Черное золото

Курбатов Николай Петрович, заместитель начальника нефтяного отдела ВСНХ, держался с неторопливой основательностью бывалого управленца. Грузный, с крупными чертами лица, он то и дело промокал платком покрытый испариной лоб.

Я слышал, что до революции работал инженером на бакинских промыслах Нобеля, потом примкнул к большевикам. Теперь руководил развитием новых месторождений.

— В четырнадцатом году я как раз занимался разведкой в здешних краях, — басовито рассказывал он, прихлебывая чай. — Но тогда геология считала этот район бесперспективным.

Рядом с ним примостился щуплый, желчного вида Джафаров Мамед Керимович, главный инженер «Азнефти». Нервные пальцы постоянно теребили пуговицу потертого пиджака. В его цепких черных глазах читалось плохо скрываемое недоверие.

— У нас в Баку такие фонтаны каждый месяц случаются, — бросил он с заметным акцентом. — Пара сотен тонн в сутки — это не показатель.

Военных инженеров оказалось трое. Перцовский Дмитрий Андреевич, начальник технического отдела Артиллерийского управления, высокий седой мужчина с безукоризненной выправкой. Рядом Изваров Сергей Ильич, специалист по броневой стали, и молодой военинженер Малахов Алексей Павлович из химической службы.

— Нам особенно интересен состав вашей нефти, — негромко заметил Малахов. — Говорят, сера зашкаливает?

Чуть поодаль расположились два представителя Госплана. Сухопарый Студеницкий Петр Александрович, похожий на земского учителя, и его молодой помощник Корзинкин Игорь Михайлович, выпускник Промышленной академии.

— Нас интересуют перспективы развития района, — пояснил Студеницкий, протирая ладони. — Инфраструктура, рабочая сила, снабжение.

Замыкал комиссию неприметный товарищ Бессонов из особого отдела, молчаливый человек в сером пальто. Он больше слушал, изредка делая пометки в блокноте.

— Что ж, товарищи, — Курбатов отставил пустой стакан. — План работы такой. Сначала осмотр буровой и хранилищ, потом проверка документации, затем итоговое совещание.

— И обязательно отберем пробы нефти, — добавил Джафаров. — В Баку есть прекрасная лаборатория для анализа.

Я заметил, как при этих словах Зворыкин и Северцев переглянулись. Военным явно не нравилась идея отправки образцов в Баку.

— Все необходимые анализы можно провести в нашей полевой лаборатории, — спокойно возразил я. — Островский покажет результаты.

За окном дежурки послышался звон бубенцов. Прибыл санный поезд. Пять крепких розвальней, застеленных сеном и тулупами, готовы принять московских гостей.

Лошади нетерпеливо фыркали. Пора отправляться на промысел. Я поднялся:

— Прошу, товарищи. Сани готовы, — я распахнул дверь. — До промысла путь неблизкий. Надо выезжать.

Комиссия, кутаясь в одолженные тулупы, начала рассаживаться по саням. Я занял место в передних, рядом с Курбатовым.

— Н-но, родимые! — крикнул старший возница, и санный поезд тронулся в путь.

Впереди ждали сложные дни проверки. Но я уже понял, что главную битву придется вести не с морозом и технологиями, а с предубеждениями и ведомственными интересами этих людей.

Санный поезд медленно продвигался по заснеженному тракту. Морозный ветер гнал по полям поземку, наметая вдоль дороги высокие сугробы. Солнце, похожее на тусклый медный пятак, едва пробивалось сквозь низкие серые облака.

— И далеко еще? — поежился Джафаров, кутаясь в тулуп.

— Верст двадцать осталось, — ответил я, разглядывая однообразный зимний пейзаж. Голые татарские деревеньки изредка мелькали вдалеке черными пятнами на белом снегу.

— В такой глуши… — покачал головой Студеницкий. — Как же вы собираетесь организовывать масштабное производство? Ни дорог, ни жилья, ни рабочих рук.

— Рабочие найдутся, — возразил я. — В окрестных деревнях много крепких мужиков. А дороги проложим, не впервой.

Джафаров насмешливо фыркнул:

— У нас в Баку все под рукой — и порт, и железная дорога, и квалифицированные кадры. А тут… дикое поле.

Сани резко тряхнуло на ухабе. Курбатов, дремавший под тулупом, встрепенулся:

— А что с электричеством? Паром работаете?

— Пока паровые машины. Но уже ведем переговоры с Казанью об электрификации района.

Изваров, до того молчавший, вдруг подался вперед:

— Скажите, а правда, что у вас сероводород в нефти под тридцать процентов?

— Увидите сами, — уклончиво ответил я. — В нашей лаборатории полно образцов.

Очередной порыв ветра швырнул в лицо колючую снежную крупу. Лошади, опустив морды, упрямо тащили сани против ветра. Бубенцы под дугами звенели все глуше.

Дорога пошла под уклон, спускаясь в широкую лощину. Здесь ветер дул еще сильнее, забираясь под тулупы острыми ледяными иглами.

— Волки тут не беспокоят? — встревоженно спросил Корзинкин, вглядываясь в темнеющий впереди перелесок.

— Случается, — признал я. — Но у нас хорошая охрана.

— Охрана от волков? — насмешливо протянул Джафаров. — Прямо как в средние века…

— От волков. И от банд, — жестко ответил я. — Тут вам не Баку, товарищ Джафаров.

Разговор прервался. Сани въехали в густой ельник. Заснеженные лапы елей нависали над дорогой, осыпая проезжающих холодной пылью. Лошади осторожно ступали по узкой колее, пробитой в глубоком снегу.

— Однако… — пробормотал Студеницкий, когда особенно мощный порыв ветра качнул верхушки деревьев. — Как же вы тут зимой работаете?

— Работаем, — коротко ответил я. — Потому что должны.

Лес внезапно расступился, открывая широкую поляну. Вдали показались очертания буровой вышки, окутанной белыми клубами пара.

— Приехали, товарищи, — объявил я. — Добро пожаловать на промысел.

Сани одна за другой втягивались в ворота. Члены комиссии, разминая затекшие ноги, с любопытством оглядывались.

Джафаров что-то быстро записывал в блокнот, Малахов принюхивался к характерному запаху сероводорода, Бессонов внимательно осматривал охрану у ворот.

Этим скептикам надо доказать значимость нашего открытия. И сделать это надо так, чтобы ни у кого не осталось сомнений.

После приезда членов комиссии разместили в новом бараке, специально подготовленном для важных гостей. Лапин расстарался, натопили жарко, застелили топчаны свежим сеном, укрыли ватными одеялами. В углу установили рукомойник с теплой водой.