Черное. Белое

Я хотела, чтобы сжигание кислотой происходило не во внутреннем мире, а во внешнем. Потому что внешний перенести в миллионы раз легче – это не так болезненно и действует гораздо быстрее. Если бы меня закинули в бассейн с кислотой, то очень скоро от меня ничего бы не осталось – и! – самое главное: не стало бы мыслей.

Но если в бассейн закидывать только мысли и душу, процесс умирания займет гораздо больше времени и принесет намного больше боли.

Если человек приставит пистолет к виску и нажмет курок, то в ту же секунду он перестанет думать. От мозга останутся лишь ошметки, и человек будет свободен. А если его оставить где-нибудь на солнце и крепко привязать, чтобы он не мог шевелиться, а после бросить в таком состоянии? Очень скоро налетят мухи, будут ползать по телу, по клеточкам съедая его. Когда человек будет просить пить – его напоят, когда захочет есть – его накормят, но это лишь продлит процесс надвигающейся смерти, которую человек, в конце концов, примет как самое лучшее, что только может постигнуть его. Избавление!

Но избавление не шло ко мне, хотя я всеми силами пыталась представить себе свою смерть. Физического воздействия не было – было внутреннее, душевное, причем его сила настолько разрывала саму душу, что боль выбрасывалась наружу в виде судорог.

Но даже и этих судорог было недостаточно для того, чтобы я могла умереть: все, на что их хватало – это лишить меня сознания на пару секунд, а потом опять вернуть в реальность.

Я много раз пыталась убежать от нее – но никогда не желала этого так сильно, как сейчас. И никогда реальность не вцеплялась в меня такой мертвой хваткой.

Мысли множились – сознание работало быстро, плодами своей деятельности заставляя меня корчиться от боли.

Агония наступила и терзала все мое существо, кромсала его на части. Я бы с радостью взяла на себя любую физическую боль: ту, которую испытывают наркоманы, умирающие, больные, терзаемые лихорадкой. Любую боль, которая только сможет заглушить эти чертовы мысли, заставит сердце замолчать, а силы организма направит на борьбу с болезнью, а не на то, на что они тратятся сейчас.

Я достигла предела – я была истощена, я не могла больше думать. Мне казалось, что продолжать мучить меня дальше не только бессмысленно, но и невозможно – я ощущала, что достигла пика. Но мысли вертелись, выискивая что-то, что еще не убито, не истерзано, не замучено, чтобы добить до конца. Выискивая и не находя, но повторяя свои удары снова и снова.

Я никогда так не ненавидела свои собственные мысли, голову и мозг. А еще – сердце. Я столько раз хваталась за грудь – мне казалось, я смогу вытащить и выкинуть его.

Тело было словно покрыто ранами – и одна самая большая рана зияла в груди, кровоточила, точнее, порциями выплескивала кровь. Красная отравленная жидкость, выбиваясь толчками, казалось, заливала все тело. Я буквально чувствовала потоки крови, и то, как она течет.

И эта чертова рана в груди – я была почти уверена, что могу потрогать ее руками, что сквозь нее нащупаю сердце, вырву его, и тогда моим страданиями придет конец. Казалось, если я только положу руку на грудь, то тут же смогу почувствовать горячие жидкие потоки и, немножко покопавшись в ране, вытянуть сердце наружу, чтобы превратить его ни во что. Я так мечтала об этом, столь сильно желала, но почему-то всегда, когда я дотрагивалась до груди, то не могла нащупать сердце.

Почему? Почему меня лишают даже такого шанса на избавление?

Ведь рана есть – я это знаю, она пульсирует внутри меня. Но почему, почему она закрытая? Каким образом тогда я смогу избавиться от чертовою сердца?!

Я потеряла Марка.

Я не увижу его ни сегодня, ни завтра… Никогда!

С диким стоном погибающего животного я вновь изогнулась в новом приступе агонии.

Этому не будет конца, этому никогда не будет конца!

Я слишком слаба, чтобы управлять своим мозгом.

Но ведь как-то это можно сделать? Взять под контроль свои мысли?

«Ты проснешься завтра утром, но Марка не будет рядом. Хотя нет – ты даже не сможешь уснуть», – мозг высказал свою мысль, а я вновь скорчилась от боли.

Нет! В моих силах прекратить это. Я не смирюсь, я никогда не смирюсь!

Я не приму жизнь без Марка.

Понадеявшись на чудо, я решила попробовать усердно помолиться. Богу, Дьяволу, самой себе.

Пошли мне смерть.

Позволь мне умереть.

Пошли мне смерть.

Позволь мне умереть.

Я даже не успела закончить свою молитву, как мозг выдал новую мысль: «Ты не встретишь его даже после смерти. Тебе не будет покоя».

Я закричала. Громко-громко, чтобы перекричать мозг, чтобы заставить его заткнуться.

Мой крик пару секунд звучал в ушах, но мысли все равно были громче.

«Кричи, Марка все равно нет. Зови, он все равно не придет».

Я схватилась за волосы, резко потянув их. На миг мне показалось, что с волосами я могу вырвать и мозг. Но нет. Из этого ничего не вышло. Я отодрала небольшой клок волос, больше у меня не получилось.

Сколько часов это уже продолжается? Сколько еще времени я буду корчиться в муках?

«Всегда. Для тебя больше нет другой жизни, кроме страданий. Мучения – теперь твой постоянный спутник».

Я не смирюсь. Я никогда не смирюсь с тем, что потеряла Марка!

Судьба так долго благоволила ко мне. И я знала, что она предъявит свою цену. Я с самого начала знала это. Но я не думала, что цена будет хуже, чем смерть. Мне казалось, что смерть – эта самая низкая точка, дно, ниже которого некуда опуститься.

Как я ошиблась.

Оказывается, есть нечто, что гораздо хуже смерти. Это жизнь, наполненная мыслями. Моими мыслями. По сравнению с этим смерть – слишком легкая расплата.

Насколько же я наивна, что прошу смерти! Я всю жизнь теперь буду расплачиваться с судьбой.

У меня не заберут жизнь, нет… Мне ее оставят, дабы я сполна заплатила свой долг.

А что, если…

Если…

Если я сама лишу себя жизни?

Эта мысль посетила меня и была единственной среди всего океана мыслей, которая не терзала и не мучила. Своим существованием она сверкнула лучиком надежды и удобно устроилась в каком-то уголке мозга.

Ее тут же заглушили другие мысли, но она уже сидела внутри меня.

Еще один приступ судорог на свои две законные секунды освободил сознание от каких-либо мыслей и чувств.

Тело корчилось от боли, но эта боль была приятной и несущественной по сравнению с той, что длилась все остальное время.

Есть ли выход?

Есть ли выход из того тупика, в котором я завязла?

На полузакрытых веках пульсировала жилка. Я не знала раньше, что там вообще есть какая-то жилка. Но она пульсировала, почему-то особенно больно ударяя по зрачку. Как будто в мой глаз кто-то стучался. Неимоверные усилия я приложила, чтобы заставить свои ресницы подняться. Комната кружилась перед моими глазами и, судя по всему, расплывчатое пятно вовсе не собиралось приобретать какую-то четкость.

Но даже плавающая в моем видении комната поразила меня своей пустотой.

Неужели судьба настолько жестока, что хочет вернуть меня в реальность? Вернуть меня к этой самой комнате? Заставить ходить по полу, садиться в кресло, ложиться в кровать?

Но это – невозможно.

Все, на что я способна – это валяться на полу, корчась от терзающей агонии, и время от времени подвергаться судорогам.

Я ни за что не вернусь к жизни. Ни за что не вернусь!!

«Ты вернешься, и каждый шаг, что ступишь здесь, будет напоминать тебе о нем. Теперь это твой крест – тебе его и нести!»