Черное золото

— А что с системой определения утечек? — спросил я у Островского.

— Медные пластины уже развешены по всей площадке, — химик показал схему расположения датчиков. — При контакте с сероводородом темнеют за несколько минут. Дежурные проверяют их каждый час.

Я достал чертеж установки предварительной дегазации нефти:

— Нужно начинать очистку сразу после подъема на поверхность. Тогда и концентрация газа в воздухе будет меньше.

Рихтер задумчиво поглаживал бородку:

— Можно сделать закрытую систему сбора. От устья скважины сразу в герметичные емкости, а оттуда на очистку.

Работа закипела. Плотники сколачивали навесы для убежищ, монтажники тянули провода к сиренам, химики устанавливали индикаторные пластины. Зорина проводила учения по эвакуации, засекая время добегания до укрытий.

К вечеру система начала обретать законченный вид. Высокие мачты с флюгерами поблескивали на закатном солнце. Возле каждого поста дежурного появились комплекты противогазов и схемы действий при тревоге.

— Теперь надо приучить людей к дисциплине, — заметил Глушков, проверяя посты. — Чтобы не расслаблялись, даже если долго не будет выбросов.

Я обошел промысел, проверяя готовность всех систем. Установка дегазации нефти уже работала, очищенная жидкость поступала в герметичные резервуары. Индикаторные пластины поблескивали первозданной медью, значит, воздух чист.

Оставалось надеяться, что принятых мер хватит для защиты людей. В будущем я видел куда более совершенные системы безопасности. Но пока приходилось обходиться доступными средствами, компенсируя техническую простоту тщательной организацией.

На буровой снова гудели насосы. Работа продолжалась.

Теперь рабочие чувствовали себя увереннее, зная, что в случае опасности смогут быстро укрыться. А значит, можно было двигаться дальше, к главной цели, к большой нефти.

Глава 10 Логистика

На следующее утро я отправился проверить, как идет оборудование полевого госпиталя. Большую армейскую палатку разделили пологами на несколько отсеков. В первом разместили приемный покой, во втором — процедурную, в третьем — палату.

Госпиталь начали создавать еще до случая с отравлением. Я выделил часть средств из фонда обустройства промысла. Большую армейскую палатку, привезенную из Бугульмы, печи-буржуйки, кровати и постельные принадлежности.

Плотники соорудили прочный деревянный настил, приподнятый над промерзшей землей. Стены утеплили двойным слоем брезента с соломенной прокладкой между ними.

Два дня артель плотников во главе с Кузьминым сколачивала внутренние перегородки, устанавливала полки и шкафы. Лапин организовал доставку медицинского оборудования со складов в Бугульме. Глушков отрядил двух конных для постоянной связи с районной больницей.

Палатку разделили на несколько отсеков. В первом приемный покой с дежурным фельдшером. Во втором процедурная с металлическими инструментальными столиками. В третьем палата на шесть коек. Отдельно оборудовали небольшую аптеку, где Зорина хранила медикаменты под замком.

Когда все было готово, я зашел посмотреть, как получилось. Сама Зорина руководила обустройством, раздавая короткие команды помощницам:

— Здесь поставьте стол для инструментов. Кислородные баллоны ближе к койкам. И проследите, чтобы печка не дымила!

— Мария Сергеевна, можно вас на минуту? — окликнул я.

Она обернулась, и в глазах мелькнуло плохо скрытое раздражение:

— Что еще? У меня и без ваших советов дел хватает.

— Я насчет нейтрализующих растворов…

— Неужели и в медицине разбираетесь? — в ее голосе прозвучал неприкрытый сарказм.

— В Баку видел интересный способ, — спокойно продолжил я. — Раствор тиосульфата натрия с добавлением…

Она хотела что-то возразить, но замерла, вслушиваясь в перечисление компонентов:

— Постойте… Это же может сработать. Но откуда вы знаете?

— Старые записи земских врачей, — улыбнулся я. — У них большой опыт лечения отравлений сероводородом.

Зорина быстро записывала состав в блокнот, хмурясь все меньше:

— А пропорции? И как часто применять?

Следующий час мы провели, обсуждая детали лечения. Ее профессиональный интерес явно перевешивал первоначальное недоверие.

К вечеру в госпитале появились первые пациенты, те самые бурильщики с легким отравлением. Зорина лично готовила растворы, проверяя каждую дозу.

Я зашел проведать больных на следующий день. Молодой Ходыкин уже сидел на койке, с аппетитом уплетая кашу. Пожилой Сулов еще покашливал, но цвет лица стал заметно лучше.

— Ваш рецепт творит чудеса, — тихо сказала Зорина, встретив меня у входа. В ее глазах появился новый, заинтересованный блеск. — Осложнений нет, дыхание восстанавливается быстрее обычного.

— Это ваша заслуга, — ответил я. — Без правильного применения любой рецепт бесполезен.

Она улыбнулась, наверное, впервые за все время нашего знакомства:

— Знаете, я, кажется, слишком поспешно вас осудила.

В этот момент в палатку вбежала встревоженная сестра:

— Мария Сергеевна! У Валиева снова начался кашель!

— Иду! — Зорина метнулась к пациенту, но у входа обернулась: — Зайдите вечером. Обсудим дальнейшие улучшения.

Я смотрел, как она склоняется над больным, уверенно и спокойно делая свое дело. Что-то неуловимо изменилось в наших отношениях. Под маской строгого врача проступали новые, более теплые черты.

Вскоре госпиталь работал как хорошо отлаженный механизм. Зорина обучила персонал новым методам, создала четкие инструкции, организовала круглосуточное дежурство. Теперь промысел имел надежную медицинскую защиту.

А наши вечерние обсуждения становились все длиннее. Как-то, когда основные работы в госпитале закончились, мы сидели с Марией Сергеевной в ее маленьком кабинете, отгороженном от общего помещения. Тихо потрескивала буржуйка, на столе дымились кружки с травяным чаем.

— Как вы оказались здесь, в татарской глуши? — спросил я.

Она задумчиво помешала ложечкой чай:

— После медицинского института могла остаться в Москве. Профессор Преображенский предлагал место в клинике… — она улыбнулась каким-то воспоминаниям. — Но я решила ехать туда, где труднее. Где действительно нужна.

— А семья?

— Отец преподавал химию в гимназии, мать работала акушеркой. Они… не пережили тиф. Несколько лет назад. — Она помолчала. — С тех пор моя семья — это пациенты.

В ее голосе прозвучала застарелая боль, но тут же сменилась привычной деловитостью: