Чёрный фимиам

* * *

Белые водяные черви были склизкими и длинными, как веревки. Они обвивали жертву, превращая в кишащий кокон, проникали во все отверстия, чтобы добраться до сладкой плоти. В Миаджане обитало много всего отвратительного, но белые черви были, пожалуй, самыми мерзкими созданиями. А смерть в их скользких путах – самой мучительной, тем более каким-то неведомым образом они не давали своей жертве умереть очень долго.

Поэтому Гронк собирался скормить Киргу именно белым червям. И наблюдать, как она бьется, скрытая в их шевелящейся гуще. Эти мысли позволяли охотнику притуплять злобу, которая душила его всякий раз, когда воровка попадалась на глаза. Например, сейчас, когда она без малейшего стеснения прямо посреди лавки сбросила свое рубище и начала одеваться в новое, оплаченное хозяином платье.

Гронк с тоской думал, что, к сожалению, избавиться от этой шлюхи у него пока нет ни малейшей возможности. Более того, приходилось теперь всюду таскать ее с собой! А ведь в порту он порадовался нападению шайки. Редкостная удача – вот так сразу и без особых усилий отыскать в Дальянии колдунью. Он всю дорогу ломал голову, как найти кого-то, кто мог бы стать сосудом Древнего, и вдруг такое везение!

В итоге – вот к чему все привело: он вынужден терпеть рядом с собой портовую шлюху, одевать ее, обувать и стараться не убить, несмотря на все желание. А желание было очень острым, очень. Внешне Гронк никак его не проявлял, но внутри трясся от бессильной злобы и невозможности выплеснуть ярость. Чутье, благословенное чутье вернулось, но никакого толку от него не было! Охотник потерял беглеца, не знал, где его искать, не понимал, как сумел он так ловко спрятаться, а главное – даже придумать не мог, как его обнаружить.

Да еще эта уродина…

Он дождался, когда Кирга закончит возиться с одеждой, и, не говоря ни слова, вышел из лавки. Спутница поспешила следом и шла, приотстав на шаг, – присмиревшая и даже похожая на приличную женщину в новом простеньком платье из небеленого льна и веревочных сандалиях на ногах. Вела она себя кротко, но Гронк всеми своими дарованными фимиамом и Древними чувствами ощущал самодовольство рабыни. Нет, ну какая же тварь! Да еще непонятно, что делать. Не только с ней, а вообще. Как искать беглеца, как выйти на его след?

Сингур после боя словно в воду канул. Точно так же он пропал из Миаджана: был – и не стало. И лишь спустя луну долгих и мучительных поисков удалось поймать след, который привел в итоге в Дальянию. Самый худший из всех возможных вариантов! Магия здесь была под запретом, колдунов и колдуний убивали, отчего поиски и поимка раба усложнялись во много раз.

Приходилось действовать осторожно и примитивно: подкупы, втирание в доверие, налаживание связей. Вот только до сих пор никто так и не прислал Гронку слугу с известиями о поимке Чужака. И теперь охотник уже не представлял, где еще расставить ловушки! Все, что оставалось у Гронка, – слепок сестры Сингура, переданный накануне Древним. Смутный и неточный. Похожий на смытый волной рисунок на песке. Искать по нему было все равно, что немому разговаривать со слепым. Но делать-то нечего.

Вздохнув, саворриец остановился в тени высокого дома и всей своей сущностью всмотрелся в полученный накануне образ – впитал его, поглотил, изо всех сил всмотрелся. На лбу от усилия высыпал пот, но, несмотря на все старания и всю сосредоточенность, ощущения были смазанные. Гронк будто пытался рассмотреть дно в мутном водоеме, поверхность которого колебала мелкая рябь. Однако постепенно хаос чувств утих, рябь улеглась, и мутные колыхания начали успокаиваться, успокаиваться, успокаиваться…

Образ по-прежнему остался зыбким и неверным, лишенным подробностей, обманчивым, но слабое притяжение, будто легкий сквозняк, повеяло из пустоты. Охотник взял след. Очень слабый, едва заметный, но стабильный и ведущий в одном направлении.

Гронк открыл глаза, повернулся туда, где ощущал сестру Сингура, и оказался нос к носу с… Киргой! Еле сдержался, чтобы не врезать. Но сдержался. Только спросил:

– Ты хорошо знаешь город?

Она кивнула.

Глава 16

В крохотном дворике благоухало цветами, а на каменные плиты падали кружевные тени. Здесь светило солнце, шелестела зелень и город почти не был слышен. Возле крупного розового бутона, басовито жужжа, грузно кружил шмель. Юная темноглазая и темноволосая девушка внимательно смотрела на нежные лепестки цветка, на то, как подсвечивает их яркое солнце, как падают тени…

В руках девушка держала вышивку с такой же в точности розой, распустившей бутон. Тонкие пальцы сжимали иглу, стежки ложились один за другим – уверенные и совершенные. Но мастерица словно не замечала красоты своей работы, не получала от нее радости. На тонком лице лежала печать глубокой печали, а взгляд темных глаз был отрешенным.

Калитка в узорчатых воротах открылась без скрипа. Вышивальщица сразу же вскинула голову, ее взор ожил, однако тут же наполнился непониманием: она не узнала неприятную сухую женщину с резкими чертами и неискренней улыбкой на тонких губах.

– Солнца над домом, – сказала женщина. – Мне приказано отвести тебя к брату.

Темноглазая девушка переменилась в лице. Ее руки задрожали, тонкая игла вонзилась в палец. Это вывело мастерицу из оцепенения. Она вскочила, но не успела ничего сделать. Неприятная женщина в дешевом сером платье вдруг подняла руки и, переплетя пальцы в сложную фигуру, показала ее вышивальщице, отчего та застыла, словно воля к сопротивлению покинула ее.

– Идем со мной, – сказала женщина. – Ты ведь хочешь уйти?

Девушка сонно кивнула.

Неприятная гостья взяла ее за руку и повела прочь со двора… Стены каменной ограды вокруг дворика стали зыбкими. Гудение шмеля отдалилось, розовые кусты превратились в смазанные пятна, которые начала заливать небесная синева, постепенно поглощая все остальные цвета.

…В этот раз Энаю не вышвырнуло из видения, как совсем недавно, когда она видела подземелья, а мягко, будто на теплых волнах, подняло в реальность. Она сидела на подушке и задумчиво смотрела на тонкие мерцающие нити, переливающиеся в пальцах. Осторожно вытянула одну из них – похожую на цвет глаз незнакомой вышивальщицы – смотала в клубок и поднялась.

Теплое сияние трепетало в ладони многоликой – мягкое и живое. Эная попыталась вспомнить, где она уже видела двор с розами и эти высокие каменные стены с синими зубцами по верху. Не вспомнила.

Торопливо дева храма направилась вниз, удерживая трепещущий клубок в кулаке. Он бился и рвался прочь. На залитой солнцем широкой лестнице многоликая огляделась. Справа у входа в храм стоял мечник средних лет с рассеченной надвое бровью. Эная не помнила его имени.

– Как к тебе обращаться? – спросила она.

– Аяту, госпожа, – ответил он с легким поклоном.

– Позови Стига, Аяту, – приказала многоликая. – Мне нужно в город. Сейчас.

– Да, госпожа.

Мечник на один миг прикрыл глаза и сказал:

– Он будет ждать нас внизу, возле ворот.

Многоликая кивнула и легким движением руки опустила тонкую паволоку, покрывавшую волосы, так, чтобы спрятать лицо.

Когда дева храма в сопровождении мечника спустилась к воротам, озадаченный Стиг уже был там.

– Что-то случилось, госпожа? – спросил он.