Черная Волна

молот и кинулся вперед, его мышцы и синяки

отозвались болью, но он преодолел последние

несколько метров наверх. Он чувствовал, как

паразит извивается внутри его грудной клет

ки, растревоженный частыми ударами серд

ца.

Кровь стучала в ушах, когда Рафен догнал

своего конкурента и перегнал его. Его обмо

танные тряпками ноги громко стучали по

платформе, когда он в последнем усилии взо

брался наверх; там, на низком столике, он

увидел разбросанные тяжелые стальные дета

ли, которые были так же знакомы ему, как

отражение собственного лица в зеркале.

Ствольная коробка, дуло, боевая пружина, магазин. Перед ним лежали разрозненные ча

сти потерявшего цвет от времени, явно давно

не знавшего настоящего ухода болт-пистоле

та системы Годвина, а рядом торчал из обой

мы единственный оставшийся в ней патрон.

Следуя отточенному до автоматизма рефлек

су, он потянулся к разобранному оружию, не

выпуская из виду своего оппонента, который

делал то же самое напротив него. Сростки

внизу снова замолотили кулаками по панци

рям — на этот раз совсем уж неистово; забег

вступил в завершающую стадию.

Руки Рафена быстро, осторожно и точно

собирали пистолет, безупречно подогнанные

детали присоединялись одна к другой, движе

ния следовали в раз и навсегда затверженной

последовательности; наконец, щелкнув, встал

на место магазин. Он проделывал это так

много раз, что действовал, почти не думая; пальцы, повинуясь моторной памяти, сами

выполнили всю работу.

Рафен знал, что его соперник в капюшоне

закончил свою смертельную работу почти од

новременно с ним. Болтерные заряды скольз

нули в казенники, затворные рамы были не

подвижны, курки — взведены, в точности по

вторяя положение друг друга; они медленно

приблизились к провалу, разделявшему две

параллельные платформы, держа друг друга

на мушке.

Вот как заканчивалось состязание: убий

ством — для быстрейшего. И гибелью — для

того, кто оказался недостаточно проворным.

От быстрого движения капюшон свалился с

головы противника, и Рафен увидел знакомое

угрюмое лицо и глаза, наблюдавшие за ним

сквозь щель прицела.

— Тарик?

“НЕЙМОС” поднимался из темных бездон

ных глубин, нос субмарины смотрел вверх, словно следуя за бледным отблеском слабого

дневного света, который проникал в верхние

слои океана Дайники.

Судно замедлило ход, прокладывая курс

параллельно морскому дну, заваленному об

ломками, оставшимися после кораблекруше

ний, проходя над останками затопленных

траулеров и костями китов, мертвых уже дав

но — погибших из-за нехватки корма или

убитых тиранидскими кархародонами. А за

кормой корабля, с каждой секундой сокращая

дистанцию, следовала стая кракенов — их вел

голод и объединяющая их инстинктивная, почти на уровне биохимии, ненависть, горя

щая в крови этих ксеносов.

Каждая система на борту “Неймоса”, кото

рую можно было выключить, была отключена

и глубоко внутри творения Механикус группа

воинов вооружалась, творя ритуалы сраже

ния, отсчитывая секунды до встречи с врагом.

РАФЕН медлил, его палец застыл на спус

ковом крючке. С такого расстояния Астартес

не мог бы промахнуться.

Орел Обреченности сузил глаза, но не от

крывал огонь. Его пальцы мучительно и не

ловко охватывали рукоять пистолета. Далеко

под ними сростки вопили, требуя смерти, злясь за то, что их лишают обещанного кро

вопролития.

— Давай, — попросил Тарик, его слова раз

неслись по кратеру, — убей меня! У меня ни

чего не осталось… Я проклят, обо мне забыли!

Стреляй, Кровавый Ангел! Прояви милосер

дие… Давай же!

— Нет… — начал Рафен, пистолет дрогнул

в его руке.

— Если не выстрелишь, тогда я убью тебя!

— со злобой выплюнул Тарик, — Мне нечего

терять!

Внизу кричала, потом начала что-то моно

тонно скандировать, этот шум, был громким, как рокот штормовых волн, бьющих в при

брежные скалы. Рафен, стараясь не обращать

на них внимания, покачал головой:

— Я не могу, родич. В этом нет чести…

— Чести? — в ответ заорал Тарик. — У нас

ее отняли, или ты не видишь? Я что, должен

умолять пристрелить меня? Мы в аду, Крова

вый Ангел! И никто не придет нам на помощь.

Он ударил себя по груди, внутри которой

свернулся его паразит:

— Мы осквернены! Смерть — наше един

ственное избавление.

Лицо Орла Обреченности осунулось, каза

лось, за одну секунду он состарился на годы:

— Я жажду только Милости Императора, —

выдохнул он.

Рафен ужаснулся, увидев брата Астартес, павшего так низко, воля которого была почти

сломлена. Воспоминания поднялись на по

верхность его памяти — он слышал о подоб

ном от своего наставника Кориса. У каждого

есть свой предел прочности, даже у таких, как

мы. Те, кто утверждает, что это не так — дура

ки или лжецы. Штука в том, чтобы понимать

правду, знать себя и быть готовым, что когда-

нибудь такое может произойти.

Насколько он видел, для Тарика такой день

уже настал. Рафен чувствовал тяжесть болт-

пистолета в своей руке. Всего один выстрел; пуля войдет точно между глаз Орла Обречен

ности, — смерть будет мгновенной, только

короткая белая вспышка агонии. Конец боли, терзающей брата-воина, чьи страдания в этой