Череда многоточий. Итог за 5 лет
Шрифт:
Главным героем всех трёх частей является Жан Мишель Кардель (Микель) – отставной артиллерист. В Роченсальмском морском сражении его корабль «Ингеборг» был потоплен русскими канонирами (опять, понимаешь, русский след, highly likely), Кардель чудом выжил, но потерял руку. Единственное, на что он смог рассчитывать – устроиться пальтом, не волнуйтесь, это не ошибка, «пальт» – это нечто вроде низшей касты полицейских, работник полиции нравов.
Итак, перед нами третья часть похождений Карделя и других персонажей, населяющих тот самый непривычный для нас «Город между мостами», как иногда автор называет Стокгольм. Интересно, что книга начинается так, как обычно начинаются театральные пьесы – перечислением действующих лиц и их краткой истории, что далеко небесполезно, поскольку «за давностию лет»
Вторым главным героем книги является Эмиль Винге – младший брат покинувшего сей бренный мир и страницы трилогии Сесиля Винге. Эмиль вечно рефлексирует по поводу того, что находился в тени своего успешного старшего брата, от этого Винге-младший чуть не спился и до сих пор страдает нервным расстройством.
Ну, и третий герой – тот, за кем на протяжении всего романа охотятся Кардель и Эмиль Винге, Тихо Сетон (в списке персонажей Натт-о-Даг даже ставит его на первое место) – бывший богатый рабовладелец, промотавший состояние и даже изгнанный из ордена эвменидов, тайного общества богатеев и власть предержащих. После чего Сетон основал детский дом, пожар в котором привел к гибели более сотни детей. Теперь Тихо скрывается и лелеет мечту вернуться в круг избранных, вернуться любой ценой.
Помимо этой сюжетной линии, есть еще одна – Кардель разыскивает Анну Стину Кнапп, дети которой погибли в том самом пожаре. Жан Мишель чувствует свою вину и хочет ее загладить, но найти Анну не так-то просто в клоаках стокгольмского дна. Плюс к тому Анну разыскивают агенты правительства, потому что она обладает информацией о заговорщиках.
Вот, собственно, и все сюжеты. В этом, на мой взгляд, радикальное отличие «1795» от «1793» – первый роман серии как истинный триллер был полон неожиданными «выкрутасами» сюжета и загадками, здесь же всё предельно ясно с самого начала.
Таким образом ретро-нуарный триллер с детективной линией сменяется масштабной социальной драмой. Надо отдать должное автору, он достаточно мастерски описывает нравы и быт того самого грязного и убогого Стокгольма. Вечные попойки: «Пойло здесь отвратительное, лисий яд, черт бы его глотал. Но цена уравновешивает качество; если удается протолкнуть в глотку, не сблевав, греет не хуже отборного аквавита.» Насилие, обман и воровство как норма жизни всех, от мала до велика. Жгучая ненависть к высшим классам, как в мыслях Франца Грю:
«Он представил как вода залива поднимается все выше, лижет каменные финтифлюшки на стенах, плещется на застеленных коврами лестницах, как коричневая флотилия дерьма из затопленных сортиров подбирается к позолоте решетчатых окон. Как захлебываются грязной жижей выряженные ведьмы в съехавших набок париках, как вопят их кавалеры, повисшие на ветвистых рогах хрустальных люстр.»
Натт-о-Даг не был бы Натт-о-Дагом, если бы не прошелся по аристократии. Здесь – сплошные зловещие интриги, поголовный разврат и пресыщение. Шведскую элиту мы застаем в переломный момент – вот-вот юный Густав Адольф перейдет из регентов в действующие монархи, вокруг чего и плетутся интриги и ведутся войны за влияние. И это тоже занимает значительную часть книги.
В целом мне кажется, что Натт-о-Даг решил на этот раз больше внимания уделить именно описанию среды и внутренних переживаний героев (рефлексия Эмиля, страдания Карделя, тоска и страх Сетона). Только, пожалуй, в последней части мы видим привычную со времен «1793» динамику событий.
Нет, мастерства автор не растерял, но, по моему убеждению, замахнулся слишком на многое. При всем уважении он все-таки далеко не Диккенс, здесь я имею в виду прежде всего бытописание низов стокгольмского общества. И не Достоевский, чтобы в полной мере отразить израненный внутренний мир своих героев. За счет этого и теряется то, что в свое время привлекло читателей «1793» – создание мрачной атмосферы, загадочность и парадоксальная привлекательность темных сторон жизни. И это однозначно перегружает книгу, делая её несколько тяжеловесной.
Тем не менее, язык автора по-прежнему богатый и образный, некоторые фразы достойны просто стать афоризмами, например: «Преданность из корысти – отсроченная измена.» Или: «Фатализм – лучший способ пережить жизнь.» Да и так или иначе точку в повествовании
надо было ставить, но получилась она несколько затянутой и размытой.Общее ощущение от романа можно сравнить с описанием выпивки автором: «Жгучее и ласковое прикосновение самогона к слизистой глотки, как оно без сопротивления, будто раскаленная стрела, проникает в тело, освещает самые темные уголки сознания и помогает понять: они пусты.» Но попытка достойна похвалы, и мы с благодарностью прощаемся с героями Города между мостов.
P.S. Замечательное слово встречается в романе: хульдра – сказочное, очень скрытное существо, женщина с коровьим хвостом. Уж больно оно звучное. Так что, если встретите на своем жизненном пути скрытную особу, можете смело говорить: «Да она такая хульдра!» Звучит же?
Photo courtesy of Lena Lindell / Pixabay.com / ЛицензияСС0
Лягушка-путешественница на службе древнего культа
Виктор Пелевин, «Непобедимое солнце», 2020
«Когда читаешь философские выкладки о связи материи и сознания и силишься их понять, это одно. А когда различаешь весь механизм так же ясно, как двух чпокающихся на подоконнике мух, это совсем другое.»
Саша, героиня романа
Итак, перед нами роман уважаемого Виктора Олеговича. Написан в начале пандемии, что ощущается уже ближе к окончанию сюжета. Если говорить в целом – абсолютно классический Пелевин, с веселой сатирой на текущие тренды, ироничным описанием «духовных практик», ну, и основной идеей, которой на этот раз является культ Солнца, в основном в его древнеримской интерпретации. Но обо всем по порядку.
Кратко синопсис: «продвинутая» бисексуальная москвичка Саша, тридцати лет от роду, получает от папашки-макаронного магната на день рождения тридцать тысяч евро на «попутешествовать». Саша, уже испробовавшая кучу духовных практик, надеется, что уж сейчас, в этом финальном путешествии, ей откроется окончательная и бесповоротная истина. Тем более что на одном из своих ретритов ей было видение танцующего Шивы, который сообщил ей о том, что явятся ей знаки, и откроется ей свет истины.
Если вы знакомы с предыдущими произведениями Виктора Олеговича, наверное, можно было бы предположить, что Саша наша рванет куда-нибудь в Тибет или Гималаи, дабы просветлиться у какого-нибудь очередного гуру с внешностью и фактурой немытого бомжа. Таки нет, доложу я вам. Тем более что Саша к этим «просветленным» относится весьма скептически: «А если ты отходишь в сторону и начинаешь про это думать, исчезает сам предмет размышлений. На месте жизни остается пустота. Вот поэтому все эти созерцатели, которые у стены на жопе сидят, про пустоту и говорят. У них просто жизнь иссякла – а они считают, что все про нее поняли.» Или: «Все учителя и гуру талдычат про путь бесконечной радости. Врут, конечно. Любой из них сам умирает в муках, часто обдолбанный наркотиками, да еще и среди проституток.»
Первой остановкой на пути Саши становится Стамбул. И здесь, в той самой Софии, которая тогда еще была Софией, Саша встречает русскую женщину Софью (знак № 1), она же Со, которая предлагает Саше пожить на яхте Со и её мужа, удачно вложившегося американского венчурного капиталиста Тима. Со и Тим, дабы не скучать, постоянно приглашают на свою яхту всяческих фриков. На этот раз у них гостят «корпоративные анархисты», типа антиглобалистов, но желающие оставаться в системе, чтобы подорвать её изнутри. Сии кадры примечательны своим манифестом по поводу смайликов: «Эмодзи – это попытка правящей олигархии сдвинуть человечество еще ближе к стойлу. Почему клавиатура с эмодзи так настойчиво вылезает на вашем мобильном? Эмодзи предлагают человеку фальшивое отражение его эмоционального состояния, которое нравится ему больше, чем настоящее: фейк-отражение моложе, чище, ярче, гламурней – и потребитель с удовольствием делегирует эмодзи право своей микрофотографии.» Кстати, каждая глава книги завершается описанием эмодзи, которым Саша бы хотела увенчать очередной этап своего повествования, вроде «Эмодзи_блондинки_которая_…png».