Черное сердце

Никитин темнеет лицом, на миг теряется, во взгляде растерянность, даже страх. Но быстро берёт себя в руки:

– Тебе такой и нужен, - убеждает с чувством. – Разговор закончен, - обрубает строго. – Хватить скандалить. Смирись. Андрей будет рядом. Я ему дал «добро» на любые меры, лишь бы ты пришла в себе. Будишь буянить, мы тебя к врачу отвезём. Не вынуждай!

Умолкаю. Что если Александр и Андрей придумали коварный план забрать мой бизнес? Убрали мужа, а сейчас упекут в дурдом меня?.. Все знают, что Никитин – мой негласный душеприказчик и даже Мичурин ему слова наперекор не скажет. Мысль свербит настойчиво. Долго, навязчиво, жужжит мерзкой мухой. Но вскоре утихает – если бы так, Александр бы не угрожал. Тихо запихнул бы в дурдом, объявил меня недееспособной – и бизнес в кармане. Так нет же. Нянчится… убеждает… советует… Вон как осунулся! Часто замечаю, как держится за сердце, пьёт какие-то лекарства. Корит во всем, что случилось себя – порой слышу бормотание... Невнятные, но смысл улавливаю, даже неудобно становится. Никитин совсем не причём, а переживает, словно только он и виноват! Нет же, бормочет, что столько ведёт расследование, а всё на одном месте топчется. Хватку потерял… Пока ничего нового выяснить не удаётся, и даже связи Андрея Влацловича не выручают, хотя его ребята носятся как угорелые, успевают по архивам смотаться, лишний раз знакомства поднять...

Глаза зудят – рыдаю безостановочно, но выпиваю таблетки - и мне легчает, по крайней мере, проваливаюсь в пустоту. Часто ночами просыпаюсь в холодном поту. Выныриваю в реальность, а здесь встречает боль утраты. Порой сквозь помутнение слышу грубый шёпот. Знакомый, бархатный, настойчивый… Андрея. Как заклинание читает:

– Вставай, пора вернуться к жизни! Будь сильнее простых смертных! Забудь Вадима, он не был достоин тебя… Найдешь другого. Лучше! Будешь счастлива!.. Ведь ты не любила его… признайся хоть себе…

Меня возмущает сказанное, вводит в недоумение, но воспротивиться не могу… не хочу… Не вижу смысла… Сжимаю крепче в ладони перстень Вадима – его повесила на золотую цепочку, чтобы не потерять. Это всё, что осталось настолько родного и дорого мужу, чего могу касаться и носить настолько близко к сердцу. Принимаю лекарство и вновь успокаиваюсь – лучше не ругаться. Плевать! Это ничего не изменит и Вадима не вернёт. Вскоре смиряюсь, наступает апатия – пусть, что будет…

Вместо ответа на любые слова Зепара и Никитина без особого энтузиазма киваю, опускаю глаза – а что ещё могу? Я в плену по собственной дурости: меня шантажируют без видимых требований и удерживают насильно, без применения силы…

Глава 22.

Однажды открыв глаза, вижу Андрея – восседает с господской величественностью в кресле у балкона. Полуобнажён, серьёзен, задумчив. Расслабленные руки покоятся на подлокотниках. Смотрит на меня в упор и будто не дышит. Лицо, точно маска – непроницаемая, холодная, невозмутимая. Как же хотелось вскочить и врезать ему, чтобы хоть какая-то эмоция проступила. Чёрствый, надменный, непробиваемый циник. Бесчувственный ханжа, бесстрастная ледышка… с чёрным сердцем, не знающем, о любви и привязанности.

Но не осмеливаюсь – кто я такая, чтобы его осуждать?.. Прогнать? Не могу… Не знаю почему, но не могу. Язык не поворачивается… Да и наори опять – проигнорирует, как делал до этого. Остаться же одной – умру… Как ни крути, Зепар - единственный, кто со мной сейчас.

Частенько случается, некоторое время соображаю: где нахожусь? Как здесь очутилась? То в ресторане, то в кино, в машине, на приёме у Андрея Викторовича… Растерянно оглядываюсь, меня не трогает действительность - квело жую, бездумно смотрю, слушаю… Жизнь, продолжается против воли…

Прихожу в себя очередной раз. Помутневшим взглядом обвожу машину – знакомый джип. Пытаюсь сосредоточиться: куда еду – не получается. Мотаю головой и отворачиваюсь к окну. Опять куда-то везут. На работе, вроде, была… а, вероятно, домой.

– Как насчёт тренировки через боль? – вырывает из тягучих мыслей голос Андрея.

– Боль? – отстранённым эхом переспрашиваю и бесстрастно смотрю на Зепара.

Кхм… только сейчас замечаю, как сильно осунулся. Скулы заострились, от чего и без того чёткий контур лица, кажется точно вылепленным. Надбровные дуги ещё больше посуровели – выпирают точно навесные скалы. Огромные малахитовые глаза впали… Линия рта стала ещё жестче.

– Сильной, но отрезвляющей, - не глядя на дорогу, интересуется Андрей, круто повернув на светофоре.

– Какой… боли? – шепчу непонимающе. – Боли - боли… - уточняю нелепо, сама до конца не осознавая, что имею в виду.

– Боли через боль, чтобы потом, если случится подобное, ты уже была готова к Аду!

Милая шарада, вот только нет настроения её решать.

– Не уверена, - морщусь, но придаю голосу сдержанности.
– Хочу домой! – нервничаю и даже почему-то готова кричать от страха или выскочить из машины. Интуитивно кошусь на окно, ища пути отступления. Магазины, бутики, офисы. Знакомый район!.. О нет! Мы уже возле школы боевых искусств. Машина останавливается – сжимаю крепче сумочку, будто она может спасти.

– Никитин был прав! – Зепар с присущей ему невозмутимостью выключает зажигание, вытаскивает ключ и оборачивается. – Не стоило тебя Стасу доверять.

– Ты за меня волнуешься? – неуверенно предполагаю. Глупость, но в теле с «ничего» появляется сила, нагнетается радость. Еле удерживаюсь от улыбки. Везёт – губы отвыкли улыбаться. Неужели меня волнует отношение ко мне Зепара? Бред!.. Мне плевать… Чёрт! Вру даже себе. Меня волнует: безразлична или нет? Если второе, это бы объяснило, почему ругался с Вадимом. Столько времени потратил со дня смерти мужа. Шептал отвратительные вещи, заставляющие вернуться к реальности… Нежно убаюкивал… не бросал…

– Одного из лучших сотрудников чуть не потерял, - поясняет Андрей хмуро. – Думается, он тебя толком ничему не научил.

От неожиданно жёсткого ответа, расстраиваюсь и даже не знаю, что сказать. Скотина! Гад! Сволочь… Бесчувственный чурбан. А чего злюсь-то? Я ему никто. Он честен. Профессионален от «а» до «я». Постоянно даёт понять, что я не в его вкусе. Работа - и только! Чего нарываюсь? На что напрашиваюсь?.. Да и как смею? Вадим только погиб… Из-за меня, а я - пищащая тварь больше переживаю – думает ли обо мне Зепар не только как о своей работе? Моей низости нет предела! Приступ самобичевания пора прекращать, а то опять задумаюсь о самоубийстве.

– Стас был… – бубню, запахнув плащ плотнее – по коже бежит холодок. – Был… - не нахожу слов, ведь толком-то не подыскала верных.

– Прежде чем тебя тренировать, нужно сбить спесь и гонор, и мозг вставить! – незлобиво бросает Андрей и выходит. Вздрагиваю, когда его дверца громко хлопает. Сижу, точно прибитая к месту, лишь сердце бешено колотится, да уязвленная гордость злобно клокочет. Моя дверца открывается также резко. Зепар уже с двумя сумками, одна удивительно похожа на мою… спортивную. Не успеваю до конца осмыслить, что происходит, Андрей, как всегда, «галантно» кивает - давай, вылезай. Рождённое с первой встречи чувство ненависти, неумолимо крепнет.

– Я вещи не взяла, - выдавливаю, изо всех сил храня спокойствие.

– А я собрал, - в тон парирует Андрей, демонстративно чуть приподняв сумки.

Так значит правда? Не показалась знакомой, так и есть? От возмущения взрываюсь:

– Ты совсем… Как посмел… Да кто ты такой?.. – беснуюсь в праведном гневе, переходя на шипение. Мимо машины идёт толпа ребят. Недружным хором громко здороваются с Зепаром и спешат дальше.

– Ты, правда, хочешь поговорить на эту тему? – уголком рта криво усмехается Андрей, как только они скрываются за дверями школы. К горлу стремительно подкатывается ком, нервно сглатываю, но из вредности буркаю: