Целитель судеб

Лия вжалась в кресло, надеясь, что Калинка ее не заметит. Впервые Лия отдала себе отчет, что целую ночь провела в покоях наедине с мужчинами, ни один из которых не являлся ее родственником. Если Арман узнает, рад не будет. Если мама узнает - тоже рада не будет. Потому лучше, чтобы не узнали, а там... там посмотрим.

Но Калинка своей придворной, казалось, не замечала. В состоянии сломанной куклы она не замечала ничего, лишь смотрела с надеждой в глаза принца и бесшумно шевелила губами. Будто все что-то хотела спросить, да не знала как.

– Это правда?
– вопрос вышел тихим и беспомощным, но в звеневшей в спальне тишине он показался неожиданным раскатом грома.

– Мой жених убил Рэми?

– Неправда, - холодно ответил Мир.
– Не просто убил. Он был умелым палачом. На Рэми места живого не осталось. Так что не смей этого ублюдка называть своим женихом. Этого никогда не будет.

– Может, он просто болен...
– по щекам Калинки покатились слезы, но девушка уже не дрожала, стояла перед принцем гордо выпрямившись, будто хотела...

Лия отвернулась, поняв, чего именно принцесса хотела: защитить, понять человека, которого уже всей душой любила. Лия сжала зубы - она вполне понимала, какого это любить кого-то недосягаемого. Вот и она...

– Может, его можно еще вылечить?

– Болен и лишь слегка безумен, - оборвал Мир.
– Он никогда не изменится, пойми. Подобные ему не меняются. Твой Элизар - обожравшийся вседозволенностью придурок. Я знаю таких: в моей свите придурков полно. Но у них есть я. Есть дозор и Кодекс. Есть крепкая цепь в виде законов. Нарушил закон - плати. Дорого. А вождя мне притушить нечем... Так что прости - исцеления не будет. И свадьбы не будет.

– Я хочу домой...
– Калинка, мгновение назад полная сил, вдруг осунулась, побледнела так, что Лерин шагнул к ней, явно готовясь подхватить девушку, если она вздумает терять сознание.

– Вот как? Теперь и храм - спасение?
– продолжал язвить Миранис.
– А ты так горячо туда не хотела... Прости, сестренка, не могу исполнить твоего каприза. Уйти из Виссавии мы можем только когда нас отпустят. Нас не отпускают.

– Что теперь?

– Ничего. Ты вернешься в свои покои и в этих не покажешься. Они стали опасными.

– Он осмелится и тебя?
– отшатнулась Калинка.
– Наследного принца Кассии?

Мир не ответил. Не выдержав тишины, Калинка развернулась и кинулась опрометью из покоев наследного принца.

– Зря ты так, - сказал Тисмен.
– Она не виновата.

– Мы все не виноваты, - холодно ответил Мир.
– И у меня - причины. И у вождя - причины. У всех причины... а все мы платим.

Глаза принца вдруг удивленно расширились. Вздрогнули телохранители, разом повернувшись к окну. Стихла в одно мгновение буря, над кланом повисла звенящая тишина, быстро начали затягиваться небеса кровавыми тучами, крася все вокруг в разнообразные оттенки красного.

– Рэми, ты что творишь?
– прошептал Мир.

И тут землю сотрясло...

Лия закричала, когда в окно ударила красная волна, и стекло пошло трещинами, со звоном осыпаясь на пол. Тисмен бросился к ней, грубо швырнул ее на пол и закрыл своим телом. Их осыпало дождем осколков. Вновь тишина, в которой столь громким был перестук тяжелых, кроваво-красных капель, стекающих с волос Тисмена:

– Ты как?
– прошептала Лия.

– Молчи ради богов, - выдавил телохранитель.
– Это еще не все.

Вторая волна была сильнее. Лие показалось, что ее душу кто-то собрал в кулак, стиснул в безумно тугой комок и шарахнул со всей силы о землю, позволяя разлететься на мелкие кусочки.

Не успела она прийти в себя, как третья волна шарахнула в щит Тисмена, обдав обжигающей волной, и, подняв голову, Лия еще успела заметить, что Мир стоит у окна на фоне кроваво-красного неба, спокойный и отрешенный, а вокруг него в бешенном танце бушуют алые вихри:

– Подожди меня, мой принц, закончу дела и вернусь, - прошептал знакомый до боли, и в то же время чужой голос брата.

– Я жду тебя, целитель судеб, - тихо, как-то обреченно ответил Миранис.

Все затихло. На щеку Лии капнула горячая капля, и ее с головой накрыла волна беспамятства.

Глава четвертая Проклятый

Миранис стоял у окна и равнодушно смотрел, как остывает на горизонте ядовито-красное марево. Что же, наверное, он этого ожидал. Наверное, даже этого боялся, но теперь не было страха. Была... какая-то опустошенность и ощущение, что он проиграл.

Принц закрыл глаза. Красное сияние тревожило его даже через опущенные веки, но сейчас это было неважно. Миранис глубоко вздохнул и позволил своей душе выйти из неподвижного тела, стрелой пролететь над лесом и повиснуть над замком вождя.

Свет, исходящий от замка, слепил. Он непрерывным потоком лился сквозь окна и вел себя неправильно, не прыская во все стороны, а окружая замок практически непрозрачной, переливающейся кровавыми сполохами, полусферой. Исходящее от сферы сияние окрашивало лес вокруг в ядовито-красные оттенки, постепенно отравляя все живое: пожухла листва на окружающих замок дубах, завяли цветы на увивавших колонны жимолости и клематисе, упали на травы обессилившие животные, и даже дух Мираниса почувствовал накатившую волну слабости.

Хуже всего было виссавийцам, что раз за разом пытались проникнуть в замок. Миранис знал, что они всего лишь хотят защитить вождя, но понимал, что их попытки тщетны... даже опасны... А, самое главное, бессмысленны. Впрочем, таким объясняй или не объясняй, а они все равно ничего не услышат. Великий народ целителей был ослеплен собственной гордыней.

– Мой принц, - зов рывком вернул Мира в собственное тело. Разорвалась внутри болью вспышка и Мир слегка поморщился - вечно Кадм не вовремя. Он медленно открыл глаза, выдыхая из себя остатки окружавшей замок отравы.

– Говори, Кадм.

– На счастье все живы, - в голосе телохранителя читалась злость и недоумение. Что же, улыбнулся про себя принц. Было мало вещей в этом мире, которых Кадм не понимал. Красное сияние за окном, не пускавшее виссавийцев в замок вождя к таким и относилось. Телохранитель ничего не понимал, но спрашивать опасался. Правильно. Мира лучше сейчас не трогать - еще немного и взорвется.

Мальчишка Рэми вновь принес им проблемы, при этом проблемы очень крупные. Мальчишка осмелился дать принцу понять, чтобы тот не вмешивался. Потому что Рэми, видите ли, был занят и не хотел, чтобы им мешали. Да и был ли там Рэми? Мир знал, что не было.