Черная луна

***

Она появилась на Игровом поле в последний предвечерний час. Было еще светло, но воздух, как говорят в Эриноре, уже пах сумерками. Кое-кто из гвардейцев все еще стрелял из луков по ростовым мишеням, и там было на что посмотреть: длинный тисовый лук, - а он, и в самом деле, длинный, - дистанция триста футов и отточенные движения крепких молодых стрелков. В другое время и под другое настроение, Герда наверняка уселась бы на пологом склоне старого вала и наблюдала за соревнованием лучников. Тренировка у них, едва начавшись, всегда превращалась в азартную игру "кто кого". Кто бьет точнее. Кто стреляет быстрее или, вернее, кто пустит больше стрел за одну минуту. И, разумеется, кто закинет стрелу дальше всех. Любопытное зрелище, особенно для тех, кто разбирается в вопросе. Герда разбиралась, хотя сама стрелять из лука, по очевидным причинам, не могла. Впрочем, она девушка, ей и не надо. А вот следить за ходом поединка ей очень нравилось. Впрочем, не сегодня. Сейчас ее занимали совсем другие дела, и поэтому она пошла к мечникам.

Присела рядом с отдыхающими гвардейцами, и слово за слово - со смешками, подхихикаванием и непринужденной "стрельбой глазками" - между ними быстро завязался тот род веселого, ничего, вроде бы, не значащего разговора, который простолюдины называют пустым трепом или болтовней. Шумно, весело и практически ни о чем. Вернее, почти ни о чем, потому что, если барышня болтает с парнями, то в таком плетении словес всегда найдется место легкому флирту. А там, - слово за слово, - и флирт становится все напряженнее и острее. И поскольку Герда, норовившая обычно уйти от "горячих" тем и опасных намеков, на этот раз демонстрировала "не детское" воодушевление, которому научилась у девушек Кирсы, то и гвардейцы пошли дальше. Переглянувшись и решив между собой, кому на этот раз светит девичья любовь, они быстро разошлись кто куда, и Герда осталась наедине с Питером Хоффом. Дала воодушевившемуся парню подержать себя за руку. Искренно смутилась, когда другая его рука легла ей на бедро. Притворно испугалась, что их кто-нибудь увидит, и быстро согласилась с предложением, убраться с луга под сень деревьев. Опушка крошечной березовой рощи находилась совсем рядом, буквально в нескольких шагах от них, и уже там, за первыми деревьями Герда позволила Питеру себя поцеловать.

Следует отметить, это был первый поцелуй в ее жизни, но она была так напряжена и взволнована, что даже не поняла, нравится ей это или нет. А между тем, осмелевшие руки Питера начали приподнимать подол ее платья, и Герда поняла, что время пришло. Она разорвала поцелуй, рванулась из рук Питера и заорала во весь голос, что-то вроде, "Караул! Насилуют!" Швы на платье были подпороты заранее. В паре мест оно и вовсе было порвано, но прорехи до времени были прикрыты лентами, наметанными на живу нитку. Достаточно было рвануться посильней, и в жалкие лохмотья превратилось не одно только платье. Порваны оказались так же нижняя юбка и сорочка из тонкого полотна. Ну, а царапины на предплечьях и на икрах ног она нанесла себе заранее.

Хофф ничего не понял, - просто не успел, - он был обескуражен и дезориентирован. Так бывает даже с самыми смелыми мужчинами, когда женщина в их объятьях беспричинно начинает вдруг дико орать. Естественно, он тут же ее отпустил и сам в испуге отступил прочь, а освободившаяся Герда побежала в сторону замковых ворот. Она, разумеется, знала, какое впечатление может произвести девушка в разорванном платье, с криками бегущая через Игровое поле, и она своего добилась. На ее крик обернулись все, кто мог ее слышать, - очень много очень разных людей, - а в следующее мгновение верх над законным удивлением взяла дисциплина, и за дело взялись гвардейские сержанты. Все-таки гвардейцы короля не зря едят свой хлеб. Обучены они на совесть, и каждый из них, - и в особенности, сержанты, - отлично знает, что и как должно делать в тех или иных обстоятельствах. В случае же с Гердой ситуация была очевидна, а правила поведения на редкость просты. Один из сержантов сразу же послал несколько гвардейцев в рощу за предполагаемым насильником, который, впрочем, и не думал бежать. Другой - догнал Герду, набросил ей на плечи свой плащ и попытался успокоить, отчего она совершенно неожиданно для себя расстроилась уже по-настоящему и зарыдала навзрыд. Такой - зареванной и икающей от рыданий, - с прядями волос, выбившимися из распустившейся косы, и в разодранном в клочья платье, ее и доставили в замок, где Гердой занялся уже капитан гвардейцев барон фон Вальден. Человек он был суровый. Можно сказать, жесткий, но при том решительный, чего и требует от военного мужчины столь ответственный пост. Два-три вопроса, хмурый взгляд и решение, принятое, исходя из очевидных обстоятельств:

– Следуйте за мной, сударыня!
– Сказано было с такой интонацией и таким властным голосом, что Герда даже не подумала ослушаться.

Идти пришлось долго, поскольку резиденция эринорских королей представляла собой не столько замок в обычном смысле этого слова, сколько небольшой город, в котором королевский дворец был пусть и центральной, но отнюдь не самой большой частью. Герда была в замке всего лишь второй раз в жизни и совсем в нем не ориентировалась. Поэтому она не знала, куда они идут, но совершенно неожиданно для себя вдруг обнаружила, что чем дальше они идут, тем легче становится у нее на сердце, в котором уже несколько дней кряду поселился изматывающий душу непокой. А когда вслед за капитаном фон Вальденом она вошла в тронный зал - тут уже трудно было ошибиться, так как на возвышении у дальней от входа стены стоял трон, а на троне сидел сам король, - то успокоилась окончательно, словно, сделала что-то крайне важное и безусловно правильное. Что-то, что она обязана была сделать любой ценой.

– Ну, что там еще?
– недовольно спросил король, скорее всего, не предполагавший в этот день и в этот час заниматься "справедливым судом".

– Ваше величество!
– склонился в поклоне капитан фон Вальден.
– Один из молодых гвардейцев учинил насилие над этой девушкой, и, учитывая ее статус, дело подлежит рассмотрению королевским судом.

– Статус?
– нахмурился монарх.
– Дворянка что ли?

– Так точно, ваше величество.

– Хм... Насилие... э... доведено до конца?

– Никак нет, ваше величество.

– Ну, тогда все просто!
– облегченно вздохнул король.
– Пусть виновник принесет девушке извинения и посидит неделю-другую в тюрьме. Родителям пострадавшей принести положенное им по статусу извинение от имени короны и выплатить виру за нанесенное оскорбление... Ну, скажем, пятьсот марок серебром. Как ваше имя, милочка?

– Герда, ваше величество, - всхлипнула Герда.

– Кто ваши родители?

– Я дочь барона Геммы, ваше величество.

– Герда Гемма?!
– Похоже, ее имя неприятно удивило короля.
– Я же сказал твоему отцу, что не желаю видеть тебя при дворе!

– Я не при дворе, ваше величество, - Герда смиренно склонила голову, начиная понимать, что, возможно, придя на королевский суд, она допустила серьезную ошибку.
– Я подверглась нападению... Барон фон Вальден сказал, что я должна свидетельствовать...

Король смотрел на нее сузившимися от бешенства глазами, и до смерти испугавшаяся этого взгляда Герда могла только гадать, с чем связана такая неприкрытая ненависть? Похоже, она заблуждалась по поводу возможного отцовства. Король ей кто угодно, но только не отец. Поражала лишь сила чувств, которую демонстрировал монарх, и абсолютная абсурдность ситуации. Чем таким могла разгневать короля ее покойная матушка, что тень монаршей ненависти легла теперь на ее дочь?

– Королевский суд?
– неожиданно спросил венценосец, подавшись вперед, в сторону Герды.
– Значит, ты хотела королевской справедливости? Что ж, госпожа Гемма, будет вам справедливый суд!

Король отвел взгляд, немного помолчал, что-то явно обдумывая, хотя, казалось бы, о чем тут думать, если он уже вынес решение?

– Насильника повесить завтра на рассвете, - нарушил он молчание.
– Девушку безотлагательно отправить домой, присовокупив письмо к ее отцу с изложением всего случившегося и нашими извинениями. Все!

Наступила тишина. Такого жестокого приговора никто не ожидал. Собственно, на это Герда и рассчитывала. Насколько она знала, за не завершенное насилие - то есть, за не имевший места акт насильственного совокупления, - еще никого никогда не приговаривали к смерти. Тем более, к повешению. И уж точно не королевского гвардейца. В этом смысле, первое, озвученное королем решение, являлось самым обычным: не слишком жестким, но и не слишком мягким. Повешение же совершенно не вписывалось в известную всем традицию. Но король вынес другой приговор, и никто из присутствующих не посмел ему возразить.

***

Домой ее доставили закутанной во все тот же сержантский плащ и под эскортом двух хмурых гвардейцев. Барон Гемма удивился, но промолчал и продолжал молчать, пока не закончил читать переданное ему королевское послание.

– Благодарю вас, господа!
– Аккуратно сложив письмо и положив его в карман, повернулся он к гвардейцам.
– Передайте барону фон Вальдену мою благодарность и засвидетельствуйте неизменное чувство дружбы.