Черное золото

— Можно укрепить крепления дополнительными тросами, — предложил Рихтер. — Но качка на размытых путях все равно будет сильной.

— А оборудование в лаборатории… — подал голос Островский. — Некоторые приборы очень чувствительны к тряске.

Лапин хмуро посмотрел в окно:

— Ночью будет еще хуже. Видимость никакая, дождь усиливается…1

— Нам нельзя останавливаться надолго, — я постучал пальцем по карте. — До Мурома еще около ста километров. Там сможем провести полноценный осмотр состава.

Паровоз дал протяжный гудок. Поезд медленно тронулся, осторожно продвигаясь по размытому участку. Вагоны начало сильнее раскачивать.

— Пойду проверю лабораторию, — Островский поднялся, хватаясь за стенку купе для равновесия.

— Я с вами, — Кудряшов последовал за ним. — Надо закрепить геологические образцы.

Мы остались втроем. Рихтер достал свой потрепанный блокнот, исписанный формулами и схемами:

— Леонид Иванович, меня беспокоит третья платформа. Там установлен самый тяжелый станок. Если насыпь действительно размыта…

Договорить он не успел. Вагон сильно тряхнуло, затем еще раз. С полки упала папка с документами, рассыпая бумаги по полу.

Лапин выглянул в окно:

— Черт, как раз проходим самый опасный участок. Пойду к ребятам, проверю крепления.

Снаружи окончательно стемнело. Дождь превратился в сплошную водяную стену, сквозь которую едва пробивался свет редких фонарей вдоль насыпи. Где-то вдалеке прогремел гром. Надвигалась гроза.

Я вышел в коридор. Из соседних купе доносились приглушенные голоса. Буровики обсуждали предстоящую работу. В конце вагона кто-то тихо напевал «Дубинушку».

Добравшись до тамбура, я выглянул наружу. Ветер швырнул в лицо горсть холодных капель. На платформах под тусклым светом фонарей чернели силуэты укрытого оборудования. Качка усиливалась.

Вдруг из темноты донесся крик:

— Держи! Держи трос!

Я бросился к выходу. На третьей платформе метались тени.

Несколько человек пытались закрепить сорвавшийся край брезента. Среди них я узнал Рихтера, он, несмотря на возраст, ловко перемещался между мокрых механизмов.

Мгновенно промокнув до нитки, я пробрался на платформу. Ветер трепал брезент как парус, грозя сорвать его окончательно. Буровики цеплялись за скользкие поручни, пытаясь дотянуться до оторвавшегося угла.

— Осторожнее! — крикнул Рихтер, перекрывая шум дождя. — Там острые края!

В свете качающегося фонаря я увидел, как по его лицу стекает вода, а седые волосы прилипли к вискам. Но движения оставались точными, выверенными. Сказывался многолетний опыт работы с техникой.

— Давайте трос! — скомандовал он, и кто-то из рабочих протянул толстую веревку.

Общими усилиями мы начали подтягивать брезент. Состав продолжало раскачивать, под ногами хлюпала вода. Один неверный шаг мог привести к падению прямо под колеса.

В свете молнии я заметил, что один из тросов, удерживающих главный привод бурового станка, начал провисать.

— Александр Карлович! — я указал на опасность.

Рихтер мгновенно оценил ситуацию:

— Всем немедленно с платформы! — его обычно спокойный голос звучал как удар кнута. — Может сорвать весь механизм!

Люди начали спешно отступать. Но Рихтер, вместо того чтобы уйти, метнулся к станку. Его руки уже шарили в ящике с инструментами.

— Держите фонарь! — крикнул он, извлекая какой-то инструмент. — Нужно закрепить скобу, иначе потеряем всю установку!

Я схватил фонарь, направив свет на работающего инженера. Дождь хлестал по лицу, гром грохотал совсем близко. Состав медленно полз через размытый участок, и каждое движение отдавалось дрожью в платформе.

Минуты тянулись как часы. Рихтер работал молча, только изредка просил посветить то тут, то там. Его руки двигались с удивительной точностью, несмотря на качку и ливень.

Из темноты донесся голос Лапина:

— Мост через пять минут! Если не успеем закрепить, на переходе может сорвать!

Я посмотрел вперед. Действительно, в свете молний уже виднелись очертания железнодорожного моста. Оттуда доносился нарастающий гул. Река вздулась от дождей.

— Почти готово, — пробормотал Рихтер, затягивая последний болт. — Теперь страховочный трос…

Паровоз дал длинный гудок. Предупреждение о приближении к мосту. Я увидел, как по соседней платформе бегут люди с фонарями. Бригада Лапина спешила на помощь.

— Стойте! — крикнул Рихтер. — Слишком много веса на одной стороне!

Он был прав. Платформа начала опасно крениться. В последний момент буровики успели отступить.

Состав начал замедляться перед мостом. Рихтер выпрямился, вытирая мокрое лицо:

— Готово. Теперь должно выдержать.

Я посветил фонарем на его работу. Узел креплений выглядел непривычно, но надежно. Несколько дополнительных скоб и тросов, установленных под необычным углом, полностью фиксировали механизм.

— Что это за конструкция? — спросил я, перекрикивая шум дождя.

— Модификация крепления по типу корабельного, — Рихтер начал собирать инструменты. — Видел такое в Германии на верфях. При качке держит лучше обычного.

Первые вагоны уже вступили на мост. Металлическая конструкция отзывалась низким гулом на каждый удар колес. Но станок стоял неподвижно, несмотря на усиливающуюся тряску.

Мост мы проехали благополучно. Я убедился, что крепления Рихтера держат надежно и вернулся к себе. Напился чаю и лег спать. Быстро уснул под стук колес.

Утром проснулся засветло. Быстро оделся и вышел из купе. Мы остановились на полустанке. Я вышел из вагона.

Туман висел плотной завесой, скрывая очертания путей и приглушая звуки. Влажный воздух пропитал одежду насквозь, делая ее тяжелой и неприятной.

Морозного холода еще не было, но пронизывающий ветер давал понять, что зима не за горами. Рабочие, кутаясь в промокшие шинели, медленно выбирались из вагонов, растирая закоченевшие руки.

Рихтер первым заметил неладное. У парового котла, установленного в передней части платформы, тонкой струйкой выбивался пар. Подойдя ближе, он провел рукой вдоль стенки. Металл был влажным и горячим.

— Трещина, — пробормотал он, нахмурившись.

Кудряшов подошел следом и прислушался к ровному шипению.