Центральная реперная
Шрифт:
— Вы летаете? — неожиданно вырвалось у Памелы.
— Летаем ли мы?.. — старейшина поднял голову к вершине шатра. — Об этом надо спрашивать молодых. Тех, кто свободен. Они решают. Кому жить, кому работать, кому летать.
— Разве решения принимает не самый мудрый? — удивилась Памела. — Чем старше, тем мудрее. Я ошибаюсь?
— Все должны приносить пользу. Старый живет прошлым. Он помнит, что было давно, но не видит будущего. У молодых нет прошлого. Они не связаны предрассудками. Они видят цель. В этом свобода. Видеть цель и достигать ее. Потом молодость проходит. Надо заниматься
— Сам? — спросил Вадим.
— Тебе помогут, — кивнул сельван.
— А как же твои дети?.. — протянула Пэм и тут же осеклась, боясь, что вопрос подведет черту разговору.
— Ты права, женщина. У меня нет детей. Поэтому я до сих пор и жив. Я мог бы быть свободным. Но у меня нет цели. Все они остались в прошлом.
— Но ты можешь рассказывать другим о том, что было раньше. Передавать опыт, в конце концов!
Сельван сложил крылья на груди и мрачно уставился на людей.
— Вы — чужие. Вы — не понимаете. Кто бы еще стал с вами говорить? Потом я расскажу молодым то, что узнал от вас. Решения они будут принимать сами. По праву свободного.
— Мы живем по-другому… — Пэм неловко пожала плечами. — Другие отношения в обществе. И я не считаю себя несвободной.
— Скажи, женщина. Много у тебя детей?
— У меня нет детей, — несколько удивленно ответила Памела.
— Почему их нет у тебя? — продолжил новую тему сельван. — Или твой мужчина не имеет сил?
— Имеет, — недовольно буркнул Вадим, но старейшина не обратил внимания на его слова.
— Просто не время, — ответила Памела. — У меня работа. Как только достигну определенного уровня, сразу рожу.
— От кого? — усмехнулся мужчина.
— Не твое дело, — зло бросила девушка. — Желающих хватает.
— Или ты слишком молода и не можешь зачать и выносить дитя? — не отступал сельван.
— Не молода я вовсе, — Пэм не понимала, куда клонит сельван, и нервничала. — Но есть внешние обстоятельства. Например, сейчас я прилетела к вам. Вот когда вернусь домой, тогда и буду думать.
— Ты можешь сопротивляться инстинкту продолжения рода?
— Могу, да.
— Тогда зачем тебе этот мужчина? — старейшина показал когтем на Вадима. — Убей его.
Вадим дрогнул лицом. Быстро, но без суеты поднялся, сделал шаг к сельвану, вынул у него из руки копье и вонзил ему в грудь.
Сельван заклекотал, взмахнул крыльями и повалился на спину. Вадим оглянулся на ошалевшую девушку, криво улыбнулся, сделал шаг и пробил аборигена насквозь, припечатав к песку.
Темно-красная кровь сельвана текла медленно, впитывалась песком и застывала неровным пятном.
— Ты зачем?! Ты зачем это?! — Пэм удалось подняться на ноги, и она отступила к стенке шатра, цепляясь за ворсистую ткань. — Зачем убил?!
— Он угрожал мне. Ты разве не слышала? — спокойно ответил Вадим. — Считаешь, что надо было дождаться, когда они набросятся на меня?
— Он ничего не имел в виду! Это наверняка оборот речи! Что мы скажем остальным?!
— Зачем говорить? Пусть смотрят, —
и Вадим откинул полог шатра.С той стороны стояли два молодых сельвана. Равнодушно посмотрев на труп, они синхронно указали на Вадима когтями.
— Ты должен отправить его в последний путь. Теперь он — твой отец.
— А если я откажусь? — с угрозой в голосе ответил человек.
— Нельзя.
Сельваны повернулись и ушли
— Во что ты нас втравил? — зашипела Пэм, на коленях выкарабкавшись из шатра, — я не знаю, как теперь быть. И вообще… Они же разумные. Пусть и не люди. Это же убийство!
— Истерику прекрати. Всё нормально. Они давно ждали, что кто-нибудь пристукнет их старика. Им повезло со мной, — Вадим усмехнулся.
— Хорошо. И что мы теперь будем делать дальше? С кем разговаривать?
— Ты еще хочешь с ними говорить? О чём?
Пэм задумалась.
— Не знаю… — неуверенно выдала она. — О колонистах, например.
— Их это не волнует. Вот прилетят люди, тогда и будут разбираться. Хотя, конечно, в чем-то ты права. Можно расписать все ужасы прилета землян. Ну-ка, ну-ка.
Вадим взял копье покрепче и пошел к центру поселка, оставив растерянную Пэм у шатра, рядом с трупом старика-сельвана.
Памела оглянулась в поисках приветливого лица. Однако выражения лиц аборигенов не поддавались отождествлению, и девушка спросила у ближайшего сельвана:
— Что у вас делают с мертвыми?
Абориген наклонил голову набок и издал долгий клацающий звук. Переводчик среагировал не сразу.
— Отправляют в последний полет, — и тут же поправился: — Возможно, местное идиоматическое выражение.
— Не думаю… — и тут же снова обратилась к сельвану: — Где начало полета?
Абориген ткнул копьем в край обрыва, с которого спустились люди. Памела посмотрела. Нет, вряд ли она сможет подняться наверх с телом. Если подняться одной, то старика всё равно не втащить, даже на веревке. Но ведь в любом случае, мертвый не полетит.
— Скажи, как это происходит? — Пэм никак не отпускала сельвана.
Тот разразился негодующим клекотом, суть которого заключалась в том, что элементарные вещи знают все. Что рассказывать он не имеет ни времени, ни желания. Что общаться с ней — утрата статуса в племени. Что…
— Я поняла. Что нужно сделать? Или старик так и будет разлагаться в шатре посреди поселка?
Сельван сразу замолчал.
— Я помогу тебе, — наконец, сказал он. — Только потому, что мой шатер — рядом. Все засвидетельствуют, что я был принужден так поступить.
— Да-да, именно так.
Сельван вошел в шатер. Осмотрелся и сказал:
— Возьми нож. Отрежь ему крылья.
Памела сглотнула. Резать разумного, даже если он мертвый… Она же не работник морга. И не врач-патологоанатом.
Конечно, можно представить, что она разделывает курицу. Да-да, курицу, которая бегала, а теперь ее надо засунуть в холодильник. Иначе не лезет. Курицу, которая разговаривала. Памелу чуть не стошнило, когда она вспомнила, что делают с курицей из холодильника. Лучше такого слова даже не говорить. Нет такого слова. Сейчас она просто отрежет крылья. Смотреть надо на перья. Да, на перья. Они красивые… Сейчас она их испачкает.