Черноглазая Марьяна

Оленев понимал, нелегко будет теперь наладить душевный контакт с Марьяной, которая тоже с первого их знакомства возвела между ними преграду. Прежде он даже не задумывался, что был ей не люб, считал себя для неё своеобразным призом – будет жить как за каменной стеной, ни в чём не нуждаясь.

А она, выходит, в этой стене и не нуждалась вовсе, поскольку о многом из материальных благ не мечтала, а малое, чем довольствовалась, то есть самое необходимое, и сама способна заработать.

Больше того, и сердечный друг, как выяснилось, у неё уже был, по крайней мере, жил в душе, она о нём мечтала – это Илье было неприятно.

С Голубевым Илья обязательно справится, он затмит его в сердце Марьяны своей неусыпной заботой и волнующей нежностью. Докажет жене, что он во сто крат лучше и больше годится ей в мужья. Ну и что, что первая любовь считается сильным чувством, но приходит же когда-нибудь ему конец! У всего он бывает, нет ничего постоянного.

В сущности, он сам, надо признать, совсем недавно не любил жену. Да, она ему нравилась внешне, особенно поначалу. Приятно было волноваться чернотой её огромных, всегда чуть удивлённых, сногсшибательно красивых удлинённых глаз, густотой блестящих угольных волос, трогательно-нежным овалом гладкого, смуглого лица, по-детски пухлыми губками, сложенными в приветливую улыбку. Тем не менее любви, всёпоглощающей и приводящей в восторг, какая захватила его на какое-то время к Алёне, Илья к Марьяне не чувствовал.

Так, почему же теперь его просто корёжит от одной лишь мысли, что жене нравится кто-то другой? Отчего у него в душе всё вспыхивает и одновременно холодеет, когда он видит или представляет, как Голубев прикасается к Марьяне? Неужели в нём возмущается самое обычное чувство собственника? Моё - не отдам! Или что-то иное родилось в нём?

А может, он всё-таки любил жену и раньше, только не осознавал, и теперь ревнует, как все любящие люди? Одно Оленев точно понял: жена его вовсе не райская птичка, предназначенная услаждать его взор, какой казалась раньше, а личность с глубокими чувствами и переживаниями.

И ещё осознал, что никогда не собирался расставаться с Марьяной. Возможно, поэтому обратился за помощью к психологу. Несмотря на бурную, захватывающую страсть к Радуге, коварная тревога и непонятное беспокойство угнетали его, теперь он знает, душа болела за жену и не хотела разлучаться.

Странно, а Алёну за те их несколько совместных месяцев он не ревновал никогда, несмотря на её игривость и кокетство при общении с другим полом.

Глава XVIII

Можно было подумать, что грубый ответ биологического отца введёт Марьяну в ещё большую хандру, но получилось обратное: горечь от слов Скальцева быстро прошла, вместо неё она почувствовала удивительный прилив сил, словно, перестав плыть по течению, наконец-то, выбралась на один из берегов, причём именно на тот, на котором оказалась нужная ей дорога. И при этом в сердце у неё - никаких страданий и разочарований, ощущение, что всё правильно!

И о чём печалиться? В общем-то, всё получилось, как предсказывала мама. Не стоило ожидать ничего другого. Она сама, будучи молодой и красивой, не нужна была Максиму Скальцеву много лет назад - значит и ребёнок её ему не нужен.

Иного от него и не следовало ожидать. Эгоист, он и есть эгоист, ему абсолютно наплевать на других, нельзя ждать от него нормального проявления человеческого участия. Лучше подобных типов обходить стороной и не пускать их в свою жизнь.

А уж расстраиваться из-за них и вовсе не стоит. Конечно, неприятно, когда тебе незаслуженно говорят обидные вещи. Скальцев мог бы просто отрицать отцовство или предложить сделать тест на ДНК. Так, нет же, нахамил и оскорбил! Выставил их с мамой шлюхами. А сам, судя по его собственному признанию, завзятый бабник.

Марьяна постаралась больше не думать о настоящем отце. А вот Герману Паверману решила продолжать писать, тем более тот охотно отвечал и постоянно передавал приветы от родных, даже пригласил в гости.

Наступило время выяснить через УЗИ пол ребёнка: как раз пошла двадцать первая неделя беременности, когда результат уже может быть более точным. Марьяна позвонила Илье и предложила пойти с ней в поликлинику, всё-таки отец малыша. Тот согласился с радостью.

И вот они в кабинете ультразвуковой диагностики. Врач-сонолог повернула монитор так, чтобы экран был виден не только Оленеву, но и лежащей на кушетке Марьяне. Поначалу она увидела там лишь что-то вроде женской юбки, в которой колебались какие-то непонятные фигурки. Постепенно изображение стало определённее, появилась головка ребёнка с носиком и ротиком, показались тонкие ручки, потянувшиеся к глазкам.

Затаив дыхание, Марьяна с Ильёй растроганно уставились на своего малыша - это был их малютка, их продолжение! Не сговариваясь, они одновременно протянули друг к другу руки. Оленев крепко сжал её внезапно похолодевшую узенькую ладошку своей большой тёплой ладонью и так держал, не выпуская, пока врач объясняла им состояние ребёнка.

И наконец, она им сообщила:

– У вас девочка.

А потом дала послушать её сердце. Оно стучало ровно и, как показалось Марьяне радостно. Её собственное сердце тоже было ликующим: она так хотела девочку! Назовёт её Марией, в честь бабушки. Наверняка это Илье и его родителям не понравится. Ну, и пусть, я же не собираюсь к нему возвращаться, а его родители, скорее всего, будут очень редко навещать внучку. Сама же Марьяна не будет им навязываться.

Очень здорово, что у них с дочерью будут похожие имена, только у неё самой имя как бы из двух имён - Мария и Анна или Яна.

– Теперь можно подумать над тем, как назовёте ребёнка. Вы ещё не придумали имя для девочки?
– с нескрываемым любопытством спросила врач. Она узнала Оленева по телепередаче, да и о Марьяне слышала: читала в газете, как она принимала роды в сложных условиях.

– Пока нет, но теперь решим, как назовём, - быстро откликнулся Илья и с нежностью посмотрел на жену.
– Правда, дорогая?

Марьяна машинально кивнула и промолчала, не стала говорить, что имя для дочери уже выбрала, но, когда они сели в машину, не удержалась и сказала решительно:

– Дочку я назову Марией, в честь бабушки! Знаю, ты считал её свихнувшейся самодуршей и пронырой, но для меня она была защитой и опорой, любящей и любимой. Не буду спорить, бывало с ней сложно и непросто, только в любой ситуации, можно сказать, и в горе, и радости, и болезни она всё время была рядом, всегда оставалась для меня самым близким, искренне беспокоившимся обо мне человеком... И квартиру мне оставила, и всё-всё другое, что имела...

– Я и не спорю, - прервал её взволнованную речь Илья.
– Я пересмотрел своё к ней отношение. Она, действительно, была незаурядным человеком и тебя любила всей душой. Пусть будет Марией! Имя красивое, библейское и сказочное. Маша, Машенька, Маруся -так приятно звучит!

Марьяна недоверчиво взглянула в лицо мужа, ожидая увидеть на нём насмешку или, хуже того, презрение, но оно было дружелюбным и даже довольным. А зеленовато-серые глаза излучали тепло и понимание. Илья взял её руки в свои и притянул к себе, обнял не спеша, нежно прижал к груди. Марьяна невольно задрожала от удовольствия, муж это мгновенно почувствовал и принялся целовать жену в шелковистые волосы и изумлённое нежное личико страстно и трепетно.

– Теперь я буду тебе защитой и опорой, я буду всегда рядом, - зашептал ей на ухо соблазняющим голосом, - мы вместе станем растить нашу дочь. Я всё сделаю, чтобы вы были счастливы!

Она не смогла его оттолкнуть - так ей было хорошо и приятно в его объятиях. Они целовались и обнимались ещё долго прямо на стоянке у поликлиники, никого и ничего не замечая, словно были на первом свидании.

Мало того, не смогла Марьяна отказаться и от близости с ним дома, в бабушкиной квартире, куда Илья привёз её позже. Как будто сладостное наваждение на неё навалилось, или волнующая пелена блаженства окутала с головы до ног, ни о чём, кроме наслаждения, не думалось, все мысли разбежались, разум уступил чувствам, самым желанным было: только бы муж её касался, щекотал обжигающим дыханием, целовал жадно, неистово куда захочет, шептал, что любит безумно, а потом проникал в неё медленно и глубоко. И сама она с удовольствием прикасалась к нему и целовала во все места куда придётся.