Черное золото

— Час на отдых, товарищи, — объявил я. — Потом начнем осмотр.

Курбатов, кряхтя, стянул обледеневший тулуп:

— Пожалуй, не помешает согреться. А то в этих санях все кости промерзли.

Студеницкий уже раскладывал на столе бумаги, готовясь делать записи. Малахов настраивал какие-то приборы для замеров. Бессонов просто сидел в углу, внимательно наблюдая за всеми.

Ровно через час я вернулся за комиссией. Начали с осмотра буровой. Поднимались на площадку по обледенелым ступеням, цепляясь за поручни.

— Высота вышки тридцать два метра, — докладывал я. — Конструкция усиленная, с учетом морозов и ветровых нагрузок.

Перцовский внимательно осматривал крепления:

— А почему такие мощные растяжки? Обычно достаточно более легких.

— При фонтанировании давление доходило до четырехсот атмосфер. Обычные не выдержали бы.

Джафаров скептически хмыкнул, но промолчал. Зато Изваров одобрительно кивнул. Военный инженер явно оценил запас прочности.

На площадке управления Валиулин демонстрировал работу превентора:

— Вот здесь модифицированная система уплотнений. А тут паровой привод вместо электрического.

— Почему паровой? — перебил Курбатов.

— Из-за угрозы взрыва газа, — пояснил я. — Электрические искры при такой концентрации сероводорода слишком опасны.

От хранилищ поднимался густой пар. Система обогрева работала на полную мощность. Кузьмин показывал конструкцию:

— Двойные стены, между ними соломенная засыпка. Сверху вентиляция для отвода газов.

— Примитивно, — поморщился Джафаров. — В Баку у нас стальные резервуары.

— Зато наши не промерзают, — спокойно парировал Кузьмин. — И обошлись впятеро дешевле.

Малахов достал пробирки, начал отбирать пробы нефти. Его поразил темный цвет и специфический запах:

— Никогда такой не видел. Высокое содержание серы?

— Точные данные у Островского в лаборатории, — ответил я. — Но предварительно около двадцати процентов.

— Двадцать?! — встрепенулся Изваров. — Это же… — он осекся, но я понял: военного инженера заинтересовали промышленные перспективы такой нефти.

Бессонов методично фотографировал все объекты, делая пометки в блокноте. Особенно его интересовала система охраны. Караульные вышки, патрульные дороги, оружейная комната.

К концу осмотра все промерзли, несмотря на тулупы. Даже Джафаров перестал язвить, мечтая поскорее вернуться в тепло барака.

— Ну что ж, — подвел итог Курбатов. — Для начала неплохо. Теперь хотелось бы взглянуть на документацию и результаты анализов.

Я кивнул:

— Прошу в штабную палатку. Там все готово.

Первый этап проверки прошел успешно. Но главные сражения еще впереди.

От хранилищ к установке очистки вела утоптанная в снегу тропинка. Пар от трубопроводов окутывал все вокруг белесой дымкой.

— Прошу сюда, товарищи, — я указал на приземистое строение, похожее на кузницу. — Здесь начинается процесс очистки.

Внутри помещения было жарко. Островский, в распахнутом халате, колдовал над рядом стеклянных колб. На стенах висели графики и таблицы.

— Начинаем с отстойников, — показывал я схему. — Нефть проходит через систему известковых ловушек, где происходит первичная очистка от сероводорода.

— Известь? — недоверчиво переспросил Джафаров. — Слишком примитивно.

— Зато эффективно, — возразил Островский. — Смотрите.

Он открыл кран. В стеклянный цилиндр полилась черная маслянистая жидкость.

— Это сырая нефть, — пояснил химик. — А теперь…

Он добавил какой-то раствор. Нефть начала светлеть на глазах.

— Потрясающе, — пробормотал Малахов, принюхиваясь. — Запах сероводорода почти исчез.

— Дальше идет катализация, — продолжал Островский, но осекся под моим взглядом. — То есть, процесс доочистки на железных опилках.

— Опилки? — Джафаров снова скривился. — В Баку такое не пройдет.

— Зато у нас проходит, — спокойно ответил я. — Результаты анализов перед вами.

Изваров впился глазами в цифры:

— Невероятно! Снижение содержания серы в четыре раза!

Курбатов с интересом разглядывал установку:

— А производительность какая?

— Пока пятьдесят тонн в сутки. Но это только опытный образец.

Студеницкий что-то быстро записывал в блокнот. Малахов отбирал пробы очищенной нефти. А Бессонов… Бессонов вдруг задал неожиданный вопрос:

— А где храните серу?

— Пока сжигаем на факелах, — ответил я. — Но уже проектируем установку для получения серной кислоты.

— И правильно делаете, — негромко заметил Изваров. — Такое сырье не должно пропадать.

Он в который раз многозначительно переглянулся с Малаховым. Военные инженеры явно оценили промышленный потенциал нашей нефти.

Островский тем временем демонстрировал последнюю стадию очистки:

— А здесь происходит финальная обработка щелочным раствором. Обратите внимание на цвет и прозрачность конечного продукта.

В пробирке действительно плескалась почти прозрачная желтоватая жидкость, ничем не напоминавшая исходную черную массу.

— М-да, — протянул Курбатов. — Впечатляет. Хотя установка, конечно, кустарная…

— Зато работает, — твердо сказал я. — А усовершенствовать всегда успеем.

Джафаров все еще хмурился, но возразить было нечего. Цифры в протоколах анализов говорили сами за себя.

Когда комиссия направилась к выходу, я заметил, как Бессонов опять сфотографировал схему очистки на стене. Что ж, пусть. Нам скрывать нечего.

В штабной палатке жарко. Рихтер развесил на стенах чертежи и карты. На столе разложили геологические разрезы и таблицы с результатами бурения.

— Итак, товарищи, — начал я, показывая на карту. — Предлагаем начать разработку месторождения с этого участка. Здесь уже подтверждены запасы.

— Подтверждены? — перебил Джафаров. — Одна скважина — это не подтверждение. Нужно пробурить минимум десяток разведочных.

— И потерять год? — возразил Курбатов. — Стране нужна нефть. Сейчас, а не потом.