Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне
Шрифт:
— Охренеть… — Рябинин толкнул железную калитку КПП. Постовой в проходе пропуская их, посторонился, — во, боссам обломно… с кем, с кем, с Бесом орденами делиться… М-да…
После КПП они расстались, — Костя ушел гонять мяч, а Рябинин сдавать дежурство и, заодно, одним глазом взглянуть на знаменитого убийцу.
Жоганюк и Кутузов проработали с Сейфуллой, в миру Анзором Мальсаговым, до позднего вечера. Присутствовавший там же Бескудников, в тактику перекрёстного допроса, в исполнении руководства, не лез, ограничившись пассивной ролью стороннего наблюдателя. Задержанный рассказал, что дней десять-двенадцать назад, он и его друг Стингер, фамилии его он, якобы, не знал, только имя — Ризван, поехали в Алханкалу. В районе промзоны, почти на выезде из города, их «шоху» стали преследовать машины РУБОПа. Открывшие огонь рубоповцы, прострелили им все колеса, продырявили кузов и обоих подранили. Бросив
Продырявленный же Сейфулла перетерпел у кого-то ночь (…гдэ нэ помню, был виз сознания…), потом его увезли в Ингушению (тож нэ помню, вродэ такси…). Там боевика заштопали и подлечили (в домэ, корочэ, каком-та, сознание тэрял…). Спустя несколько дней приехали бойцы РУБОПа и, спеленав «героя», увезли в Грозный. Там, в конторе по борьбе с такими как он, с Сейфуллой много и долго работали. Несколько десятков синяков на спине сливались в одно большое, от ягодиц до шеи, сине-красное пятно. Трех зубов как не бывало, перелом носа привел к эффекту очков», сделав чеченца похожим на легендарного Зорро. Огнестрельное ранение заживало плохо, постоянно сочилась гнойная сукровица.
На листочке, который отдал Магомед, корявыми, печатными буквами, с чудовищными грамматическими ошибками, собственноручно Сейфуллой были накорябаны признания в убийствах. В частности, он излагал, что присутствовал на улице Тухачевского, когда Стингер убил русскую старуху (он, корочэ, сказал, что это учитэльница, ругала его в школэ… догнал её… в голову… в общэм выстрелил ей). Потом Стингер познакомил его с командиром (позывной его, Старый, кароч…), тот, в один из дней, показал ему на трёх русских женщин (лэт пятдэсят-шэстэдэсят), уходящих с Центрального рынка и, выдав пистолет, велел их застрелить. Что эта мразь и сделала недрогнувшей рукой (…сзади падбэжал… вэсь ражок выстрэлял, кароч, в размах…). После этого, Старый забрал у него оружие и выделил тысячу рублей на еду. Через несколько дней командира убили (…в «Нивэ» он сгарэл, кароч, амон на маяковскэ гнался…), а у Сейфуллы объявился новый босс (…Баграт, Багратом его, как бы, зывали все…), тот дал ему «Муху» и посадил в засаду, где-то в полуразрушенном пятиэтажном доме (кароч, сказали в любых фэдэралов стрэльнуть…). В этот раз, Сейфулла, оказанного ему «высокого» доверия не оправдал. Увидев мчащийся по дороге БТР, он разрядил гранатомёт, но в силу того, что это был его первый опыт, попал он не в машину, а в толстую ветку растущего у дороги тополя. Да и не заметил наш герой ещё три бронемашины, догоняющие головной БТР. От ответного шквального огня из четырёх КПВТ, горе-гранатомётчик еле унёс ноги. После этого, кроме пистолета ему ничего не доверяли. Поморщившись и повспоминав, Сейфулла как-то невнятно рассказал ещё об одном убийстве (я сидэл в кафэ на базаре, со Стингером, карочэ… зашел Баграт… паказал жэнщину лэт пятьдэсят сказал убить…), но вот, конкретно вспомнить, где и когда это происходило так и не смог.
Больше, как утверждал Сейфулла — Анзор, за ним ничего не было. Рассказ вольного чеченского стрелка порождал огромное количество вопросов. С чем, собственно, всей массой интеллектуального багажа, и обрушились на него Жоганюк и Кутузов. Однако, уже было ясно, что Сейфулла — это самое низшее звено в иерархии бандитского подполья.
Как правило, проявившему себя в стрельбе из стрелкового оружия, доверяют что-то более серьезное — гранатомёт или фугас. Сдавший первую ступень Сейфулла, с треском провалил экзамен на следующий уровень и, навсегда, остался в амплуа «стреляй-беги». Что-нибудь серьезное и значимое о схемах, людях, явках или паролях он знать не мог. Единственное, что он мог просветить — жизнеописание своего друга Ризвана-Стингера, такого же имбицила, как и он.
Грамотная «духовская» рекламная компания, выставляющая на первый план в качестве «звёзд» вот таких придурков, частично устрашала местное население и изменяла концентрацию усилий силовых структур, в ущерб работе по реальным полевым командирам.
Когда Жоганюк и Кутузов навалились на боевика, терзая его о нападении на опергруппу. Бес, прекрасно зная о его непричастности, заморенно зевнув, вышел на свежий воздух.
Уже стемнело, но вечерняя пальба ещё не началась и опер неторопливо пошагал к жилому корпусу, где у входа весело о чём-то похахатывали его коллеги. Не успел Бескудников сделать и пяти шагов, как в темнеющем небе раздался протяжный свист. Затем ещё… Первый взрыв ахнул за корпусами, примерно на месте театра Советской Армии (так оперативники в шутку
прозвали место, где «кололи» Турпала и Саламбека), второй, более удачный, рванул перед входом в омоновский отсек. Бес, волочивший в руках автомат и бронежилет, как бабулька-марабулька с авоськами, опаздывающая на троллейбус, понёсся к входу в корпус. После первого же разрыва, сбиваясь в кучу и мешая друг другу, опера ввалились в спасительный коридор с бетонными стенами. Бескудников, забежавший последним, сразу же нарвался на окрик Рябинина:— К стене, Саня! К стене!
Все остальные уже разлепились вдоль стен по коридору.
На начавшуюся миномётную атаку тут же отозвались все посты комендатуры Центра Содействия. Молотила из АГСа «Точка», бабахала «зэушка» на крыше комендатуры, огрызалась автоматно-пулеметным огнём «Скала».
Рябинин, прижавший к уху радиостанцию, комментировал разговоры, из тех, что можно разобрать, между дежуркой и постами. Выходило, что миномётный налет зачинили откуда-то из-за цеховых корпусов завода «Красный Молот». «Точка» корректировала огонь трассерами и матюгами в радиоэфире. Беспорядочная пальба длилась недолго, влезший в эфир «Удав», прекратил бессмысленную трату боеприпасов. В наступившей тишине, он, вновь выйдя в эфир, приказал любой огонь открывать после его разрешения через согласование с дежурной частью. Но и так было ясно, что всё закончилось. Тем не менее, из укрытий пока никто не выбирался.
— Сколько прилетело-то? — Рябинин, сидящий у входа первым обернулся на выводок оперов.
— Раз пять-шесть во дворе вроде бабахнуло… — сидящий напротив него Долгов неопределённо пожал плечами…
Нашедший приют около стены между Катаевым и Поливановым, Бес поднялся на ноги:
— Я пока шел два точно видел… потом как стрельба началась, так я чуть не оглох…
Вслед за ним принялись разминаться, вставать и проминать затёкшие ноги и все остальные.
— … ответь «Точке»! — ожила радиостанция в руках у Рябинина. Собравшиеся расходиться опера, заинтересованно замерли.
— Слушаю тебя, «Точка», говори! — дребезжащий голосок дежурного, откомандированного из далёкого райцентра, где часть населения всё ещё жила при советской власти, ответил бойцам выносного поста.
— Есть движение по промзоне! К улице Маяковского… в темноте не очень понятно… но похоже на людей с оружием… Разрешите открыть предупредительный огонь!
Всё понятно. Омоновцы с «комендачами» ещё не отошли — хотят пострелять Старая фишка с вымышленными, гордо вышагивающими с оружием и знаменем «За Масхадова», людьми.
Дежурка пару минут молчала. Очевидно, согласовывала по внутренней связи с комендантом.
— «Точка»?! — потревожил эфир «ментозаврик»
— Слушаю! — отозвался пост.
Ответ дежурного, до сих пор не понявшего где он находится, несёт службу и чем руководит, мысленно восседающего за пультом где-нибудь у себя в Усть-ужопинске, «убил» весь личный состав, слушающий радиоэфир. Колоритно акцентируя, жёсткое «о» он выдал:
— Хорошо… Открывайте… Только в прохожих не попадите…
Пауза, возникшая перед новой волной огневого налёта, была дольше обычной, скорее всего, бойцы от смеха не могли уверенно держать в руках оружие. Затем всё-таки душу отвели.
Отсмеявшись и утирая, выступившие слезы, опера, под грохот автоматной канонады ушли спать к себе в кубрик. День закончился на позитиве.
— Пора к «Визирям», — напомнил Костя Рябинину, когда утром, толком ещё не проснувшись, они выползли к туалету.
— Пора то, пора… — жадно делая первую утреннюю затяжку, ответил Серега, — как бы сейчас Жога с этим Сейфуллой нас по самые помидоры не загрузил…
— Разберёмся… А сгонять всё равно надо…
Из-за угла нежилого корпуса, за которым и находились сколоченные из досок общественные туалеты свободного падения, давясь от смеха, вышел командир ОМОНа Жора Куренной. Увидев Рябинина и Катаева он призывно замахал им рукой.
— Чего случилось, Петрович? — Рябинин хорошо знал омоновца, — в Череповце они постоянно пересекались по работе.
— Пойдём, парни, дурачка одного покажу…
Откуда-то из-за деревянной постройки (общественной уборной) доносились методичные звуки глухих ударов. Посмеиваясь, Куренной жестом руки манил оперов за собой. Те, заинтригованные, послушно шли за ним. Грубо сколоченные доски туалета закончились и любопытствующим открылась следующая картина.
Один из славной плеяды сотрудников милиции общественной безопасности, майор Вадик Тучков, более известный по погонялом «Тычок», а также общепризнано страдающий ложным пониманием служебного долга и гипермилитаристкими замашками. Тычок, сидя на корточках, с настойчивостью маньяка, лупил молотком по, разложенным перед ним на бетонном блоке, пультам от игровых приставок, типа «Сега» или «Денди».