Черная луна

– Дружба, - призналась Герда не столько ей, сколько себе.
– Всю жизнь до меня никому не было дела... и вдруг...

– Ты думаешь, она останется твоей подругой, когда выяснится, что ты всего лишь наемница, расходный материал?

Вопрос не праздный. Скорее всего, так и случится, если Герда переживет эту ночь, если кризис ее не убьет. Но она спасла Шарлотту не за "спасибо". Не в силу долга наемной телохранительницы. Она ее просто спасла.

– Какая разница, - сказала она вслух.

– Уходите!
– потребовала спустя мгновение.

– Оставьте меня в покое. Я хочу умереть.

– Ладно, - кивнула Темная богиня.
– Мы уйдем. Но ты не умрешь. Твой путь не закончен, Черная луна. Он только начинается...

Возвращение было ужасным. От боли корчилось все ее тело. Горели в адском пламени ноги и руки, голова и спина, живот и грудь. В общем, страдала каждая частичка ее несчастной плоти, кипела раскаленная агонией кровь, боль выламывала из все еще живого тела кости, вырывала мышцы и сухожилия. Дышать было тяжело, почти невозможно. Открыть глаза - еще тяжелее. Но Герда их все-таки открыла. Солнечный свет ослепил, выбил из глаз слезы.

– Она плачет!
– сказал кто-то рядом.

– Это от солнца, - ответил кто-то другой.
– Пошлите кого-нибудь к ее светлости, скажите, что госпожа де Фиен открыла глаза.

Потом над ней склонилось женское лицо. Незнакомое, но располагающее к себе. Женщина всмотрелась Герде в глаза и спросила:

– Вы меня слышите, госпожа де Фиен?

– Да, - слово вышло вместе с выдохом, такое же хриплое и ненадежное, как и ее дыхание, но Герду услышали.

– Потрясающе!
– сказал где-то рядом незнакомый мужчина.
– Поразительная воля к жизни!

"Это не у меня воля к жизни, это богиня не дает мне умереть..."

Глаза закрылись сами собой, и Герда снова упала во тьму. Но потом опять вынырнула к свету, втянула горячий, словно из хлебной печи, воздух сухим горлом, закашлялась.

– Аниз!
– позвал знакомый голос.
– Аниз, я здесь.

– Ка...
– от кашля сжало грудь, и огонь пошел по жилам приливной волной.
– Я...

И она снова ухнула в пропасть.

И тогда к ней пришла Другая Герда.

– Ну, ты и живучая!
– сказала она, присаживаясь рядом.
– Рассказал бы кто, в жизни бы не поверила.

– Ты не причитай, - попросила Герда.
– Рассказывай.

– О чем?

– Сама знаешь!

– Ах, об этом!

– Ну!
– поторопила Герда.

– Сердце не задето, - начала отчитываться Другая Герда, - но зато легкое пробито насквозь и сломаны несколько ребер. Клинок вышел из спины. Длинный попался, почти в локоть длинной и в три пальца шириной.

– Что еще?

– При падении ты сломала левую ногу и руку. Сильный ушиб позвоночника, сотрясение мозга и еще пара ребер для общего счета...

– Лучше бы Неистовая дала мне умереть, - решила Герда, выслушав Другую Себя.

– Думаешь, танцевать не сможешь?

– Думаю, что уже ничего толком не смогу.

– Это ты так по незнанию думаешь!
– богиня возникла рядом и подмигнула Герде.
– Слушай внимательно, повторять не буду. Внутреннее кровотечение я остановила, заражение выжгла, но все остальное тебе придется делать самой. Потихоньку. Не торопясь. А то разговоры пойдут. Тебе ведь не надо, чтобы о тебе пошли такие разговоры?

– Не надо, - тяжело вздохнула Герда.
– Но что я могу? Я ведь даже не целитель!

– Анатомию помнишь?

– Да.

– Хорошо. Тогда представь себе свое легкое. Представила?

Герда сосредоточилась, и фантазия послушно нарисовала ей легкое. Сначала целое, но потом Герда "дорисовала" на нем раны.

– Молодец! Талантливая девочка, - похвалила богиня.
– Теперь начинай наращивать края. Только не торопись. Медленно, спокойно, понемногу. Сейчас полдень, к завтрашнему утру раны в легком нужно закрыть, а то потом хлопот не оберешься. С внешними ранами не торопись. Они не загноятся, но пусть заживают, как заживают. Работай попеременно. То легкое, то нога. С ногой дело плохо. Лубок наложили, но кости сложили неправильно. Если не хочешь всю жизнь хромать, начинай ставить их на место. Только не все сразу. Понемногу. Дней за пять-шесть все сложишь, как надо, тогда и срастанием займешься...

Когда Герда очнулась в следующий раз, за окном было темно. Боль была по-прежнему очень сильной, и, не выдержав этой пытки, Герда застонала, и почти сразу же ей на лоб легла прохладная рука:

– Больно?

– Кто?
– вот и все, что Герда смогла "выдохнуть".

– Я травница, девочка. Меня зовут Милена.

– К... ко...
– слово никак не хотело получаться.

– Колдунья? Об этом спрашиваешь?

– Да, - выхрипела Герда.

– Колдунья, но дар у меня слабый, госпожа, а вот в травах я разбираюсь.

Ох, если бы Герда могла говорить! Она знала хорошие рецепты. Великолепные составы. Укрепляющие, кроветворные, обезболивающие...

– Ск... ол...

– Сколько времени здесь лежишь? Не отвечай. Если "да", просто прикрой глаза.

"Да".

– Четвертый день пошел. Сначала-то думали, не выживешь. Но ты крепкая оказалась. Живучая. Даже и не знаю, как это возможно. С виду-то вся хрупкая да нежная, ан нет - крепкая и выносливая. Медикус твои раны зашил и кости в переломах сложил, но поднять тебя вряд ли сможет. Нет у медикусов понимания, как не дать больному помереть. Поэтому ее светлость госпожа княгиня распорядилась найти травницу. Чтобы, значит, вас выходить, госпожа. Травами отпоить. Вот меня и привели.

Она то обращалась к Герде на "ты", то переходила на "вы" и называла госпожой. По-видимому, никак не могла решить, что в данной ситуации правильно, а что нет.

– Где?
– выдавила из себя Герда.

– Ты, девонька, в замке Каркарон. И ее светлость тоже здесь. Сказала, что одну тебя не оставит, но и везти тебя в таком состоянии никуда нельзя. Так что все пока здесь расположились и никуда не спешат.

– Час?

– Который час? Первая стража.

– Ю...э...ль

– Это тот громила что ли, что к тебе каждый день заходит?

– Ю...

– Позвать?

– Да.

– Ладно, ты лежи тогда, а я пойду посмотрю, кто где.

Женщина ушла, и Герда закрыла глаза. Боль была адской, и ей хотелось снова потерять сознание. Но, если она хотела выжить, то ей следовало не спать, а трудиться. И Герда взялась за дело. Она шаг за шагом "оживляла" свои гортань, язык и нижнюю челюсть. Так что к тому времени, когда к ней пришел Юэль, она была измотана до последнего предела и едва удерживалась в сознании, но хотя бы могла говорить.