Цель мафии

— Что, блядь, это значит? — прорычал я.

— Следить за Бускеттой, и вести себя тихо. Ты не очень хорош в этом.

— Что я тебе говорил о слежке за мной, coglione (ублюдок)? Ты, наверное, очень хочешь умереть сегодня.

— Ты меня не убьешь.

— Ты ошибаешься, — Алессио не имел права так уверенно говорить об этом. Это меня разозлило.

— Если ты выстрелишь, они услышат и поймут, что рядом опасность.

— Может быть, твое убийство стоит того, — черт возьми, он был прав. Я ненавидел это.

— Не будь смешным. Кроме того, я могу помочь тебе найти Бускетту.

— Мне не нужна твоя помощь.

— Упрямый принц, — он покачал головой и потянулся вниз, поднимая свой рюкзак. — Тогда удачи. Ты идешь не в ту сторону, — он взвалил рюкзак на спину и начал уходить.

Ярость вспыхнула, как фитиль, и я бросился к нему, прижимая его к дереву одной рукой. Правой рукой я держал пистолет у его лица.

— Почему ты здесь? Почему ты снова преследуешь меня?

— Я начал следить за тобой только три часа назад. А здесь я уже неделю.

— Почему?

— Чтобы найти Бускетту и убить его, пока он не убил тебя, — его серые глаза искали мой взгляд.

— Мне не нужна твоя помощь, — повторил я, засовывая пистолет за пояс на пояснице. — Я не хочу, чтобы ты участвовал в моей жизни, — я отпустил его, как будто он был в огне и сделал шаг назад.

— Очень плохо. Потому что я не покину Сицилию, пока Бускетта не будет мертв.

— Это не твоя забота, Алессандро.

Выражение его лица стало серьезным и решительным. Как будто он собирался поклясться мне в верности.

— Ты — моя забота, Джулио. Сейчас и навсегда, независимо от того, как сильно ты меня ненавидишь.

Сердце ёкнуло при этих словах, и меня захлестнул шквал эмоций. Как у него язык поворачивается говорить такое, когда именно его поступки разрушили то, что когда-то объединяло нас? Печаль, доброта и ласка уступили место неутомимому гневу. Я жаждал нанести ответный удар, заставить его ощутить ту же боль, что испытывал и я.

— Это ничего не изменит. Ты мне не нужен, и я тебя не люблю. Так же, как и твои родители.

Его ноздри раздувались под быстрым, рвущимся вдохом, и боль исчезла, оставив лишь угрюмые следы на его лице. Однако эти слова не облегчили мою боль. На самом деле, мне стало еще хуже, когда он несколько раз моргнул, словно потрясен всем тем, что происходит. Затем Алессио вздохнул и выдохнул, после чего медленно повернулся и пошел прочь.

Разочарование переполняло меня. Мне было мало.

Я жаждал реакции. Я заслуживал ее. Я сжал кулаки, желая схватки.

— Это все? — спросил я ему в спину. — Тебе нечего сказать, Риччи?

Алессио не обернулся. Он шел вдоль хребта, длинными шагами направляясь в противоположную сторону. Я не мог вынести его молчания. Для него это было слишком просто.

— Я хочу, чтобы ты уехал из Сицилии, — сказал я, следуя за ним. — Не хочу видеть тебя рядом со мной или моей семьей.

Ничего, ни дерганья, ни вздрагивания. Он продолжал идти.

Я понимал, что мое поведение было несомненно незрелым, но гнев победил разум. Я жаждал, чтобы он упал к моим ногам, искренне и безмерно просив о прощении. Чтобы он рыдал и умолял меня не причинять ему вреда. Ведь он чуть не лишил меня отца средь бела дня и даже не соизволил признаться в этом.

Не думая, я повалил его на землю. Алессио упал, не удержавшись на ногах. Я ударил его по почкам, довольный тем, что он хрипит в ответ.

— Pezzo di merda!(Гавнюк!) Я должен сломать тебе вторую руку!

Оттолкнувшись от меня, он с ловкостью сбросил меня со своей спины. Приземлившись в грязь, я был готов к его следующему ходу. Вспомнилось, как мы уже сталкивались с этим в Шотландии, и я предвидел, что Алессио постарается прижать меня к себе, рассчитывая на свою более массивную фигуру. Но я не оставил ему шансов. И с одной здоровой рукой он был в невыгодном положении.

Сделал выпад и оказался на нем сверху. Когда ударил Алессио по ребрам, он зашипел, закрыв глаза, как будто ему было очень больно.

— Cazzo!(Блядь!) — простонал он. — Principe, per favore. (Принц пожалуйста) Мои ребра все еще сломаны.

Сломанные ребра?

Я сполз на его бедра и задрал рубашку. На нем места живого не было, весь его торс украшали выцветшие желтовато-коричневые синяки. Этот ужасный гобелен был результатом темницы, когда люди моего отца выбили дурь из Алессио.

Я слез с него и встал. Мне не хотелось сочувствовать страданиям снайпера. И все же я сочувствовал.

Поморщившись, он сел и подтянул рубашку. Алессио тяжело дышал. Даже во время бега я никогда не слышал, чтобы он так выдохся.

— Ты в порядке? — необдуманные слова слетели с губ прежде, чем я успел их остановить.

Он жестко кивнул мне, затем медленно поднялся на ноги. Он не мог согнуться из-за ребер, поэтому держал спину прямо и, спотыкаясь, направился к дереву. Выглядя немного бледным, он привалился к стволу.

— Как ты собираешься убить Бускетту, если ты не можешь стрелять и едва двигаешься? — я прищурился на него.

— Я могу стрелять левой рукой.

— Метко? — он не ответил, поэтому я сказал очевидное. — Они сломали тебе руку и ребра.

Алессио просто стоял и дышал. Madre di dio. Я не знал, насколько серьезно он был ранен. Но и не спрашивал.

— Не думал, что они могут причинить тебе такую боль.

Он слегка покачал головой.

— Я готов вытерпеть сотню побоев или тысячу ради тебя. Нет такого количества боли или страдания, которое не принял бы во имя тебя.

— Черт возьми, Алессио, — сristo.

Я не хотел ничего чувствовать при его заявлении, но смягчился на самую малость.

— Это правда. Прости меня, принц.

Оставшись одни на холмах, мы стояли под сицилийским солнцем и пытались перевести дух. Я был зол, но в то же время мне было грустно. Я скучал по нему. Мне не хватало того, что у нас было, тепла и взрывной химии, пока он все не разрушил.

Поэтому я сказал ему правду.

— Я не могу тебя простить.

— Не можешь или не хочешь?