его щенком, когда мне лет пять исполнилось. Принес вместе с мамой рано утром в коробке, сказал это сюрприз на день рождения. Бальтор стал моим лучшим другом. Вот мы и прыгали с камня на камень, перебирались по большим выступам. Как вдруг у подножия небольшого грота воздух изменился...
– При болезненном воспоминании в голосе Хеду прозвучала тоска. Он еще быстрее затеребил бусины, и Акку, присмотревшись, поняла, что это крохотные черепа.
– Словно загустел, завибрировал. Меня заинтересовало, конечно, я подошел ближе. Как сейчас помню рычание Бальтора. Мой пес чувствовал что-то неладное, но остановить меня не мог. И когда меня уже втягивало в портус, он прыгнул за мной. Понимая, что вряд ли уже спасется. Он просто прыгнул...

После недолгого молчания, Акку тихо спросила:

– Что с Бальтором?

Хеду поднял на нее глаза. Темно-синие. Печальные.

– У каждого портуса всегда сидит засада. Вышвырнуть может где угодно, но не дальше радиуса примерно в километр. Мы попали прямо им в руки. Бальтора убили сразу же. Собак здесь сроду не видели, у него не было шанса.

Закусив губу, Акку слушала его историю, вспоминая попутно как сама очнулась под ливнем, ничего не соображая. Что же испытал совсем маленький мальчишка, когда на шее его затянули петлю раба?