Черный Дождь
Шрифт:
— Понимаешь, дело в том, что это Дженни была коварным подстрекателем. Она не могла держать свои руки при себе, — я снова улыбнулась. Так держать, Дженни. Я задавалась вопросом, можно ли это выработать в себе, или мне этого не дано. Я бы никогда не смогла держать все под контролем. Я бы умерла.
— И что сказала Сара?
— Она наорала на нас, позвала моего отца, угрожала, что закроет его школу, и забрала ее с уроков фортепиано.
— Но ты все равно виделся с ней?
— При каждом возможном случае.
— А она, ну знаешь.
— Что?
— Когда вы занимались сексом. Она проходила все до конца?
— То есть, кончала? Можешь произносить это слово. Оно не плохо. И да, она кончала. Именно поэтому она не могла держать свои руки при себе. Как только она узнала, что я могу заставить ее испытывать такое, она не могла насытиться. Ты будешь срывать с меня одежду, как только я появлюсь на пороге, — подразнил он, снова целуя меня.
— Я сомневаюсь, но можешь так думать, если хочешь. Что еще?
— Что ж, она была потрясающей пианисткой. Ее отец ненавидел, что она играла на этой тупой вещице. Он хотел, чтобы она освоила азы его бизнеса и заняла его место, чтобы править его королевством. Дженни меньше всего заботил бизнес. Она была независимой личностью, и никто не мог заставить ее стать кем-то другим. Поверь мне, Холден очень старался. Первый раз, когда она заболела раком —
— Я не хочу знать об этом, Блейк. Только счастливые моменты, а не грустные.
— Ладно, но первый этап ее болезни помог сыграть в этом роль, — сказал Блейк, потянувшись за своим телефоном. Мышцы на его животе напряглись, и я увидела выпуклость, выделяющуюся из его шорт, когда он вытянулся. Блейк перекатился на спину и притянул меня в свои объятья, держа телефон над нами, эта поза мне тоже нравилась. Я перевела свой хмурый взгляд с телефона на него. Facebook? Я наблюдала, как Блейк открывал страницу. Блейк был на ее странице Facebook. Я не видела его лица, но слышала улыбку в его голосе, пока он показывал мне страницу Дженни в Facebook.
— У нее был только один друг.
— Потому что она ненавидела Facebook. Это началось как шутка однажды вечером, мы сделали это, чтобы посмеяться. Она создала обе страницы; мою и свою. Догадайся, каким был ее первый пост? — спросил Блейк.
— Я тебя люблю?
— Нет. Это было, только что поела винограда и села на лицо Блейка, - засмеялся он.
— Серьезно? — я тоже рассмеялась.
— Ага, такие безумные вещи она делала. Посмотри на это, — сказал он, скользя большим пальцем к одному из ее постов еще со старших классов. Это была фотография промежности учителя, стоящего перед учениками. Подпись под ней гласила, "Видишь, я же говорила, что у него большой". Я засмеялась и прочитала вместе с Блейком их шутливую беседу по этому поводу. Блейк показал мне много страниц с постами. Это была такая счастливая, печальная история любви, особенно, когда ее посты пропали, и остались только его.
Я скучаю по тебе.
Я люблю тебя.
Я так больше не могу.
Я никогда не переживу этого.
Будь оно проклято, Дженни. Почему?
С днем рождения, детка.
Я тебя очень сильно люблю.
— Ладно, хватит, — сказала я, понимая, сколько душевной боли было в сообщениях, отправленных после смерти Дженни. У Блейка было почти четыре года, чтобы исцелиться, у меня меньше пяти месяцев. Я не хотела чувствовать ту боль и не хотела, чтобы Блейк ее чувствовал. Нам должно было быть весело, а не грустно.
— Подожди, вот что я хотел показать тебе, — сказал он, отвлекаясь от печальных дней его жизни. Блейк перешел к фотографиям, прокручивая их пальцем, и мы снова начали смеяться. Каждый раз, когда Дженни выставляла фотографию для своего единственного друга, она подписывала ее; обычно что-нибудь глупое, и все эти подписи относились к Блейку. Он остановился на снимке их обоих, с головами, украшенными всякими побрякушками.
— Хэллоуин? — спросила я, глядя на фото. Дженни была в странном, но все же красивом желтом блестящем платье. Было очевидно, что она лысая, но ее голова была скрыта под вязаной шапочкой. Серебристая шапочка была украшена сверкающими драгоценными камнями, а к ее платью была приколота бутоньерка в виде неоново-зеленой маргаритки. Блейк был одет соответствующе в серебристый смокинг с жилеткой и галстуком, того же цвета, что и зеленая маргаритка Дженни.
— Неа, выпускной. Дженни не хотела идти из-за своих волос. С помощью Сары я придумал эти костюмы. Видела бы ты ее лицо, когда я появился в своем костюме в вечер выпускного. Могу сказать, что она плакала, когда повернулась, чтобы посмотреть на меня из окна. Она вытерла слезы и прикрыла рот рукой, сдерживая смех. Сара принесла ее платье, и я сказал, что ее космический корабль отбывает через двадцать минут. Она заверила меня, что ей потребуется час, и я дал ей его.
— О, Боже, Блейк. Мне нравится, что ты сделал это для нее, но я по-прежнему не понимаю, как ты мог так сильно любить кого-то, но не Пи. Помоги мне понять это.
— Я люблю Пи. Я боялся слишком сильно любить Пи. Что, если с ней что-нибудь случится? — я поняла, что именно это значило. Блейк боялся любить ее. — Это было легко, пока не появилась ты. Я не привык видеть ее играющей или смеющейся. Я думал, что должен лишь одевать ее в красивые наряды и учить ее быть леди. Я не хотел привязываться. На самом деле она ничего не делала, когда я был рядом, так что это работало.
— Да, ну это потому что она не умела говорить по-английски, тааак что, — остроумно объяснила я.
— Заткнись. Независимо от того, каким идиотом я был, я боялся слишком привязаться к ней.
— Я понимаю и не понимаю это, так что давай поедим мороженое.
— Что? — засмеялся Блейк, выключая свой телефон. — Вот почему я влюбился в тебя. Ты понятия не имеешь, насколько вы обе похожи. Ты заставляешь меня жить.
Глава двадцать девятая