Черная мадонна
Шрифт:
– Сэм? В чем дело? Где ты?
Она нашла его по голосу, а когда увидела, то тотчас замерла как вкопанная и вопросительно посмотрела на него. Он лежал на ее белоснежной постели, под изображением вознесения Девы Марии, и его наготу обрамляли лишь персикового цвета стены. Причем пребывал в таком состоянии, в каком бы вряд ли согласился предстать на всеобщее обозрение. Поначалу он как будто ее и не заметил.
– О, господи, что происходит? Что с тобой?
Схватив из стенного шкафа одеяло, она бросилась к кровати, чтобы прикрыть им Сэма.
– Мэгги! Мэгги!
Его голос звучал примерно
Но что происходит с Сэмом? Что случилось с тем, кого она так любила? Станет ли он вновь самим собой, посмотрит ли ей в глаза и скажет: «Мэгги, девочка моя, моя любимая, моя хорошая», станет ли насвистывать веселую мелодию, как когда-то делал, когда ей становилось страшно? Ведь ей сейчас тоже страшно.
Она позволила ему открыть ей рот. Сэм, как ребенок, тотчас просунул туда пальцы. Она осторожно попыталась убрать его руку, но он не позволил ей это сделать. Его пальцы свершали у нее во рту какие-то неприличные движения. Мэгги в ужасе попыталась оттолкнуть его, но он грубо подмял ее под себя и всем своим весом навалился сверху.
– Мэгги! – простонал он, и на этот раз в его голосе не было ничего мальчишеского.
Его член упирался ей в живот, глаза подернулись поволокой похоти. В следующий миг его рука оставила ее рот в покое, зато прижала ее плечи к белому покрывалу. Одновременно другая начала стаскивать бретельки купальника.
В ее сознании тотчас промелькнуло воспоминание. Мейкон, штат Джорджия. Место, где она родилась. Три белых мужчины окружили ее в лесу. И что они пытались с ней сделать, пока не подоспел ее отец…
– Сэм, прекрати! Не смей, слышишь, Сэм! – крикнула Мэгги, однако он, не обращая внимания, запустил пятерню под лифчик ее купальника. – Сэм, не надо, прошу тебя! – умоляла она.
Но тут на пороге вырос Джесс. С него стекала вода, как будто ее крик в мгновение ока перенес его сюда из озера. Мэгги испуганно посмотрела на него. На лице сына застыл ужас: он понял, что происходит с его матерью. Здесь, в комнате с персиковыми стенами, куда мужчинам вход был строго заказан. И вот теперь…
Опасаясь не столько за себя, сколько за сына, Мэгги крикнула:
– Джесс, уйди!
Но вместо этого он бросился вперед – как один из тех рыцарей, что были изображены на стенах Ла Рокка ди Анджера. Как Арджуна в своей колеснице, он бросился на Сэма и потянул его за ногу. В конце концов, это был просто маленький мальчик, который, как мог, пытался вызволить мать из беды. Сэм отдернул ногу.
– Прошу тебя, Джесс, уйди! – умоляла Мэгги.
Но Джесс вновь схватил Сэма за ногу.
– Прекрати! Ты делаешь моей маме больно!
– Я сказала тебе, уйди, – крикнула Мэгги и, когда Джесс не послушался, закричала во весь голос: – Кому сказано, уйди отсюда!
Мальчик бросился к двери. У порога он остановился и с перекошенным от гнева и боли лицом произнес:
– Она ведь твоя любимая! Ты ведь любил ее!
После этих слов он захлопнул за собой дверь и бросился вниз по лестнице.
– Чертов ублюдок! – выругался
Сэм и, резко выпустив Мэгги, откатился на другую сторону кровати.Мэгги лежала не пошелохнувшись. Ей казалось, что стоит ей пошевелиться, как он снова набросится на нее. Сэм смотрел на ее голую грудь.
– Что случилось? – спросил он, похоже, совершенно искренне. – Что-то случилось?
Мэгги медленным движением вернула купальник на место.
– Я сделал что-то не… то? – спросил Сэм. Произнося эти слова, он бесстыдно играл своим членом. – То есть что произошло?
Мэгги села на кровати, вспоминая ночь на берегу, когда она все ждала и ждала. Она ждала его, но только не этого. Как и Чио-Чио-сан, она ощущала себя преданной.
– Извини, – продолжал оправдываться Сэм. – Если что-то произошло, извини. Я уважаю тебя. Я ничего не сделал бы. То есть сделал бы, поверь мне, но только если ты сама не против.
Пока он говорил, Мэгги осторожно поднялась с кровати. Глаза Сэма были полны отчаяния.
– Не уходи… Я… мне просто хочется прикасаться к тебе, мне это нужно. Ты позволишь мне? Я ведь попросил у тебя прощения.
Он продолжал бормотать что-то несвязное.
– Я буду лежать тихо, – с этими словами он откинулся на спину, как будто демонстрируя, как это будет выглядеть. – Я не сделаю тебе больно. Ты можешь делать все, что угодно, главное, позволь мне прикасаться к тебе. Ну, совсем немножечко.
– Не могу, – прошептала Мэгги. Ей хотелось молить Господа, чтобы тот ей помог, – нет, и Сэму тоже, – но ее губы отказывались произносить слова молитвы. Ее переполнял стыд и чувство вины по поводу того, что они с Феликсом наделали.
– Ну ладно. Я все понимаю. То есть у меня там, внизу, как ты сама видишь, небольшая проблема. И ты мне нравишься, Мэгги.
Готовая в любой миг расплакаться, Мэгги застыла на месте. Ей было страшно пошелохнуться. Сэм? Это не мой Сэм. Это кто-то другой.
Он указал на нее.
– Когда-то мы с тобой были вместе. Мне тут рассказали, будто раньше я охранял вас, тебя и твоего сына. Мы ведь наверняка целовались. Или, по крайней мере, ты позволяла мне тебя целовать… Неужели тебе больше не хочется? И вот этоготоже? – он выразительно посмотрел вдоль собственного тела, а затем вновь на нее. – Честное слово, тебе понравится. Если хочешь, я буду держать руки по швам. Я сделаю все, о чем ты меня попросишь. Ни больше ни меньше. Как тебе мое предложение?
Мэгги попятилась и села на мягкий стул, обтянутый тканью в цветочек. Сэм, тот, кого она любила, наконец-то в ее спальне, в доме у прекрасного озера. Он, обнаженный, лежал на ее кровати, и это не раз бывало в ее снах на протяжении десяти лет. Только это был не Сэм. Это была лишь оболочка человека, которого она знала десять лет назад. Похоть в нем возросла вдвое, а вот от чести осталась разве что половинка. Ей хотелось бежать, но ноги словно налились свинцом и приросли к полу.
– Если ты действительно девственница и в этом вся загвоздка, мы можем и не доводить это дело до конца. Ты могла бы, если на то пошло, воспользоваться собственной рукой. Я бы, со своей стороны, тоже сделал бы тебе приятно, честное слово.