Черная луна

Глава 5. Бойцовая кошка

1.

Герда проснулась от того, что ее кто-то тряс за плечо. Привычно - рывком - вырвалась из сна, распахнула глаза, готовая вскочить и бежать. Но оказалось, что, во-первых, вокруг светло - солнце уже встало и освещало комнату через узкое, похожее на бойницу окно, - а во-вторых, сразу же выяснилось, что спала она, не раздеваясь, устроившись прямо на холодных плитах пола. Впрочем, имелось еще и "в-третьих". В ее комнате было полно народа. Профосы, учителя, кто-то еще, в общем толкотня и суета.

"Что не так?" - испугалась Герда, но ей даже испугаться по-человечески не позволили.

– Живо за мной, Маргерит!
– потребовала куратор курса профессор Говерн, силой вздергивая Герду на ноги.
– Ну, же, ученица, вставайте на ноги! Не заставляйте себя ждать!

Герда и хотела бы, но даже она, при ее годичном опыте не могла проснуться сразу вдруг. Так что, пришлось просыпаться на ходу, вернее на бегу, потому что профессор Говерн не шла, а бежала и при этом тащила Герду за собой, крепко держа ее за руку. Все попытки понять, что происходит, ни к чему не привели. Герда только сообразила, что все отчего-то считают ее виновной в каком-то страшном злодеянии, но никак не сообразят, как ей, в смысле, Герде, это удалось. Сама Герда никаких грехов, тем более, тяжких преступлений, за собой не знала, и не помнила, чтобы вчера с ней произошло что-то из ряда вон выходящее. Обычный день, и ничего более.

Бег закончился в кабинете Настоятеля. Это была уже вторая их встреча, но теперь кроме него здесь присутствовали Ректор, два незнакомых Герде колдуна - "мрачный" и "ироничный" - и куратор курса, которая ее сюда и привела. Минуту или две ничего не происходило. Герда стояла посередине кабинета, затравленно озиралась, пытаясь понять, чего ей следует ожидать, и с ужасом ощущала скрестившиеся на ней взгляды присутствующих.

– И вы хотите убедить нас в том, что это создание свело с ума четверых выдающихся студентов и оскопило пятого?
– Говорил один из незнакомых Герде колдунов, тот, что казался мрачным, смотрел он на нее при этом с брезгливостью и пренебрежением.
– Да у нее силы - кот наплакал. Дар слабый, неразвитый...

– У нее вообще нет дара, - вступила в разговор куратор курса.

– Это вы просто смотреть не умеете, - отмахнулся от нее колдун.
– Кто еще, кроме меня, видит ее дар?

– У нее есть дар, - подтвердил Ректор.

– Значит, он проснулся недавно, - упорствовала в своем мнении куратор.
– Раньше у нее дара не было. Вернее, был, но слабый и неактивный.

– Ну, сейчас-то он вполне активный, - вступил в разговор "ироничный" колдун.
– Слабый, и вряд ли разовьется еще, но на низшую категорию вполне.

"Это они обо мне?
– опешила Герда.
– Низшая категория? Откуда?"

И в самом деле, еще вчера у нее активного дара не было и в помине, и что самое обидное - уже и не предвиделось.

– Повторюсь, - снова заговорил "мрачный" колдун, - дар у этой особи есть, но предполагать, что она способна победить в поединке пять колдунов высшей категории? Такого не может быть, потому что не может быть никогда! Dixi. Я все сказал.

– Если только у нее не было с собой артефакта, - заговорил молчавший до сих пор Настоятель.
– Какой-нибудь мощный артефакт, типа "Руки господней" и заранее заученная формула сложного заклинания.

– Вы это серьезно, господин Настоятель?
– удивленно поднял брови, повернувшийся к Настоятелю, Ректор.

– Один раз она уже пыталась искалечить моего племянника.

– Где нож и где высшая магия!
– возразил "мрачный".

Они говорили и говорили, но разговор вели исключительно между собой. Никто даже не удосужился обратится к Герде, спросить о чем-нибудь ее. Она просто стояла перед ними, как одинокий предмет мебели, и не понимала, что здесь происходит. В чем ее обвиняют? В том, что она оскопила Эугена? Серьезно? И как бы она могла это сделать? У нее даже ножа теперь нет, в прошлый раз забрали. И что там про сведенных с ума учеников и адептов?

– Кто дал тебе артефакт? Отвечай!

Герда не сразу поняла, что теперь Настоятель спрашивает именно ее.

– Я...

– Что? Не молчи! Говори, кто дал тебе "Руку господню"?

– Мне никто не давал никаких артефактов!
– взмолилась Герда, падая на колени.
– Я вообще не знаю, о чем вы говорите!

– Молчать!
– заорал на нее Настоятель.
– Отвечать на мои вопросы!

– Но я...

– Молчать, я сказал!

Герда замолчала, но он продолжал задавать ей нелепые вопросы, не позволяя даже объяснить, насколько они нелепы.

Ректор пытался вмешаться, но Настоятель задавил своим авторитетом буквально всех. В Коллегиуме главным являлся он, и все это знали. Поэтому и судьбу Герды решил тоже он. Несмотря на то, что им так и не удалось найти в ее памяти что-нибудь, что связывало бы Герду со страшным преступлением, совершенным вечером накануне, - а они искали и еще как!
– решение Настоятеля оказалось для Герды катастрофическим. Она приговаривалась к изгнанию! Куратор курса попробовала было за нее заступиться, но Настоятель едва ли не в буквальном смысле слова заткнул ей рот. Он был неумолим. Он жаждал крови, и он ее пролил, пусть даже это была кровь невиновного.

***

То, что с ней сделали, не укладывалось в голове. Обвинив в чудовищных преступлениях, которые она, в принципе, не могла совершить, но ни в чем при этом не уличив, не доказав вину, не привидя хоть каких-нибудь аргументов или обоснований, ее вышвырнули на улицу без денег и документов, и даже без вещей. Это был самый безжалостный приговор, какой можно было себе представить. Самое жестокое наказание, какое могли к ней применить. Ее ограбили - ведь все деньги и вещи Герды остались в Коллегиуме, - и бросили умирать. Что еще могло ее ожидать в чужом незнакомом городе посредине зимы? Только насилие и смерть. Или рабство, которое будет хуже смерти, и станет, в конце концов, всего лишь прелюдией к окончательной гибели.

От понимания того, как бесчеловечно с ней поступили, Герду охватил ужас, и она сделала последнюю отчаянную попытку вернуться в Коллегиум. Сначала она что есть сил стучала в запертые ворота, билась о них всем телом и молила о пощаде. Она унижалась, вставала на колени прямо в грязь, оставшуюся после недавнего дождя, взывала к милосердию, кричала, что никогда никому больше не причинит вреда, не будет ни в чем перечить, что готова мыть полы и таскать тяжести. В общем, готова на все, только бы ее впустили обратно. Но настоятель был неумолим. Впрочем, возможно, он просто успел о ней забыть, - в конце концов, кто она, и кто он!
– а неумолимы и безжалостны были другие люди. Те, которые не снизошли до ее мольбы, не сжалились над несчастной девушкой, не бросили со стены даже жалкой серебрушки.

Сколько времени продолжалась эта истерика, Герда не знала. Очнулась она все у тех же наглухо запертых ворот, зареванная, с охрипшим горлом, со сбитыми в кровь коленями, вся измазанная в грязи. Между тем, солнце уже клонилось к закату, и Герда решила идти в город. Оставаться на ночь около Коллегиума не имело смысла. Она уже поняла, что не дождется снисхождения, и никто не придет к ней на помощь. Оставалась надежда, что в Рогле кто-нибудь сжалится над бедной сиротой и, Христа ради, возьмет в услужение. Сейчас Герда старалась не думать о том, какой может оказаться плата за "доброту" богобоязненного горожанина или фермера. Все это станет актуально потом, когда она найдет кров для ночлега, огонь, чтобы не замерзнуть в ночи, и какую-нибудь еду, чтобы не умереть с голода.