Черная кошка

Она слушала очень внимательно, все так же не проронив ни слова, и, когда я закончила, сказала:

– Нет, такой девочки у нас нет. Вообще воспитанники старших групп в нашем учреждении – это по большей части те, кто перерос младшую. Мы стараемся не брать детей в таком возрасте: они хуже адаптируются. Кроме того, у нас сейчас полный комплект, и в течение последнего года мы вообще не принимали детей. Возможно, мы сможем принять кого-то будущей весной, когда выпустится старшая группа, но не раньше. Боюсь, я ничем не смогу помочь вам.

– Но вы наверняка встречаетесь с другими... как бы это сказать... ну, в общем, с представителями той же профессии, беседуете, обмениваетесь информацией... Постарайтесь вспомнить, может быть, вы слышали где-нибудь это имя? Настя, Настя Колобкова.

– Нет, – ответила моя собеседница, даже не пытаясь сделать вид, что вспоминает. – Если бы я слышала, я бы запомнила.

Я поняла, что аудиенция закончена. Но раз уж мое инкогнито все равно было раскрыто, я оставила немногословной заведующей свой телефон, с тем чтобы, если она что-нибудь услышит о Насте, сообщила бы мне. Неизвестно, насколько искренним было обещание заведующей позвонить при первой же возможности, но сама я, разумеется, и не думала ограничиваться теми скудными сведениями, которые получила от нее. Уже в предбаннике, когда я выходила из кабинета, у меня наметились два возможных направления действий. Во-первых, можно было поговорить с самими воспитанниками, благо мои передвижения внутри здания никто не ограничивал и, пройдя бдительный фейсконтроль, я могла бродить, где мне вздумается. Ну и, во-вторых, можно было попытаться тайно проникнуть в кабинет заведующей и просмотреть там списки воспитанников, а возможно, и еще какие-нибудь интересные документы...

Не успела я отойти и двух шагов от ее кабинета, как поняла, что мне представляется отличнейший случай воплотить в жизнь одно из намеченных направлений.

По всему зданию разнесся пронзительный звонок, по всей видимости призывающий учеников в классы. Я тут же вспомнила, что, когда я училась в школе, директриса вела уроки наравне с прочими учителями. Почему же заведующая детским домом не может поступать так же? Постаравшись занять как можно менее заметную позицию, которая оставляла бы в поле моего зрения дверь кабинета, из которого я только что вышла, я стала наблюдать. И действительно, через минуту из двери вышла заведующая, а еще минут через десять смылась куда-то и секретарша.

«Пока кошки нет, мыши могут порезвиться», – думала я, с оглядкой приближаясь к двери.

Разумеется, я не захватила с собой в это путешествие специальных средств. Но, осмотрев замок, я поняла, что смогу обойтись и без отмычек. Булавка и пилочка для ногтей – вот все, что понадобилось мне для проникновения в предбанник.

Учитывая, что среднестатистическая продолжительность школьного урока составляет сорок пять минут, а также то, что секретарша ушла не сразу после звонка, я предположила, что «чистого времени», в течение которого риск быть обнаруженной минимален, у меня минут двадцать. Поскольку нужные документы предстояло еще поискать, приходилось торопиться.

Замок самого кабинета был посложнее, но в конце концов мне тоже удалось справиться с ним с помощью подручных средств.

Оказавшись в кабинете, я первым делом ринулась к ящикам стола. По моему прошлому опыту, наиболее важные документы обычно находились именно там. Ящиков было четыре – три сбоку и один под столешницей. Однако, осмотрев их содержимое, я не обнаружила ничего интересного. Было несколько классных журналов, изучать которые не имело смысла, поскольку наверняка там была зафиксирована только часть воспитанников детского дома, кроме этого, попадались платежки, ведомости на зарплату и прочая дребедень, никак не относившаяся к тому, что мне было нужно.

Роясь в ящиках, я то и дело беспокойно поглядывала на массивный сейф, стоявший в углу и наглухо запертый, в котором тоже что-то лежало. Не будут же они запирать пустой сейф... И вполне возможно, что именно там и находились нужные мне документы. Но забраться в сейф было нереально. И времени не хватит, да и не обойдусь я здесь булавкой.

Но неужели список воспитанников она хранит в сейфе? Да быть этого не может!

Тем временем ящики стола были перерыты, но того, что мне требовалось, я там не нашла. Кроме стола, наиболее вероятным, по моему мнению, местом для хранения документов (кроме сейфа) был еще большой шкаф, расположенный у стены. Взглянув на часы, я открыла дверцу. На все про все у меня оставалось десять минут.

Внутри шкафа внимание мое сразу же привлекли несколько толстенных тетрадей, стоявших наподобие книг в книжном шкафу, на одной из полок. Вынув первую из них, я прочитала: «Журнал прибытия и выбытия, 1992».

Есть!

Несомненно, вынутая мною тетрадь отражала прибытие и выбытие воспитанников в самый первый год существования этого заведения. Разумеется, эти данные меня интересовали мало. Вытащив самую крайнюю, последнюю из тетрадей, я стала просматривать записи, начиная с января прошлого года. Чтобы как-нибудь невзначай чего-нибудь не упустить, я взяла период несколько с запасом, хотя на это, конечно, требовалось больше времени.

Впрочем, записей оказалось не так уж много. Похоже, заведующая не врала. Пролистав несколько страниц назад и просмотрев даты, я обнаружила, что «прибытия» и «выбытия» происходят как бы волнами – в некий период времени поступает достаточно большая группа воспитанников, и потом, до следующей даты, проходит достаточно много времени. Это тоже подтверждало слова заведующей о том, что они набирают новых воспитанников по мере выпуска старших групп. Случаи поступления детей между этими «волнами», если верить журналу, были довольно редкими, и Насти Колобковой среди них не значилось.

Что ж, с этим все ясно. Если только этот детский дом не занимается тайной продажей младенцев на органы и не ведет еще каких-нибудь дополнительных секретных списков, то делать мне здесь больше нечего.

Посмотрев на часы, я обнаружила, что уже превысила отведенный себе лимит на целых пять минут, и поняла, что мне необходимо в спешном порядке ретироваться.

Поставив тетрадь на место, я выскользнула из кабинета и, немного повозившись, закрыла дверь, которая и изнутри, и снаружи запиралась ключом. Дверь из секретарской просто захлопывалась и, несомненно, для меня в этом заключалась большая удача, поскольку лишь только я оказалась в коридоре, как тут же услышала чьи-то голоса.

Чтобы не попасться на глаза тому, кто вот-вот должен был показаться из-за угла в коридоре, мне пришлось бежать. Нырнув в небольшую нишу с окном, я услышала щелканье замка и поняла, что это вернулась секретарша в сопровождении каких-то своих подружек. Если бы мне пришлось и дверь предбанника запирать с помощью пилочки и булавки, меня, конечно, обнаружили бы.

Довольная, что все так удачно обошлось, я стояла в нише и ждала звонка с урока, чтобы в толпе мои перемещения и выход из здания не привлекли большого внимания.

Ждать мне пришлось недолго. Звонок прозвенел, коридоры наполнились шумом и людьми, и я могла спокойно удалиться.

Последний из адресов, которые дал мне Кирьянов, был проверен, и это снова ничего не дало. Что ж, надеюсь, Кире повезет больше.

В общем-то, я и сама более склонна была думать, что Настя, самая обыкновенная девочка из малюсенькой деревушки, скорее всего, попала именно в государственный, а не в частный детский дом. Во-первых, частное заведение есть частное заведение, и даже если это детский дом, как-то сомнительно, что воспитанников туда так и берут – прямо с улицы. А во-вторых, поскольку частные заведения менее зависимы от разнарядок и имеют возможность выбирать, то, как верно подметила заведующая детского дома на Лесной, он будут стараться принимать детей младшего возраста. А Насте уже больше. Возраст для быстрой адаптации не очень подходящий.