Частное расследование

Она чуть не рассмеялась, но остановилась в смущении. И я предложил:

— Позвоню сегодня доктору Урсуле, и посмотрим, что она скажет. Согласна?

— Согласна. — Она подошла ближе и записала для меня номер телефона клиники.

Я сказал:

— Ты держись там, Мелисса. Мы с этим справимся.

— Я очень надеюсь. Вы можете звонить мне по личному телефону — номер у вас есть, вы мне вчера звонили.

Она вернулась к кофейному столику, торопливо подобрала свою сумочку и теперь держала ее перед собой, на уровне талии.

Дополнительная защита.

Я спросил:

— У тебя еще что-нибудь?

— Нет, — ответила она, бросив взгляд на дверь. — Вроде бы мы о многом успели поговорить, верно?

— Нам многое пришлось наверстывать.

Мы дошли до двери.

Она повернула ручку и сказала:

— Ну, еще раз спасибо, доктор Делавэр.

Голос звучит сдавленно. Плечи напряжены. Она уходит более скованной, чем пришла.

Я рискнул:

— Ты уверена, что больше ни о чем не хочешь поговорить, Мелисса? Спешить некуда. У меня масса времени.

Она пристально посмотрела на меня. Потом ее глаза захлопнулись, словно защитные шторки, а плечи опустились.

— Это из-за него,— сказала она очень тихим голосом. — Из-за Макклоски. Он вернулся, он в Лос-Анджелесе. Он абсолютно свободен, и я не знаю, что он собрался делать!

8

Я вернул ее в комнату и усадил.

Она сказала:

— Я собиралась упомянуть об этом с самого начала, но...

— Это придает совершенно иной аспект твоему страху перед отъездом.

— Да, но, честно говоря, я бы все равно беспокоилась, даже без него. Он лишь усиливает беспокойство.

— Когда ты узнала, что он вернулся?

— В прошлом месяце. По телевизору показали это шоу, что-то документальное по поводу билля о правах пострадавшего — как в некоторых штатах семья может написать в тюрьму, и оттуда сообщат, когда будет рассматриваться вопрос об условном освобождении преступника. Так что можно протестовать. Я знаю, что онвышел из тюрьмы — много лет назад — и куда-то уехал. Но все равно написала, хотела посмотреть, не удастся ли еще что-нибудь узнать, — наверно, сделала так все по той же причине. Пыталась помочь маме. Из тюрьмы долго не приходило никакого ответа, потом мне сообщили, чтобы я связалась с отделом условно-досрочного освобождения заключенных. Эта была дикая морока — переговоры не с теми, с кем надо, бесконечные ожидания у телефона. В конце концов пришлось отправить письменный запрос. И вот наконец я прорвалась и узнала фамилию его последнего куратора по условному освобождению. Здесь, в Лос-Анджелесе! Но тот больше за ним не наблюдал — Макклоски только что освободили совсем.

— Давно он вышел из тюрьмы?

— Шесть лет назад. Этоя узнала от Джейкоба. Одно время я его теребила — хотела узнать, хотела понять. Он постоянно отбрыкивался, но я не сдавалась. Наконец, когда мне исполнилось пятнадцать лет, он признался, что все это время не выпускал Макклоски из поля зрения, узнал, что пару лет назад его освободили и он уехал из штата.

Она сжала маленькие белые кулачки и потрясла ими.

— Этот подонок отсидел тринадцать лет из тех двадцати трех, к которым был приговорен, — ему скостили срок за хорошее поведение. Как это отвратительно, правда? Никому нет никакого дела до жертвы. Его следовало отправить в газовую камеру!

— А Джейкоб знал, куда тот уехал?

— В Нью-Мексико. Потом в Аризону и, кажется, в Техас — работал с индейцами в резервации или что-то в этом роде. Джейкоб сказал, что он пытается надуть отдел досрочного освобождения, чтобы там подумали, будто он порядочный человек, и, что скорее всего, это ему удастся. И он оказался прав, потому что его действительно освободили, и он теперь может делать что хочет. Его куратор Бейлисс — неплохой человек, вот-вот должен уйти на пенсию. И все это вроде бы действительно ему небезразлично. Но он сказал, что очень сожалеет, но ничем помочь не может.

— Он считает, что Макклоски представляет угрозу для твоей матери — или еще для кого-нибудь?

— Он сказал, что доказательства этого у него нет, но вообще все может быть. Ни в чем нельзя быть уверенным, когда речь идет о подобном человеке.

— Пытался ли Макклоски вступить в контакт с твоей матерью?

— Нет, но кто поручится, что и не будет пытаться? Ведь он сумасшедший — такое безумие за одну ночь не проходит, правда?

— Обычно нет.

— Значит, он несомненная и явная опасность, так?

Легкого ответа на этот вопрос у меня не нашлось. Я сказал:

— Можно понять, почему ты встревожена. — И мне не понравилось, как это прозвучало.

Она сказала:

— Доктор Делавэр, как я могу ее оставить? А вдруг его возвращение — это знак? Что я не должнауезжать. Я хочу сказать, что хорошее образование можно получить и здесь. Я прошла и в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса, и в Южнокалифорнийский университет. В конечном счете, какая разница, где учиться?

Заметное несоответствие с тем, что говорилось всего несколько минут назад.

— Мелисса, человек с твоей головой может получить хорошее образование где угодно. Кроме качества образования, у тебя есть еще какая-то причина думать о Гарварде?

— Не знаю... может, просто самолюбие. Да, скорее всего так и есть. Хотела доказать себе, что смогу.

— И больше ничего?

— Ну... еще Ноэль. Он очень хочет, чтобы я туда поехала, и я подумала, что... Я хочу сказать, ведь это действительнолучший университет в стране? Я подумала, почему бы не подать заявление? Фактически это было чем-то вроде забавной шутки. Я даже не думала, что попаду туда. — Она покачала головой. — Иногда мне кажется, было бы куда легче жить, если бы учиться на одни «уды». Меньше возможностей выбора.

— Мелисса, любой на твоем месте — принимая во внимание ситуацию с твоей мамой, — испытывал бы такую же борьбу противоречивых чувств. А теперь еще и Макклоски. Но жестокая правда состоит в том, что даже если он действительно представляет угрозу, ты никак не сможешь защитить от него мать.

— В таком случае, что же вы предлагаете? — гневно спросила она. — Чтобы я так просто отступилась?

— Я хочу сказать, что Макклоски определенно заслуживает того, чтобы в него заглянули. Это должен сделать профессионал. Надо узнать, зачем он вернулся и что затевает. Если его сочтут опасным, то можно будет принять кое-какие меры.

— Какие, например?

— Ордер на ограничение свободы действий. Меры предосторожности. Ваш дом хорошо охраняется?

— Наверно. Есть система сигнализации и ворота. И полиция все время патрулирует — в Сан-Лабрадоре бывает так мало преступлений, что полиция в основном просто что-то вроде службы проката полицейских. Вы думаете, нам следует сделать что-то еще?

— Ты сказала матери о Макклоски?

— Нет, что вы! Не хочу перепугать ее — особенно теперь, когда у нее так хорошо идут дела.