Черноморские казаки (сборник)

Неприязненные действия закубанцев вынудили кошевого атамана Чепегу вступить в сношения с анапским пашой. В письме от 21 августа 1796 года, изложив все преступные действия черкесов против русских и сославшись на существовавшие трактаты с Турцией, просил пашу принять деятельные меры к обузданию подвластных ему горцев. Паша обещал употребить все средства к удержанию горцев от набегов в наши пределы, сам иногда извещал постовых начальников о намерениях хищников прорваться чрез кордонную линию, и, если верить его письмам, то и наказывал виновных; но он или не хотел, или не мог водворить спокойствия на границе. Дошло до того, что однажды черноморцы решились сами наказать закубанцев; взяли взвод артиллерии, переправились за Кубань и, соединившись с преданными нам бжедухами, жестоко потрепали шапсугов.

Шапсуги обратились к защите анапского паши. Саид-Мустафа-паша, приняв их сторону, потребовал объяснения от кошевого атамана Черноморского войска, поставляя на вид, что переход казаков за границу, с вооруженной силой, и сношения их с подвластными Порте бжедухами могут повлечь за собой разрыв дружбы между обеими державами. Генерал Чепега отвечал, что закубанская экспедиция была вынуждена преследованием за Кубань злодействовавших на нашей стороне горцев, и что этот случай не может относиться ко вреду всего черкесского народа; напротив, беспорядки, производимые азиятцами на границе, и убытки, причиненные ими черноморцам, требуют безусловно прекращения своеволия горцев. Чепега прибавил, что если и впредь будет продолжаться бездействие турецкой власти в удержании горцев от набегов на кубанскую границу, то это послужит явным нарушением договоров между Турецкой и Российской империями.

Смерть кошевого Чепеги прервала переписку с анапским пашой, и черкесы в наступившем 1797 году еще более стали тревожить кордонную линию. В особенности зимою целыми сотнями нападали азиятцы на наши посты и пикеты, пробираясь по льду чрез Кубань в скрытных местах. Бдительная кордонная стража отражала злодеев, но все это стоило жертв со стороны казаков.

Возобновились жалобы нашего войска анапскому паше о своеволии закубанских горцев; требовалось возвращение наших пленных и заграбленного у черноморцев имущества, но все представления войскового начальства разрешались в большинстве случаев пашою тем, что он созывал черкесских старшин в Анапу, объявлял им о претензиях черноморцев и о требуемом удовлетворении. черкесы отвергали обвинения, или же возвращали какую-нибудь безделицу из награбленной добычи.

Такое положение дел на Кубани было доведено до сведения нашего посланника при Константинопольском дворе, тайного советника Виктора Кочубея. Он потребовал у блистательной Порты удовлетворения за причиненные горцами убытки Черноморскому войску; Порта же предъявила донесение анапского паши, что живущими на расстоянии 350 верст от Кизилташа казаками и кабардинцами захвачено пленных черкесов и их имущества вчетверо более, чем они взяли у русских, и что кроме того какой-то начальник, с казаками, захватил будто бы у горцев 5000 баранов [208] . Чтобы уличить анапского пашу в несправедливых показаниях, Виктор Павлович Кочубей потребовал объяснения от Черноморского войскового правительства и, получив донесение, что указываемая Осман-пашою местность захвата у черкесов баранов принадлежит не Черноморскому войску, а Астраханской губернии, и находится насупротив Усть-Лабинской крепости, где расположен Семейный Кубанский полк, да и кабардинцы не соседи Черноморскому войску [209] . Имея в руках такой документ, тайный советник Кочубей возобновил пред Константинопольским диваном требование об удовлетворении претензии Черноморского войска за убытки, нанесенные подвластными Порте закубанскими народами.

208

Сообщ. тайн. соб. Кочубея Черном. войск. Правит. 1 июля 1797 г. (из дел Куб. войск. архива).

209

Впоследствии открылось, что 18 казаков Кубанского полка, переправившись на левую сторону Кубани, с целью захватить конской табун азиятцев, но вместо лошадей, которых не нашли, угнали у горцев 5000 баранов, из которых часть продали, а остальные разделили между собою («Куб. ведом.» 1868 г., № 18).

Между тем тайный советник Жегулин дал Черноморскому войсковому правительству предложение отрядить в г. Анапу, к Осману-паше, опытного чиновника, с надлежащими уполномочиями, который вошел бы лично в переговоры об истребовании от черкесов удовлетворения за причиненные войску убытки в течение 1794, 1795 и 1796 годов, простиравшиеся к исчислению на сумму 16210 р. 30 коп. Посланный в Анапу подпоручик Лозинский прожил там долго, но успел выхлопотать, вместо тысяч, десятки рублей, часть скота и оружия, да и то на незначительную сумму. И дальнейшие затем ходатайства у анапского паши командовавшего на Таврическом полуострове войсками генерала от инфантерии Каховского и новороссийского губернатора генерал-лейтенанта Бердяева (преемника Жегулина) тоже не сопровождались успехом: чиновники, посылаемые в Анапу, возвращались с пустыми руками.

Черноморское войсковое правительство, не видя пользы в сношениях с анапским пашою, в следующем, 1798-м году вновь сделало представление полномочному министру Кочубею об исходатайствовании у Порты вознаграждения Черноморскому войску. На этот раз Виктор Павлович декларацией, данной Порте 10 марта 1798 г., истребовал просимое войском вознаграждение, за 1792, 1793, 1794, 1795 и 1796 годы, в количестве 11027 руб. 867 коп. К сожалению, в архиве не нашлось сведений, какое назначение получил этот капитал.

Горцы между тем продолжали тревожить кордонную линию и, при удобном случае, злодействовали на нашей стороне. Порта посылала строгие фирманы и особых чиновников к анапскому паше, с приказанием обуздывать своеволие черкесов, но паша по-прежнему бездействовал. Ободренные этим черкесы не только не слушались повелений высшего турецкого правительства, но даже позволяли себе действовать против него неприязненно. Доказательством тому просьба одного турецкого чиновника нашему начальству о защите его против злых умыслов абазинцев, хотевших напасть на него при обратном следовании, с командою турок, из черкесских пределов, куда он был командирован Осман-пашою для взыскания с закубанцев причиненных ими черноморцам убытков. Просьба была исполнена: войсковой есаул Гулик проводил турецкого чиновника до Анапы под прикрытием черноморских казаков.

Преемник в Анапе Мустафы-паши, трехбунчужный Осман-Азат-паша, вступив в должность, прислал к начальнику Черноморского войска своего чиновника Селим-Агу и абазинского князя Мурадина для постановления условий к удержанию закубанских хищников. С этими лицами вел переговоры, на Бугазе, войсковой полковник армии капитан Прокофий Уманец. Переговоры кончились в мае месяце тем, что если горцы узнают о хищнических замыслах своих родичей, то для извещения наших пограничных караулов должны в назначенном месте на своей стороне разводить большие костры; если же с нашей стороны будет о том дознано скорее, то делать такой же сигнал огнем на большой Курчанской могиле.

Для свободного пропуска на нашу сторону, во всякое время, чиновника Селим-Аги и князя Мурадина дана была им печать, которую они обязывались предъявлять на переправах, и сверх того, приближаясь к нашему берегу, перевязывать правые руки белыми платками.

Договор был словесный и потому не привел ни к каким последствиям. Напротив, черкесы, не встречая в турецкой власти преград дикому своему своеволию, по-прежнему грабили жителей Черномории, убивали и уводили в плен. Казаки по-прежнему защищались от нападений, сражались с шайками на своей земле, прогоняли горцев за Кубань и жестоко наказывали разбойников. Не раз черкесы прорывались в наши пределы большими партиями и быстрым налетом нападали на наши слабые пикеты. В таких случаях отчаянная храбрость горсти казаков не всегда могла торжествовать над превосходными силами неприятеля. Правда, сторожившие кордонную линию казаки спешили на помощь своим братьям, но и горцы, заметив тревогу, тотчас же спешили убраться за Кубань и скрывались в дремучих лесах.

Несмотря на такое безотрадное положение дел, войсковой атаман Котляревский жил все это время в Петербурге, и хотя получал частые донесения о гибели людей своего войска и об изнуренных грабежами кубанских жителей, однако не ехал в Черноморию к своему атаманскому посту. Не знаем, что удерживало его в столице; но есть сведения, что он много ходатайствовал у Императора о пользах войска Черноморского. В то же время Котляревский письменно громил из Петербурга управителей Черноморского войска за слабое содержание кордонной линии и вообще за беспорядки в войске; наконец, 20 июня 1798 года прислал куренным атаманам и товариществу увещание, в котором, излив все чувства преданности своей на пользу войска, указал на беспечность и нерадение к службе и пользам Черномории всех в войске служащих «Панове атаманство», выслушав грозное послание своего войскового властелина, из чувства почтения к нему или из страха, 1 августа того же года прислало Котляревскому адрес, в котором «со всеунижением» предавали себя навсегда его покровительству.

Живя в столице, черноморский войсковой атаман успел заслужить особенное внимание Императора Павла и в короткое время пожалован чинами полковника и генерала; 12 декабря 1798 года Котляревский возвратился в Екатеринодар.

По прибытии в войско Котляревский обратился, 18-го числа того же месяца, с письменной речью или с посланием к войсковым и полковым старшинам атаманам куренным и ко всему войску. Документ этот любопытен в том отношении, что проникает свет на тогдашнее внутреннее состояние Черноморского войска.