Чай с пряностями, или Призраки прошлого

– Ниссима Мальди! Ниссима Мальди!
– настойчиво звал детектив хозяйку парфюмерной лавки. Из недр дома доносилось неразборчивое бормотание, время от времени долетали какие-то трубные звуки. Наконец, ниссима вышла к посетителю.

– Добрый день, нисс Слоувей, - с тяжелым вздохом поздоровалась она.

– Что произошло?
– встревожился детектив, разглядев покрасневшие глаза и распухший нос собеседницы.

Ниссима Мальди взмахом руки показала, что ничего серьезного.

– Уборка в кладовой, нисс Слоувей. Просто уборка. Старье, пыль...

Она достала откуда-то из выреза платья внушительный носовой платок и высморкалась, наглядно демонстрируя происхождение трубных звуков, которые детектив слышал несколько мгновений назад. Проделав все необходимые манипуляции, ниссима Мальди деловито пристроила аксессуар на место и уточнила:

– Что привело вас ко мне? Хотите что-то купить? Одеколон для себя? Духи, крем, мыло в подарок?

– Нет, нет!
– поспешно ответил детектив, затем подумал мгновение и добавил: - Не сегодня. Помните наш последний разговор? Так вот, у меня осталась к вам еще пара вопросов по этому поводу...

– Да? Ну что ж, задавайте, - повела широкими плечами парфюмерша.

– В прошлый мой визит вы упоминали, что добавляли в одеколон для мэра некий растительный экстракт, полученный у нисса Лагберта. Кроме того, вы заявили, что не оформляли сертификат потребительской безопасности на том основании, что концентрации вещества в готовом продукте мало, и это было единичное, индивидуальное производство.

– Да! Мы же выяснили, что закон это позволяет! Я ничего не нарушила!
– всколыхнулась ниссима Мальди.

– Я и не утверждаю обратного, - примирительно проговорил детектив.
– Мне просто необходимо знать, сколько еще индивидуальных товаров с этим ингредиентом вы изготовили, кому их реализовали и сколько этого экстракта сейчас хранится в вашей лавке?

Ниссима Мальди вскинулась, набрала в грудь побольше воздуха, затем встретилась взглядом с детективом и сникла.

– Я вам список сейчас напишу, - прошептала она дрогнувшими губами.
– А вьггяжки у меня больше нет. Кончилась. Нисс Лагберт мне на пробу малое количество принес. Обещал принести больше, если спрос будет. Но не успел...

Ниссима всхлипнула, вновь выудила платок и прижала его к глазам. Дальнейшие ее слова доносились до детектива из недр многострадальной тряпицы.

– В лечебнице он до сих пор. Не помнит ничегошеньки. Не узнает никого- о-о-о-о...

Глядя на рыдающую хозяйку парфюмерной лавки, детектив заподозрил, что не только и не столько пыль была причиной ее покрасневших глаз и распухшего носа, но подозрения эти он благоразумно решил оставить при себе. Ниссиме Мальди потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, но в конце концов она взяла в руки себя и карандаш и написала достаточно внушительный список клиентов, осчастливленных индивидуальными продуктами с эксклюзивным составом.

Нисс Слоувей пробежался взглядом по списку и с усмешкой отметил, что хоть в нем присутствовали и не все жители Груембьерра, за последнее время поразившие эксцентричностью поведения своих родных, близких и просто соседей, но все, кто в нем перечислялись, этим отметились. В списке не было: фонарщика, начальника речного порта, самого нисса Лагберта и еще пары безумных пациентов доктора Ивилса. Детектив был готов поставить если не свою голову, то свою карьеру на то, что на причину их сумасшествия мог бы пролить свет хозяин цветочной лавки, если бы мог в настоящий момент внятно общаться с миром.

Нисс Слоувей поблагодарил печальную ниссиму Мальди, сунул перечень в карман и, раскрыв свой черный зонт, зашагал по Каштановому бульвару под струями холодного дождя.

Слой мусора на крыльце лавки нисса Лагберта стал плотнее. Картонка на двери раскисла и покоробилась, строчки объявления на ней расплылись и эти потеки равным успехом могли быть приняты как за соларские буквы, так и за сиамландские иероглифы. Детектив пару мгновений смотрел на запертую дверь. Вызывать полицейский патруль с тараном не хотелось до крайности.

Потоптавшись в раздумье на верхней ступеньке и послушав, как дождь ревет в водосточной трубе, нисс Слоувей развернулся на сто восемьдесят градусов и отправился к соседнему дому.

– Ключи от лавки?
– переспросила усталая пожилая женщина, выглянувшая из полуоткрытой двери.
– Над дверью посмотрите, на косяке, слева. Он его так часто терял, что в конце концов привязал запасной на цепочку и прибил к двери. О том вся улица знает.

«Черт-те что!» - крайне неодобрительно и чрезвычайно громко подумал детектив.
– «Вся улица знает! И если его кто-то обокрал за то время, что он лежит в лечебнице, то кому добавится роботы? Правильно. Полиции в целом и ему, Слоувею, в частности!»

Соседка, видимо, прочитав весь этот монолог по кислому выражению лица нисса Слоувея, фыркнула и захлопнула дверь перед его носом. Детектив фыркнул в ответ и вновь устремился к цветочной лавке. Ключ нашелся именно там, где сказала не слишком дружелюбная ниссима. Нисс Слоувей осторожно вставил его в замочную скважину и попытался открыть дверь. Замок немного посопротивлялся для виду, но в итоге щелкнул, и дверь с жалобным скрипом распахнулась.

Детектив перешагнул порог и очутился в царстве пыли, тлена и тишины. В нос ударил сладковато-гнилостный запах затхлой воды. Слоувей закрыл на пару мгновений глаза, чтобы привыкнуть к полумраку. Когда это произошло, он с любопытством огляделся вокруг. Сердце защемило от жалости. Всюду были засохшие розы, увядшие хризантемы, останки еще каких-то цветов, опознать которые детектив не смог бы и под угрозой немедленной встречи с Ужасом Соларии. В углу ютились горшки с растрескавшейся землей, из которой беспомощно торчали обнаженные, поникшие от стыда стебли тюльпанов и ирисов. Пол был густо усыпан полупрозрачными и ломкими лепестками. Все вокруг буквально кричало о конечности бытия, о временности земного существования. И лишь атласные ленты, кольцами свившиеся на прилавке, смотрелись ярко, празднично и неуместно в этой юдоли печали.

Вспомнилась чудаковатая ниссима Боттини, которая жила по соседству от семейства Слоувеев, когда Ференц был еще совсем мальчишкой. Старушка была оголтелой цветочницей, в душе которой, вероятно, теплилась крохотная искра магического дара. Чтобы побывать в тундре, заглянуть в тропический лес или насладиться видом горного луга, маленькому Ференцу вовсе не обязательно было отправляться в путешествие, достаточно было заглянуть к соседке, поинтересоваться ее самочувствием, дождаться приглашения на чай и затем, шагая от входной двери на кухню, за десять шагов побывать в трех климатических зонах. В ее квартирке невероятным образом сочетались и переплетались кустовые розы и папоротники, вдоль плинтусов за рукомойником пышными седыми шапками вспухали тундровые мхи и лишайники, потолки украшало плотное кружево лиан. После того как старушки не стало, ее подопечные очень быстро последовали за ней, зачахнув, засохнув или сгнив на корню в считанные дни после ее смерти. Выжила лишь неприхотливая герань, которую соседка подарила Ференцу на долгую память незадолго до своей смерти. Маленькое крепкое растение с нежными бело-розовыми цветками и терпким ароматом долго стояло на узком кухонном подоконнике в коричневом глиняном кашпо с волнистой голубой линией по краю. Куда оно потом делось? Теперь и не вспомнишь. Детектив тряхнул головой, отгоняя траурное настроение, решительно пересек торговый зал и толкнул дверь, ведущую в глубь дома.

ГЛАВА 40, в которой выясняется, что Шак поставил, нет, посыпал не на ту лошадку

– Очень вкусный торт!
– сказал Шак, умильно улыбаясь и протягивая Лисси тарелку второй раз. Сай легонько подтолкнул Шака под руку и кивнул на чашку, из которой Лисси отпила уже пару глотков.
– Ах да! Лисси, давно хотел вас спросить...

– Спрашивайте! Попытка не пытка, - улыбнулась Лисси, возвращая Шаку тарелку с еще одним куском торта, на котором красовалась надпись «хи» и розочка.