Цена счастья

— Я тебя совсем не понимаю, — донесся до нее негромкий, но ясный голос Дадли. — Отрывочная фраза, письмо, загадочные слова, которые распевали девочки?..

— Старое письмо. Возможно, какая-то юная женщина написала его твоему прадедушке. Это звучит фантастично? — Эмме хотелось узнать мнение Дадли.

— Крайне фантастично, — не колеблясь ответил Дадли. Он посерьезнел, но не утратил присущей ему мягкости в обращении. — Эмма, дорогая, мне кажется, у тебя расшатались нервы. Да это и неудивительно после пережитого всеми нами стресса. Ты должна перенести на утро свой мифические поиски. Позволь мне помочь тебе спуститься по лестнице.

Тускло освещенный заброшенный чердак с пляшущими по стенам и потолку тенями был только фрагментом кошмара, мучившего Эмму, как страшный бесконечный сон. Она протерла глаза и подумала, что, если бы не ускользающая от ее все еще затуманенного сознания важная деталь, ключ к разгадке старого письма и душещипательного опуса Луизы был бы у нее в руках. Но сейчас все ее усилия бесполезны. Она слишком устала.

— Да, пойдем, — ответила она Дадли. Казалось, ее голос доносился откуда-то издалека. — Как хорошо, что ты нашел меня здесь. Иначе я заснула бы на старом тряпье. Кому принадлежала эта одежда, Дадли?

Он твердой рукой взял ее под локоть и повел вниз.

— Алый бархат… тюрбан… — бормотала она заплетающимся языком.

Они были уже на втором этаже, осталось несколько шагов по коридору до ее спальни. Яркий свет слепил Эмму. Она снова приложила руку к глазам, перед которыми все еще мерцал алый бархат.

— Кому все-таки принадлежали эти наряды? — настаивала она.

Дадли что-то ответил, но, наверное, она неправильно его поняла. Ей послышалось, что он сказал: «Шлюхе». Разумеется, он не мог выразиться так грубо — это не в его, как правило, учтивой манере.

Барнаби еще не ложился. Перед Эммой пробралась широкая и пустая кровать. Обессиленная женщина сделала последнюю отчаянную попытку стряхнуть с себя обволакивающий сон. Она поступила неосмотрительно, приняв снотворное, поскольку крепко спать в этом доме небезопасно. Но почему? Мысли Эммы путались; она залезла под одеяло, положила голову на подушку и заснула.

Утром ей не удалось осуществить свой план — разыскать на чердаке письмо и разгадать его тайну, — поскольку пришла телеграмма от Сильвии.

Глава 16

Телеграмму принесла миссис Фейтфул. Она сказала, что ее доставил мальчик; она решила, что дело срочное, и тут же поднялась с ней наверх. Эмма не сразу заметила, что старуха задержалась на пороге, пока она вскрывала конверт и читала отпечатанное послание:

«Извините не смогла прийти на свидание тчк На том же месте в одиннадцать утра сегодня тчк Срочно тчк Никому не говорите тчк Сильвия»

У Эммы перехватило дыхание, но она заметила, что миссис Фейтфул пристально наблюдает за ней, словно пытаясь что-то разглядеть своими подслеповатыми глазами.

— Мне необходимо уйти, — обратилась к ней Эмма. — Я отлучусь на два или три часа. Не присмотрите ли вы с Ангелиной за детьми, пока я не вернусь?

Эмма не стала дожидаться ответа служанки, не до церемоний. Теперь она отдавала приказы, нравилось это напыщенной старухе или нет.

— Вы действительно должны?

— Да, это очень важно. Пожалуйста, пришлите сюда детей.

Только после ухода миссис Фейтфул Эмма поняла, что явное недовольство экономки было вызвано не предстоящим наблюдением за шаловливыми и строптивыми детьми; суть ее поведения заключалась в другом: миссис Фейтфул чего-то испугалась.

Интуиция подсказывала Эмме, что хитрая бестия пыталась утаить страх и дурные предчувствия.

Но теперь не время разбираться в потаенных чувствах домашнего аргуса. Если она намерена успеть добраться до Кентерберийского собора к одиннадцати часам, ей нужно сесть на десятичасовой автобус, а сейчас уже почти половина десятого. Она не должна опаздывать на свидание. Это для нее жизненно важно: ведь Сильвия могла пролить свет не только на тайну исчезновения Луизы — не говоря о бледнолицем незнакомце в окне, дохлых мышах и найденном в поле скелете — но и на загадку длительного путешествия Жозефины.

Она быстро оделась; вскоре на пороге появились девочки.

На них были изрядно поношенные джинсы и вязаные жакеты. Растрепанные волосы делали их похожими на бездомных сироток.

— Послушайте, мои дорогие. Сейчас мне придется уйти из дома. Я вернусь после обеда. Пообещайте, что будете хорошо себя вести и слушаться миссис Фейтфул и Ангелину.

Дина покорно кивнула, но гордячка Мегги взорвалась:

— Можешь вообще не возвращаться. Мы тебя ненавидим.

— Иногда вы мне тоже не очень нравитесь, — спокойно ответила Эмма. — А теперь отправляйтесь гулять. Если кто-нибудь меня спросит, скажите, что я вернусь к середине дня.

— Если ты вернешься, мы запустим пауков в твою постель, — посулила ей негодующая Мегги. — Правда, Дина, мы так и сделаем?

Дина смущенно улыбнулась.

— Или летучих мышей, или жаб. Мы возьмем их у Ангелины. Она тоже тебя не любит.

Теперь у Эммы не было сомнений в том, откуда появились дохлые твари в комнате Луизы. Их подложила Ангелина по наущению Мегги, не выносившей жалкую гувернантку.

— А может быть, мы зажжем и смертельную свечу, — объявила войну Мегги. Но жестокая угроза показалась бесчеловечной даже самой атаманше, и ее умное личико невольно выразило чувство смятения и раскаяния.

Эмма положила расческу на туалетный столик и взяла пальто.

— Честно говоря, Мегги, ты становишься злобной маленькой занудой. Разве тебе самой не стыдно, что ты ведешь себя как избалованное несмышленое дитя? Когда я вернусь, мы, я уверена, придумаем более интересные и достойные игры.

В глазах Дины загорелся слабый огонек надежды, но Мегги, не терпевшая покровительственного тона, гордо вышла из комнаты, откидывая со лба непослушные пряди спутанных волос.

К этой необычной девочке, сотканной из острых противоречий, требовался особый подход. Когда страдала Дина, она взывала к жалости, но Мегги отвечала ударом на удар. Она привыкла сражаться до конца — боже, благослови ее стойкое, храброе сердечко!

Любой ценой Эмма завоюет ее доверие, хотя многие обстоятельства этому и препятствуют. Может быть, сегодня вечером, после того как Сильвия приподнимет покров тайны…

Конспиративная поездка претила открытой натуре Эммы: уйти, ничего не говоря Барнаби! Но на этот раз нельзя рисковать. Она улизнет через заднюю дверь и проберется через поле до автобусной остановки пешком. Возможно, даже успеет вернуться прежде, чем Барнаби заметит ее отсутствие.

Что же хотела сообщить ей Сильвия? Может быть, нечто такое, о чем Эмма предпочла бы не знать?