Цена короны
Шрифт:
Флайри вскочила.
– Он???!!!
Наемница кивнула.
– И чего ты ждешь?! Поехали! Поехали скорее!!!
Тэм покачала головой.
– Не шуми. Мы поедем. Но сейчас и тебе, и мне надо хотя бы немного отдохнуть. Прости, но это необходимо. Не забудь, пожалуйста: возможно, нам придется драться. Да, я – один из лучших клинков Аккении и Туллена, но, во-первых, нас двое, а их может оказаться куда больше. Во-вторых, среди них может оказаться маг, а он стоит не двух, не трех – самое меньшее, пятерых.
– Но…
– Обоз идет к нам навстречу, – наемница снова подошла и присела перед ней на корточки. – Я посмотрела
Молодая женщина хотела возразить… И вдруг поняла, что возразить нечего, да и смысла возражать нет.
Амилла перевернулась на бок и свернулась клубочком, но сон не шел. Ночь припала к окну, щурила злые подслеповатые глазки-звезды, заглядывала в комнату сквозь плети дикого винограда. Исчезли все цвета, остались лишь оттенки серого. Очертания вещей исчезли под складками пепельной вуали, заляпанной грязно-белесыми мазками.
Как страшно… Девушка села на кровати, обхватив колени, и закуталась в покрывало.
Адрелиан – муж телом и дитя разумом – на троне… Настоящей правительницей Туллена будет она, Амилла, дочь князя Сандирского, что так и не стал королем Кандии.
Будет – если ей это позволят.
Как мало зависит от нее. И как сильно она зависит от тех, кто сильнее ее.
Думала ли она об этом, когда узнала, что ей суждено стать императрицей Туллена? Думала ли она об этом, покачиваясь в носилках, запряженных двумя мохноногими лошадками, что осторожно спускались по горным тропам? Думала ли об этом, когда на севере навсегда растаяла стена Халланских гор, а впереди вставали белокаменные стены столицы?
Рано или поздно ей придется самой принимать решения. От этих решений будет зависеть многое, очень многое. И, прежде всего – ее собственная жизнь и судьба. Потому что если она ошибется, никто не защитит ее.
Даже лорд Адрелиан.
Если только маги Серого Ордена сумеют исцелить его…
А захотят ли они его исцелять?
Может, именно они околдовали Адрелиана, превратили в вечно пьяного тупицу, не способного связать двух слов – не то что управлять страной? Или, еще хуже, подменили его двойником, а то и гомункулом, живой куклой, послушной их воле?
Кто тогда защитит ее? Кому хватит смелости помешать тем, чья правота не подвергается сомнению?
Если кто и мог это сделать, так это Адрелиан. Еще в тот вечер, когда он в первый раз пришел к ней в комнату, Амилла поняла: воля этого человека крепче гномьей стали. И он свернет Халланские горы и заставит Ошун и Ирикан устремиться к океану Ваннвей ради той, которую полюбит всем сердцем.
Великие боги… Неужели она сама, собственными руками разрушила свое счастье? Может быть, не стоило так торопиться?
«… И если урок кажется нам слишком жестоким, то, значит, мы не вняли иным предупреждениям, не позаботились о том, чтобы предотвратить или облегчить свою участь…
Или неверно истолковали прошлые уроки»…Сейчас это уже неважно. Всеведущий епископ испугался не ссоры с йорд-кааном Балеогом, не мира с Кандией. Даже не того, что произойдет, когда народ Туллена узнает, что новая императрица не верует в божественную сущность пресветлого Сеггера, но считает его всего лишь мессией, принесшим людям Слово Небес…. Просто он понял: рано или поздно лорд Адрелиан – император Адрелиан – стукнет кулаком по столу, так что трещины побегут по толстой столешнице, и скажет: «Такова моя воля, и вы, ваше святейшество, мне не указ».
И решил нанести упреждающий удар.
Но и вы не всесильны, ваше светлейшество. И сами прекрасно об этом знаете.
Амилла подошла к столику и развернула один из свитков, принесенных из библиотеки. В комнате было слишком темно, чтобы разобрать хоть пару букв. Но бывшая невеста лорда-регента хорошо помнила, о чем говорят эти строки.
«…Феликсу Гаптору удалось объединить силу двух Храмов: Церкви пресветлого Сеггера и Храма Вольных. Маги Тоа-Дана тоже откликнулись на призыв патриарха. Лучшие воины Туллена и Аккении, забыв раздоры, встали под знамена войска, выступившего в поход против сил Тьмы.
Велики были их доблесть и мастерство, но они проиграли. Казалось, Легион Смерти не заметил потерь, понесенных в Шаардском сражении. Многие маги и воины, смутившись, вопрошали себя: можно ли убить то, что уже мертво?»
Она даже не увидела, а почувствовала, как темнота, перевитая многорукими лозами, шевельнулась и шагнула к ней. Звезды и мазки света зашевелились, точно отражение в потревоженной глади пруда. Одни погасли, другие стали складками тяжелых штор, начинающихся ниоткуда. А может быть, это были и не шторы, а плащ, окутывающий саму ночь…
Что-то подсказывало: надо закричать, позвать на помощь. Надо испугаться. Но странное дело: Амилла не чувствовала страха – разве что трепет, который охватывает при виде чего-то незнакомого, но необъяснимо влекущего своей чуждостью.
– Приветствую тебя, моя королева.
Голос прозвучал как выдох ночного ветра среди тишины, как эхо в колодце – бесплотный, невесомый, но завораживающе глубокий и заполняющий собой весь мир… хотя холод, которым от него веяло, ничем не напоминал живительную прохладу, радующую усталых путников. Не напоминал он и о гордых пиках страны йордлингов. Он не пугал – куда страшнее было назвать это по имени.
– Тьма не есть смерть, – Амилле показалось, что тень улыбнулась. – А смерть – не то, чего следует бояться.
«Я знаю»…
Но откуда она может это знать?
– Знание сокрыто в нас, как плод в цветке, – прошелестел ночной гость, словно читал ее мысли. – Только мы боимся увидеть его…
Тень сгущалась, становилась плотнее. Она ниспадала тяжелыми складками плаща, теряясь среди других теней на полу… а может быть, это были сложенные крылья. Так же и одеяние под ними могло быть и камзолом, и панцирем… или оказаться чем-то таким, для чего нет названия. Потом из тьмы проступило лицо цвета полной луны. Старой луны, которая была одна на небе.