Черное сердце

Дома в приподнятом настроении сервирую стол. Напевая, раскладываю ужин по тарелкам. Андрей рядом, но черту не переступает, даже не пытается заговорить. После того бестактного замечания, молчит, а если и обращается, то констатируя: нужно туда-то, едем так-то, пора перевязку делать. О, да… последнее переживаю со стойкостью оловянного солдатика, попавшего в огонь, ведь грубоватые пальцы с такой небрежной нежностью заменяют пластыри, что я едва не кончаю от восторга, и как только пытка заканчивается, спешу в ванную. Умываюсь ледяной водой – щеки горят, тело дрожит…

Вот и сейчас от близости Зепара начинаю всё больше нервничать и неуклюже ронять посуду. Держусь подальше, насколько позволяет узкое пространство миниатюрной кухни-столовой, ещё сравнительно недавно казавшейся отвратительно огромной. Даже шутила ни раз: Вадимушка, зачем нам банкетный зал в столовой, где без стеснения можно балы проводить, хотя сидим обычно за малым возле холодильника и плиты? Муж отмахивался с озорным блеском в глазах: «Всегда мечтал иметь просторную кухню». Что ж… мечты и желание мужа для меня – закон!

Поглядываю на часы. Странно, время уже почти семь, а Вадима ещё нет. Даже не звонит, что задерживается. На душе тревожно. Через полчаса не выдерживаю и оглядываюсь в поиске телефона. Мобильника нет. Чёрт! Забыла в сумочке. Машинально иду в коридор. Достаю телефон из сумочки, но попутно цепляю презент мужа – зеркальце падает и россыпью скола звонко разлетается по ламинату.

– Твою мать! – скреплю зубами. Иду на кухню за веником, на ходу просматривая сообщения. Удивительно непринятая смс-ка. Нет желания читать, ведь не знаю от кого она. В дверном проёме сталкиваюсь с Андреем. – Зеркальце разбила, - бубню, глядя на экран, и дрожащими пальцами открываю письмо: «Сука! Ты виновата! В машине должна была быть ТЫ!» Смаргиваю наваждение – экран расплывается. В голове эхом звучит: в машине… ты… виновата… Опираюсь на стену - мутит, ведёт в сторону. Набираю мужа:

– Абонент временно недоступен, - слышу будто под водой.

Нажимаю сброс, снова вызов. Слушаю… Механически сбрасываю, вновь набираю… Как заведенная повторяю и повторяю пока на другом конце девушка не говорит:

– Телефон выключен или находится вне зоны действия сети.

Съезжаю по стене, но холодный пол не остужает жара в теле. Меня трясут – фокусируюсь. Андрей. Лицо взволнованно. Не говоря ни слова, забирает телефон. Изучает. Нажимает кнопки… Выуживает свой мобильник:

– Никитин, опять смс-ка! Абонент неизвестен… - молчит пару секунд.
– Вадим не отвечает, в письме намек на виновность Виты, что не она в машине поехала… - сумрак проносится каруселью - проваливаюсь в небытие. Прихожу в себя. Андрей, склонившись надо мной, бьёт по щекам, в руке чашка.

– Очнись! – тормошит сурово. Грубовато прислоняет к моему рту чашку. – Пей! – командует жёстко. Насилу пригубляю воды. Сосредоточенно вспоминаю: что случилось?

Вижу телефон, и перед глазами вновь предстает смс-ка.

– Вадим! – нелепо взмахиваю руками. Порываюсь встать, но меня опять ведёт. Отчаянно придерживаюсь стены, стараясь не упасть. Получается с трудом и то - удается устоять только с помощью Андрея. – Надо позвонить мужу. Он должен сейчас приехать…

Зепар не даёт и шагу ступить – рывком притягивает и сминает в стальных объятиях. Выдохнуть не могу, в глазах резь. Рвусь на свободу, но Андрей не пускает:

– Ч-ш-ш… - убаюкивает на ухо. – Александру только что звонили… - секунду молчит. – Прости, - вновь наступает звенящая тишина.
– На выезде из Выборга нашли ваш «Мерседес». Сергей и Вадим мертвы…

– Врешь! – беснуюсь словно полоумная: - Пусти, - кричу не своим голосом, вырываясь с диким остервенением – Зепар не умолим:

– Ч-ш-ш… - продолжает успокаивать. Бьюсь из последних сил… как в каменную стену. Удар… Ещё удар… Ещё… Дрожу, реву… Больше не могу… Обмякаю, звуки истончаются… Вадим не может умереть! Он просто ещё не приехал. Задержался… У машины неполадки – колесо пробито, масло течёт… Сережка – умничка! Отремонтирует и вернёт мне мужа… Главное, подождать. Я терпеливая… подожду!

Монотонное бормотание и настойчивые объятия усмиряют. Прижимаюсь крепче, закрываю глаза. Наступает опустошение, безразличие… Темнота…

Глава 21.

Вереница последующих событий смазана. Полиция. Опознание. Близкие знакомые: Александр, Костик, Андрей… Показания, соболезнования, похороны… Люди… Много наших знакомых… Длинные толпы народу. Приносят пустые слова: «Скорбим… держись… крепись… Если что, ты только позвони… Вадим был замечательным… Лучшим…»

Бесстрастно смотрю в лица – не вижу в них честности и подлинных чувств. Дежурные фразы, не приносящие облегчения. Почему всё так пресно, безвкусно, безжизненно? Глупости не позволяет совершать Андрей и Никитин – следят зоркими глазами. Александр – время от времени пропадает, а вот Зепар… всегда рядом, помогает в полиции, с опознанием, с похоронами… На дознании, где на меня первым же делом вешают убийство собственного мужа, расправляется с обвинителями вескими аргументами, подкрепленными массой информации на бумажных носителях и закрепляя алиби своими показаниями. Странно, но, ни слова, ни документа не могу вспомнить – всё пролетает в пустоту, точно мне яростно подчищают память, чтобы не захламить ненужностью. Да мне плевать! Пусть бы и посадили. Как жить-то?..

Зепар настолько подчиняет мою жизнь себе, что даже умудряется командовать в офисе турфирмы – работу никто не отменяет. Удивительно, его слушаются беспрекословно. Я молчу, нет сил, да и желания пререкаться… Странно, но не помню ни единой важной встречи или звонка – тихо прихожу, также ухожу... ведомая под руку Андреем.

Вскоре, друзья как один – оставляют меня на попечении Зепара. Навещают по возможности, а звонят по нескольку раз на день. Говорить не хочу – отворачиваюсь или утыкаюсь в подушку. Пока не готова… Нечего ответить! Сердце на куски, душа на части. Я медленно умираю, потеряв вкус к жизни!

Видимо, Зепар нанимает прислугу, потому что изредка вижу пожилую женщину. Невысокую, полноватую, миловидную, рыжеволосую, голубоглазую. Снует тенью по комнатам, вертится на кухне. В её глазах читаю сострадание и жалость. Искренне… Они мне не нужны, не приносят облегчения, а ощущать себя ущербной - ещё гаже. Спасибо, что она умнее многих – ничего не говорит. Молча делает работу, и исчезает…

Как выясняют специалисты: в машине были повреждены тормоза и нарушена гидравлика руля. Скорость высокая, машина слетает в кювет на съезде с моста. Ко всему прочему, не везёт с обочиной – врезаются в бетонное перекрытие. Авто смяло в гармошку. Сергей и муж, сидящий на переднем сидении, погибают сразу. Вадима даже выкидывает на капот. Тела обгорают настолько, что приходится делать опознание по зубам, но мне уже и перстня было достаточно. Оттиск-печать, с которым муж никогда не расставался. Да, расплавленный, но очертания… слепок…

Можно так сказать, фартит: у Сергея никого не нет. Мне не приходится извиняться. Смотря в глаза, приносить соболезнования… Не уверена, что смогла бы и так постоянно тянет на себя руки наложить, но… надсмотрщик рядом. Приём таблеток по режиму. Даже не позволяет закрываться в ванной – посидеть в воде с пеной, привести тело в порядок... Один раз не ослушиваюсь - в итоге, дверь слетает с петель, еще не успеваю раздеться. В бешенстве хочу вызвать полицию, учиняю скандал… Кричу вдоволь, аж голос срываю – вместо ора, хриплю давясь слезами… Вот только Андрею плевать на мою боль. Сочувствие и понимание – ему чужды. Зепар и слова не отвечает… Испепеляет холодной зеленью безразличных глаз. Резко отпихивает к стиральной машинке и с убийственной невозмутимостью шерстит полки, скидывая в горку все режуще-колющее…. Сгребает бритвы, ножницы, пилки, расчески, шпильки, невидимки и прочие заколки, - отворачивается и уходит, демонстративно оставив дверь открытой. Наследующий день в ванне… на столике для мыльных принадлежностей меня поджидает набор для депиляции на основе воска и расчёски с более мягким зубцами… словно я животное.

Пару раз Андрей уезжает по делам, оставляя меня на попечение Александра. Я выплевываю ему всё негодование, злость на безжалостного Зепара. Требую его уволить, а меня оставить в покое. Никитин качает головой:

– Ангел мой, ты не в себе. Если так и будет продолжаться, придётся тебя в клинику положить. Методы Андрей, может, и грубы, но я верю: он тебя заставит жить!

– Не хочу жить! А еще больше не хочу видеть Зепара! – шиплю, гневаясь. – Он не человек. Не знает боли, сострадания.