Черноглазая Марьяна

– Да, не обошлось, Сергей Голубев нанял старшеклассника наблюдать за тобой, хотя я не просила, - не стала отрицать та, - но это неважно, а важно другое: ваша с Алёной любовная встреча... Ты разве не понял?

– Я тебе всё объясню, - обескураженно замялся Илья.
– Всё не так, как ты думаешь! Или можно подумать...

– Я думаю, что ты похож на быка, мечущегося между двумя стогами сена, не зная который предпочесть, - злобно отреагировала Марьяна.
– А теперь выметайся отсюда и в этом доме больше не появляйся! Я тебе не пристань, к которой ты хочешь - приплывёшь, а не хочешь - уплывёшь.

Муж схватил её за руки, пытаясь заставить его выслушать. Начал рассказывать, как утром поехал на телестудию, чтобы договориться о замене его в телепередаче другим сотрудником их конторы. Нежданно-негаданно на парковочной площадке столкнулся с Алёной. Похоже было, дожидалась его - и как только узнала, что он должен приехать, ведь разговаривал по телефону лишь с генеральным директором телекомпании, возможно, случайно подслушала разговор.

Накануне, за день до этого, встретившись с ней в отделе по борьбе с контрабандой наркотиков - их обоих вызывали для уточнения кое-каких деталей - Илья, взбешённый попытками бывшей любовницы с ним вновь заигрывать как ни в чём не бывало, пригрозил в сердцах подать на неё в суд за доносительство и рассказать всё руководству телекомпании, пусть её уволят с позором. И вообще он требует, чтобы она уехала из его родного города: не намерен видеть её вероломное лицо ни на экране телевизоров, ни где-либо на улице.

Видно, Алёна сильно струхнула. Вот и ожидала его на парковочной площадке у телестудии. И сразу принялась слёзно умолять простить её и не преследовать через закон, также не рассказывать её руководству ни о чём, и Оленев пообещал.

Марьяна слушала Илью вполуха, поскольку недоверие и гнев распирали её, не давали сосредоточиться, а в глазах стояли обнимающиеся муж с любовницей. И это после страстной ночи, проведённой с ней! Не дослушав его до конца, резко вырвала руки и с ненавистью закричала во весь голос:

– Уходи! Не нужно мне ничего объяснять! Я видела всё на экране своими глазами. Хочешь остаться с ней - оставайся! Но не мечтай, что заберёте дочку! Я буду драться за неё! Всеми правдами и неправдами! Ты ещё не знаешь, какая я!

Неожиданно для себя, схватив бабушкин зонтик, продолжавший и зимой висеть на стене, замахнулась на мужа, но не ударила, а просто стала на него наступать.

– Убирайся поскорей!
– сбавила тон, но раздражение в голосе не пропало.
– А то, не дай бог, стукну, а я этого совсем не хочу!

Илья попятился. Конечно же, не испугался, хотя весь вид жены был довольно-таки сердитым: он мог легко вырвать у неё зонтик и сжать её в объятиях. Но подумал, что может причинить ей и ребёнку вред, и отступил в растерянности. Внутренний голос подсказывал, что нельзя на жену давить, как делала обычно её деспотичная бабушка, можно перегнуть палку, надо дать ей время прийти в себя и спокойно переварить его объяснения. Сейчас она чересчур рассержена, чтобы здраво понимать происходящее.

– Хорошо, хорошо!
– поспешно пробормотал, выставив перед собой ладони.
– Я уйду, ты только успокойся, тебе нельзя нервничать, мы завтра поговорим, и я расскажу ещё раз, как всё было на самом деле. Главное, знай, я люблю тебя. И только одну тебя!

Сунул ноги в ботинки и быстро вышел из квартиры, осторожно, без какого-либо хлопка прикрыв дверь.

Глава XX

Просто невероятно, как могло такое случиться: изощрённый и находчивый в судебных баталиях, меткий на язык и не теряющийся в сложных ситуациях, Оленев не сумел найти нужных слов, чтобы доходчиво и быстро объяснить жене, что произошло у телестудии на самом деле. Мямлил, говорил расплывчато, зачем-то углублялся в детали - туда пошёл, это сказал - а надо было чётко выразить самое главное, по сути, но до неё он так и не добрался.

А она состояла, собственно, в том, что Илья тогда чувствовал себя как на крыльях. После ночи любви с Марьяной радость и счастье затопили его с головой, весь к тому же был переполнен добродушием - готов простить весь мир. Поскольку вдруг понял всем своим существом, что любит её, так сильно и глубоко, как никого никогда в своей жизни не любил, даже Алёну в лучшие дни их романа.

За два месяца после его возвращения из Египта, он узнал супругу гораздо больше, чем за два года брака. Кроме красивой наружности и широты её сердца, которые и раньше отмечал и которые, как ни странно, раздражали его, увидел в ней ещё и силу, чувственность и развитость души. И не потому, что научилась давать отпор и защищать своё мнение. Просто-напросто Илья ясно осознал глубину своего заблуждения: его жёнушка была отнюдь не бесхребетной размазнёй, а необычной и интересной личностью.

Причём всё открывшееся для него в ней как бы высветило или наполнило новым значением то, что уже было в ней - внешнюю привлекательность и сердечность. И вся она стала для него необычайно притягательной, близкой и родной. И прямо жуть берёт, ведь Илья мог так и не понять это, не случись злосчастной поездки в Египет.

Хотя понимание, скорее всего, пришло бы. Недаром же он метался и маялся, не желая бросать жену. Внутри у него уже жила любовь к ней, только до него это не доходило, тем более не додумывался постучаться в её сердце, попытаться проникнуть в её мир и открыть его для себя, вместо того, чтобы искать родную душу в ком-то другом на стороне.

От одной мысли об Алёне у него сами собой брезгливо теперь кривятся губы, поскольку сразу встаёт в глазах что-то мерзкое, вроде насекомого мокрицы.

– Ладно, забудь!
– сказал ей сегодня Оленев, поддавшись на её уговоры и слёзы.
– Надеюсь, это станет тебе хорошим уроком!

В тот момент ему неожиданно стало жалко девушку. Ведь действительно был слишком жесток с ней: требовал немедленно убраться не только из города, но и из края, а ещё чтобы бросила тележурналистику, никогда не показывалась на экране, даже в интернете, иначе он расскажет всему свету о её неблаговидном поступке. Скорее всего, если бы не чудесная ночь с Марьяной и не поселившееся в нём благодушие, не был бы Илья таким милостивым с ней и не стал успокаивать бывшую любовницу, когда она разразилась слезами.

Оказавшись в его жалостливых объятиях, Алёна тут же облегчённо вздохнула, расплылась в прежней лучезарной улыбке и бросилась ему на шею, принявшись горячо благодарить. Он чуть не задохнулся, так сильно вдруг горло у него перехватило. Нет, не от восторга и растроганности, тем более не от трепетного обожания. Ощущение было: словно вновь окунулся в волчью атмосферу, где легко попасть в капкан хитрости и обмана.

Эта женщина использовала его. Продуманной лестью и фальшивой влюблённостью сумела привлечь к себе. Нагадив во всём, без зазрения совести снова сияет радугой, как будто лишь дождик прошёл, а не ураган, оставивший разрушения.

Раздражение, возмущение, обида сжали крепко сердце. Чертыхнувшись, Оленев резко оттолкнул от себя светящуюся довольством Алёну и грубым голосом, с непререкаемой твёрдостью заявил:

– Это не значит, что я простил тебя! Этого не будет никогда - заруби себе на носу! Обещаю, не буду рассказывать о тебе в телекомпании никому, но при условии, если будешь держаться подальше от меня, моей жены и дочери. Не появляйся в моей фирме и в тех местах, где я бываю! И вообще на глаза мне не попадайся! Потому что я сам за себя не отвечаю, могу не сдержаться и отомстить! Своим видом вынудишь меня!
– оглядел девушку презрительно, повернулся и решительно зашагал ко входу в телестудию.