Чёрный фимиам

– Солнца над домом, – сказал человек и протянул ей руку. Тонкие сухие пальцы были похожи на паучьи лапы.

Эша зажала рот ладонями, а потом захлебнулась ужасом и провалилась в ту тьму, что смотрела на неё из пугающе старых глаз.

* * *

Старшие жены в изумлении застыли. Взоры всех были обращены на немую девушку, лицо которой исказилось от ужаса при виде Истра. Она истошно и беззвучно закричала, а потом упала без чувств.

Безликий успел подхватить ослабевшее тело, тогда как женщины ещё несколько мгновений в молчаливом недоумении смотрели на произошедшее.

– Нужно побрызгать на неё водой! – раздался звонкий и немного гнусавый голос.

Старшая из жен повернулась к говорившей и увидела, конечно же, Аурику – с опухшим зарёванным лицом. Несносная! Сразу побежала к отцу – плакать, жаловаться и канючить. Никакой управы на неё…

– Нита, – мягко сказал Истр, укладывая бесчувственную девушку на широкий шёлковый диван. – Ты зря гневаешься. Аурика мне не досаждала, она только что пришла.

Нита привычно подавила раздражение и сказала:

– Муж мой, мы ничего не узнали. Эта дева немая. Мы попытались накинуть на неё сеть, но мерцание тает, утрачивая силу.

– Вот как? – Истр задумчиво посмотрел на девушку, лицо которой одна из женщин уже протирала смоченным в воде платком.

– Отец, позволь мне! – взмолилась Аурика. – Позволь попробовать!

Безликий покачал головой:

– Нет. Поступим иначе.

Он говорил по-прежнему мягко, но Аурика и остальные женщины сразу же покорно опустили головы.

Истр сел на край дивана, на котором лежала немая девушка. Она попыталась было отстраниться и смотрела с нарастающим ужасом, но Безликий словно не заметил её испуга, лишь поманил к себе дочь.

Когда Аурика почтительно приблизилась, отец приказал:

– Возьми её за руку.

Девушка послушно сделала, как он просил – взяла ледяную дрожащую ладонь незнакомки.

– Говори, – приказал Безликий.

И в то же самое мгновение, горло Аурики сжалось, а язык омертвел.

– Говори, что ты видела.

Темноглазая девушка нерешительно приоткрыла рот и ответила голосом Аурики:

– Я видела охотника.

А затем потрясенно осеклась и зажала рот ладонью.

* * *

Живущий мечом погибнет от меча, и не важно – наёмник он, грабитель или воин храма. Взявший в руки оружие погибнет от оружия – таков закон жизни.

Так когда-то сказал Ишту – старшему храмовому мечнику – его друг Аяту. Аяту, который сегодня погиб именно так, как говорил. Смерть, достойная воина. Теперь Аяту – верный слуга не храма, а самого Джерта. Великая честь пополнить ряды божественного воинства! Но на душе у Ишту было сумрачно от тоски. И изо всех сил он старался этого не показать.

Сейчас старший мечник храма бежал во главе отряда спешников верных слуг и краем глаза следил, чтобы Карай не вырвался вперёд. Нет, ему было не жалко отдать молодому первенство. Но время юного порыва наступит позже, пока же главное – не спугнуть саворрийца.

А Карай нёсся, не чувствуя усталости! Глаза у него горели тем страшным огнем, который пугает людей сильнее оружия. Раб саворрийца, трусивший рядом, похоже, чувствовал гнев верных слуг, отчего то и дело испуганно озирался: боялся, что за нерасторопность его ускорят плетью.

Мелькали улицы и лестницы. Постепенно дома квартала рукодельниц сменились вычурными, аляповато украшенными особняками купеческих кварталов. Прохожие, попадавшиеся отряду на пути, торопливо уступали дорогу, кланялись и провожали мужчин обеспокоенными, полными любопытства взглядами.

– Там… за поворотом… – с трудом переводя дыхание, заговорил раб. Он ткнул пальцем в сторону лестницы, у которой заканчивался квартал торговцев и начинался квартал ремесленников. – Почти сразу ворота... ну такие облезлые, с голой бабой без сиськи сверху. За ними – дом старый, там никто не живет. На углу возле дома мы лаз в подвал и скрыли.

Он уперся ладонями в колени, пытаясь отдышаться. Того гляди, блеванёт.

Ишту осадил Карая, готового рвануться впереди всех к заветной цели. Мягко коснулся локтя, и молодой мечник сразу приостановился, выжидающе глядя на старшего.

– Теперь идём тихо, – Ишту повернулся к спешникам. – Арри, – обратился он к тому из воинов, что стоял ближе всего, – когда приблизимся, незаметно пройди и оглядись. И помним, – мечник обвёл отряд тяжёлым взглядом и с нажимом произнёс: – Только живым!

Мужчины вразнобой закивали, после чего, удобнее перехватив щиты, вытащили из-за поясов тяжёлые дубинки. Двое лучников достали стрелы с тупыми наконечниками. Напряжённый Карай терпеливо ждал команды старшего.

– Вперёд. Без звука, – Ишту снова придержал молодого мечника, чтобы тот пропустил спешников.

Впрочем, схватка, которой так жаждали оба верных слуги, не случилась. Едва отряд вышел из-за угла к дому, как мужчины увидели многоликую. Бледная Эная с прилипшими к лицу мокрыми волосами и в залитом водой платье с трудом шла по неровной мостовой, при каждом шаге повисая на руках невысокой тощей простолюдинки. Спутница бережно поддерживала деву храма, а на крысином лице было написано искреннее участие. И ещё страх. Животный страх.

В левой руке простолюдинка неловко несла узкий меч в ножнах.

– Кирга? – потрясенно вскинулся раб, который привел мечников в переулок. – Кирга!

Впрочем, женщина с крысиным лицом словно не услышала радостного вопля. Ее испуганный взгляд был прикован к верным слугам и метался с одного лица на другое. Ишту отметил и напряжение, и расширившиеся от ужаса глаза. А потом женщина рухнула на колени, уткнувшись лбом в мостовую. Руки с оружием она вытянула перед собой, да так и замерла, не решаясь двинуться вперёд. Лишь тряслась крупной дрожью от напряжения и страха. В это время Эная, оставшаяся без опоры, начала мягко оседать на мостовую. Ишту в два длинных прыжка преодолел разделявшее его и храмовую деву расстояние и успел подхватить многоликую у самой земли.

– Госпожа…

Мечник бережно прижал Энаю к себе. Та с трудом подняла тяжёлые веки, но глаза у неё снова закатились, и несчастная обессиленно ткнулась лбом в плечо своего защитника.

Позади неузнаваемым голосом зарычал Карай.

– Рассказывай! – он уже вздёрнул с земли простолюдинку и крепко держал за локти.

Меч у неё забрал кто-то из спешников, а женщина теперь как завороженная смотрела в горящие гневом глаза верного слуги.

– Господин, – лепетала она, – меня Киргой звать, я рабыня купца Кьен Тао, будь проклято его имя на всех языках! Это человек с чёрной душой! С очень чёрной, господин! Он всякое зло творил и меня заставлял! И бил, чтобы слушалась!