Черное. Белое
Шрифт:
Я быстро закрыла глаза, понимая, что зрение еще быстрее возвращает меня в реальность. Мозг, запечатлев картинку пустой комнаты, тут же начал делать свои выводы.
«Если ты сможешь уснуть, то каждое утро первой твоей мыслью будет мысль о том, что Марк не позвонит сегодня в дверь твоей квартиры. Он больше никогда не позвонит и никогда не придет к тебе!»
Сердце на миг замерло, сдерживая поток отравленной крови, но это вовсе не было секундным облегчением. Внутри повисла напряженная тишина, подготавливая тело к самому худшему. Набитый отчаянием и особым сконцентрированным ядом огромный
Еще раз, еще раз и еще раз кровь всучивала информацию: «Я! Потеряла! Марка!» Под действием яда клетки сжимались, потом разжимались, перемешивая внутри себя межклеточную жидкость, а тело корчилось от пронизывающей боли.
«Умереть, умереть, умереть…» – мечтала я.
Каждая последующая секунда жизни продлевала агонию, и бесконечное множество этих секунд прочило мне ужасные муки.
Умереть!
Но почему душа не отпускает тело? Нет, наоборот – почему тело не отпускает душу?
Сегодня, пусть закончится сегодня! До завтра я не доживу…
«Доживешь. И до завтра, и до послезавтра. Ты будешь жить, но в твоей жизни больше не будет его».
«Нет! Нет!» – кричала я в ответ на то, что упорно твердил мне мозг. «Нет!»
Я даже не заметила, как моя рука, сжатая в кулак, со всего размаху начала бить по полу.
– Нет! – кричала я. – Верни мне Марка! Верни! Или убей меня! Пожалуйста, убей!
Мой слабый кулачок создавал столько шума, точно в моих руках был барабан.
Когда голос сорвался до хрипа, стеклянная пелена, покрывавшая мои глаза и точно осколками колющая глазное яблоко, растаяла. Наконец-то я смогла заплакать.
Глава 44
Меня покинуло всякое понятие о времени, и я не делала попыток узнать, какое сейчас время суток. По сути, меня это совсем не интересовало. В океане бушующих и убивающих мыслей просто не нашлось места еще и для времени.
И поэтому я просто не смогла рассчитать, когда придет мама. Я помню, что опустилась на пол, когда было еще утро. А потом из головы вылетело все, кроме Марка. Реальность, держащая меня, представляла собой жизнь без него. А то, что в этой реальности есть что-то еще, мне даже не пришло в голову.
И именно из-за того, что я не учла тот факт, что мама после работы возвращается домой, она и застала меня в том положении, в котором я провалялась весь день.
Если бы я помнила о приходе мамы, возможно, я бы сумела доползти до кровати и, накрывшись одеялом, сделать вид, что сплю. А может быть, и не сумела бы. Теперь это уже не имело значения, потому что мама обнаружила меня лежащей на полу, а я даже не сразу поняла, что происходит. Мозг твердил мне, что придется вернуться к прежней жизни, но я отказывалась в это верить. Я была почти уверена, что жизнь обойдет меня стороной, а я только буду лежать и страдать, чтобы никто не мешал мне, если уж смерть не сжалиться надо мной.
Внезапное появление мамы совсем сбило с толку. Она не может, она не вернет меня к жизни!
Не знаю, сколько я проревела, но слезам удалось обессилить меня.
Судороги прекратились;
рука тоже больше не поднималась, чтобы, ударив по полу, выразить протест. Я была похожа на мертвую: если не считать того, что сердце и пульс бились, а неровное дыхание толчками и с шумом выталкивало воздух.– Вика? Вика?! – испуганный голос мамы сначала доносился издалека, но очень скоро я услышала его совсем рядом. Сейчас меня оглушит новая волна реальности. Мамочка, зачем же ты еще больше мучаешь меня?
– Вика? – с все возрастающей тревогой повторяла она.
Я искала в себе силы для ответа, но забыла, какие мышцы нужно напрягать, чтобы произнести слова.
Мои плечи дернулись, и я поняла: это мама потрясла меня.
Стараясь хотя бы открыть глаза, я прилагала усилия: веки склеились из-за слез.
– Скажи хоть что-нибудь! Что случилось? Я сейчас же вызову врача.
Я издала протестующий стон.
– Я вызову врача, если ты сейчас же не скажешь мне, что случилось, – от тревоги голос у мамы дрожал, но слова звучали мягко – она уговаривала меня.
Она спрашивает, что случилось. Если бы я даже попыталась что-нибудь выдумать, ни один из придуманных мною вариантов не объяснил бы маме мое состояние. Я не хотела говорить ей правды, потому что мама все равно не поймет всего смысла произошедшего – этого никто не сможет понять.
– Открой глаза! Посмотри на меня! Что случилось?
Глаза я открыла, но посмотреть на маму не смогла.
Она вынуждала меня сказать вслух то, о чем я не хотела даже думать, потому что мысли уже извели меня до конца. Что со мной будет, если я озвучу эти мысли вслух?
Сказать, но не услышать собственных слов. Сказать, не думая о том, что говорю.
– Дочка, ответь! – мама торопила меня, вытягивая информацию.
Не слушать собственных слов.
Выбрав себе точку в пространстве, я бездумно уставилась на нее.
– Мы с Марком расстались.
Язык еле повернулся, чтобы произнести это, а слова иглами воткнулись в горло, застряли там. Я судорожно глотала, только увеличивая давление игл, но, не избавляясь от них.
Не получилось. Я не умею отключать чувства.
Рана в груди опять зашевелила своими покалеченными клетками, а мне еще пришлось сдерживать стон, чтобы его не услышала мама. Пульсация в крови возобновилась, яду стало больше – одна фраза, сказанная мною, принесла с собой много, очень много запасов яда, игл, кислоты, призванных драть мою душу.
А мозг громко повторял мои слова: «Мы с Марком расстались. Мы расстались».
Мамочка, зачем же ты заставляешь меня говорить?
Мы расстались.
Нет. Я не приму эту реальность. Я не могу принять эту реальность!
Глаза, ставшие тяжелыми и липкими от слез, вновь заволокла стеклянная пленка, не позволяющая пролиться новому потоку слез.
Но это не важно – с недавних пор слезы перестали приносить облегчение.
Я устала.
Мама сидела рядом – она не могла подобрать слов, которые бы успокоили меня сейчас, потому что таких слов не существовало.
Мне хотелось остаться одной, чтобы никто не задавал вопросов. Чтобы мне не пришлось озвучивать ответы.
Мама молчала. Наверняка ей много о чем хотелось спросить, но она молчала.