Целитель. Десятое Блаженство
Шрифт:
Узнавалась долговязая фигура Гайдая, округлая – Староса, коренастая – Чухрая.
– Приехали! – объявил я. – Дальше – ножками! Длинными, такими, стройными…
Девчонки чмокнули меня по очереди.
* * *
– Лёня поражает своим мальчишеством, – чуток лукаво сощурился Чухрай, пальцем приглаживая усы. – Энергия, экспрессия, гротеск! И всё в удалом, сумасшедшем ритме!
– И ни одного лишнего кадра, – поддакнул я. – Но, именно потому, что Гайдай – мальчиш этакий, ему не снять того, что выходит у вас – светлой пронзительности,
– А люди равно льют очистительные слезы… – медленно проговорил Григорий Наумович. – Слезы радости и слезы печали…
Бархатно ударил гонг.
– Объявляется посадка на рейс по маршруту Москва, Шереметьево – Берлин, Шёнефельд…
– Товарищи! – пылко воззвал Леонид Иович. – Не отстаем!
– Гайдай шагает впереди-и, – насмешливо пропел Чухрай, перефразируя известный мотив, – Гайдай шагает впереди!
* * *
Перонный автобус, чудилось, лег на брюхо и полз по гладкому бетону. Пассажиры дисциплинированно держались за поручни, дивясь невероятному силуэту.
– Никогда не летал на сверхзвуке… – пробормотал Старос, глядя за окно. – Не знаю даже, каково это…
– Быстро, – улыбнулся Видов. – Заметно, как земля перемещается, уходит под крыло.
Остроносый «Ту-144» наплывал, изумляя хищным очерком фюзеляжа и громадным килем с прорисью красного флага. «Ил-96», что выруливал подальности, жался к земле, словно пугаясь высоты, а вот «сто сорок четвертый» рвался вверх, вытягиваясь на длинных, птичьих стойках шасси.
Самолетная дверь отворялась на уровне третьего этажа, и к ее порогу приткнулся огромный спецтрап с эскалатором.
– Ого! – впечатлилась Рита, глянув вверх. – Я даже не думала, что он такой… Здоровенный, высоченный!
– Истребитель-переросток, – усмехнулся я.
Лишь став на ступеньку «лестницы-чудесницы», мне удалось пожать руку Гайдаю.
– Леонид Иович, как вы?
– Жив! – ухмыльнулся мэтр. – Я читал вашу раскадровку «Видео Иисуса», Миша. Думаю, может выйти очень даже стилёво. Правда, есть кое-какие мыслишки… Надо будет надавить на Эшбаха, как следует, а то, знаете, какой-то у него перекос в сторону мужских персонажей. И это надо очень аккуратно подправить. Например, сделать из Сьюзен Миллер не просто секретаря, а, вдобавок, ассистента, референта и айтишника!
– Хм… – задумался я. – Автор может и повозбухать…
– А если намекнуть автору, что эта роль достанется Маргарите Гариной? – хитро прищурился Гайдай.
– Бросится переписывать!
В тамбуре нас встретили улыбчивые стюардессы, и увели направо, в задний, чрезвычайно длинный салон. Слева по полету стояли блоки из двух кресел, справа – по три. Через несколько рядов светло-синяя обивка сидений чередовалась с оранжево-желтой. Закрытые багажные полки зрительно интегрировались с плафонами освещения, переходя в потолочный свод. Стилёво.
Мы с Ритой уселись вдвоем, а Наташа пристроилась напротив, подсев к Руте и Олегу. Обе кумушки тут же принялись шушукаться и хихикать – Видов мне улыбнулся, и я изобразил полное понимание.
Евины гены!
Рита приткнулась сбоку и украсилась улыбкой.
– Вспомнила сейчас, как Лея хвасталась! Сейчас, говорит, бабу Лиду в два раза сильнее люблю. И деда Филю. Больше-то нет! – подавшись ко мне, она тихонько спросила: –
А Наташка тебе ничего про своих родителей не рассказывала?Я покачал головой.
– Проговаривалась иногда… Я так понял, что Ната не секретничает, просто ей неприятно вспоминать семейную драму. А уж какую…
– Нет-нет, – заторопилась Рита, – я ей даже не напомню! Захочет, сама всё расскажет. Может, и полегчает…
Помолчав, она легко вздохнула.
– Опять съемки, опять вся эта суета… Но она меня радует! – поерзав, «главная жена» молвила задумчиво: – Может, Наташка и права… Надо было Инну взять. А то как-то на душе неспокойно. Миш… М-м… Наверное, я слишком часто об этом беспокоюсь… Скажи… Ты рад, что «тройной красотой окружен»?
Подумав, я с чувством сказал:
– Да!
– Мы как-то с девчонками разговаривали, – оживилась Маргаритка. – Ну, вот смотри. Мужчина женится на девушке. У них родится ребенок. Проходит год или два – пара расстается, он уходит к другой, выплачивая алименты первой. Еще ребенок – и снова развод! Не сошлись характерами. Наконец, мужчина с третьей… И это считается нормальным! Две молодые женщины одиноки, двое детей растут без отца, но греха в этом нет! Но вот если все четверо живут вместе, в любви и согласии, а у детей есть и папа, и мама… Ну, пусть три мамы! Вот это уже грешно! Вот это аморалка! Почему за нравственную принимается ситуация, когда счастье – табу?
– Знаешь… – я глядел в иллюминатор, где раскинулась сплошная плоскость крыла. – Однажды мне попалась книга… Хорошая книга… О далеком будущем. Там человечество не исследует космос – все люди очень любят друг друга, и боятся отпускать хоть кого-то в опасные полеты к звездам.
Я читал – и думал, что мы… я, ты, Инна с Наташей… мы как бы ячейка того общества из «прекрасного далёка», где возлюбить ближнего – не заповедь, а истина.
Рита мило покраснела, и прижалась легонько, как будто молча соглашаясь с моими выводами.
– Уважаемые пассажиры, командир корабля и экипаж от имени «Аэрофлота» приветствуют вас на борту сверхзвукового пассажирского самолета «Ту-144», выполняющего рейс по маршруту Москва – Берлин. Полет будет происходить на высоте семнадцать тысяч метров со средней скоростью две тысячи двести пятьдесят километров в час. Время в пути – один час пять минут. Рейс выполняется экипажем Шереметьевского объединенного авиаотряда, командир корабля – инженер-пилот 1-го класса товарищ Верещагин…
Стюардесса, облитая синим костюмчиком, щебетала, не скупясь на улыбку. Снизу ровным хором запели двигатели, работающие на малом газу. Товарищ Верещагин погонял их – звук всё набирал и набирал мощи, восходя к обвальному грохоту взлетного режима.
Самолет стронулся рывком – нас тут же вжало в спинки кресел. Скорый разбег промелькнул, лишь краешком задевая сознание, и вот в иллюминаторах завились туманные струи – махина «сто сорок четвертого» неощутимо оторвалась от земли.
А ускорение не меньшало – ревущий лайнер набирал высоту с колоссальным углом тангажа. Ноги выше головы!
Минуты три не спадала перегрузка – мы будто в космос стартовали!
Постепенно меня перестало вдавливать в спинку сиденья, а тучи промахнули под крыло. Самолет обгонял звук, и на равномерный гул двигателей наложилось довольно громкое шипение – это воздух обтекал фюзеляж.