Черные дрозды
Шрифт:
Она поднимает пистолет.
* * *
Харриет прислушивается, подставив ухо к двери.
Она слышит, как глупая девчонка шевелится, медленно и вяло. Шелест запястья по полу. Стон. Слабое бряцанье пистолета в слабеющей ладони.
Харриет улыбается.
Этот момент станет венцом её творения.
Она и раньше причиняла людям боль, но такую никогда.
Какая-то часть её чувствует себя плохо. Это ощущение поражает Харриет. Да, она несколько симпатизирует этой девочке, но вина? Она не испытывала чувства вины с тех пор… И когда же последний раз Харриет
Кишки стягивает тугим узлом. Вина. Этому нет места.
Песню внутреннего раскаяния обрывает звук: щелчок пистолетного затвора.
«Хорошая девочка, — думает Харриет. — Оттянуть затвор проще, чем просто воспользоваться спусковым крючком. Девочка на пределе. Наверное, ей едва хватает сил».
Она даже с трудом сможет поднять пистолет. Лишь только легкий поворот руки, пока дуло не упрется в подбородок, а потом…
На этой внутренней мысли раздается выстрел.
Бах.
Улыбка Харриет становится шире.
Когда звучит выстрел, дверь содрогается… женщина думает, что, вероятно, это ноги девчонки. Скоро появится ужасный запах опорожненного кишечника, который вызывает у Харриет приятные ассоциации.
Она отходит от двери и чувствует боль в голове.
Женщина пошатываясь, едва не падая, тянется к дверной ручке.
Она пытается спросить:
— Почему у меня мокрое плечо?
Но слова так и не появляются. Не могут появиться. Рот не способен среагировать на сигналы мозга.
Харриет ощущает запах горелых волос.
В двери зияет небольшая буква «о». Отверстие слегка дымится.
Харриет дотрагивается до уха и смотрит на мокрую, красную руку.
Она что-то пытается сказать… нечто, что должно прозвучать как гнусное ругательство, дикий крик на эту глупую девку в дурацкой ванной, что выстрелила Харриет в бестолковую голову, — но все проводки в её голове совсем запутались.
Единственное, что ей удается произнести, это бессмысленное:
— Лапша на ковре.
Потом она падает на пол.
Глава тридцать пятая
Выбирая жизнь
Для Мириам выбрать жизнь вовсе не означает увидеть перед собой всю череду несбывшихся возможностей. Перед её мысленным взором не возникает ребенок на качели или собака во дворе, или теплый свет, исходящий от золотистого пруда.
Нет, как это часто бывает с Мириам, её желание жить основано на злобе и ярости — рот наполняется кислотой, которая приводит девушку в чувство, способное саботировать её собственные планы.
Она на самом деле хотела покончить собой.
В этом есть смысл. Харриет была права.
Её жизнь была полным дерьмом. Мириам была сучкой судьбы. Мухой, летящей на дерьмо, плесенью, пожирающей отличный банан.
Она решила, что пришло время умереть.
Лежа на холодном, окровавленном полу, Мириам ощутила на груди тяжесть пистолета. Легонько подталкивая, затрачивая слишком много усилий, она повернула его так, чтобы дуло упиралось ей в подбородок.
Мириам взвела курок. Чтобы уже наверняка не промахнуться, она поплотнее
прижала дуло к подбородку.Но потом она увидела…
Две тени под дверью ванной.
Две тени, равные двум ногам. Ногам Харриет.
Мириам решила, что та подслушивает под дверью.
И это разозлило девушку.
Это было её мгновение. Её смерть. Харриет обставила всё довольно поэтично, но сейчас эта дура топчется по другую сторону двери, шныряет, высматривает.
Мириам поднимает пистолет. У неё такое ощущение, что мышцы готовы оторваться от кисти и уйти в собственное плавание по осколкам зеркала.
Она не стала прицеливаться, не стала представлять, где и как именно стоит Харриет. Всё случилось инстинктивно. Автоматически.
Она выстрелила: бах.
Пару секунд спустя раздалось бормотание («лапша на ковре») и грохот.
* * *
Мириам переступает через труп. Её измученному телу требуется масса усилий, чтобы с этим справиться. Прежде чем выйти из ванной, девушка смотрится в зеркало — лицо похоже на серую наволочку, набитую мягкими шариками. Бледная кожа резко контрастирует с красными кровавыми подтеками.
Мириам похожа на сцену убийства.
Но она жива, думает Мириам, стоя над телом Харриет.
Коренастая женщина лежит, открыв рот, кровь и мозги уже довольно прилично впитались в ковер.
Мириам переводит взгляд на перчатки Харриет.
— Похоже, мы всё-таки узнали, как ты умрешь, — говорит она. Такое ощущение, что у Мириам рот забит камнями или патокой. Девушка пытается засмеяться, но это слишком болезненно. Она кашляет. И опасается, что может выплюнуть свои собственные легкие. Каждый квадратный миллиметр тела отдает болью.
Мириам слегка пинает Харриет, опасаясь, что маленький Наполеон вцепиться зубами ей в ахиллово сухожилие, но женщина не являет чудесного воскрешения.
Итак: Луис.
Мириам не особо верит, что сможет его спасти. Но она знает, что будет там, когда всё случится. Так было в её видении.
Вопрос в том: где?
Нет. Стоп. Первый вопрос: когда?
Мириам нагибается — ой-ой-ой — и находит телефон Харриет в кармане брюк.
16:30
Луис умрет через три часа.
С мобильным телефоном в руке Мириам проходит через гниющую кухню в стиле 70-ых годов, и выходит через полуоткрытую дверь. Снаружи над длинными рядами тощих сосен протянулось серое небо.
Гравийная дорога, огибающая коттедж, исчезает среди деревьев.
Рядом на кривом заборе уселась толстая ворона, она пялиться на девушку.
— Понятия не имею где я, — обращается Мириам к птице. — Спасибо за помощь.
«Хорошо, думай, — размышляет она. — Сосновая пустошь Нью-Джерси. Вроде бы так, да? Какой-то миллион акров низкорослого кустарника и супеси. А Луис умирает на маяке. В Нью-Джерси их не так уж и много… ох-х-х-х, где-то примерно пара десятков. Думаю, смогу обшарить их все за оставшиеся три часа, как только доберусь до цивилизации. Которая вот там, стоит только за угол завернуть, а под «завернуть за угол» я подразумеваю «до хрена километров»».