Черный Гиппократ

Фаина мягко, как кошечка, ступила в кабинет:

— Что-нибудь нужно?

Когда она прикрыла дверь, голос заведующего отделением потеплел — теперь их не могли слышать:

— Выпить хочешь, Фаиночка?

— Как можно, Александр Александрович? — улыбнулась она и едва не сделала книксен. — Я же на дежурстве!..

— Ну, а я выпью, — он подошел к шкафу и налил себе рюмку коньяка. — Кстати, новые поступления пришли — как ты понимаешь… Вон там, в столе! Можешь взять себе несколько…

— Можно? — Фаина стрельнула в Иванова насмешливыми глазами и сделала пару шагов по направлению к столу, но остановилась. — Нет, пожалуй. У меня хватает этого добра. Лучше сделай мне подарок.

— Подарок? — удивился Иванов. — Разве твой Куртизанов не делает тебе подарков?

Фаина скорчила кислую гримаску:

— Не говори мне о Куртизанове.

— Хорошо, хорошо, — согласился Иванов, — что же ты хочешь?

— Красно-черное платье с глубокими вырезами. И в следующее дежурство я продемонстрирую тебе его. Здесь.

Иванов расхохотался:

— Красно-черное платье?.. Бог мой! И тут уже успел наследить этот пройдоха Йыги, — заведующий отделением никак не мог унять смех. — Фаина, признайся, чухонец рассказывал тебе про свой сон, про универмаг, про корриду, про то, как ты примеряла платье… Да?

— Да, — брови Фаины удивленно поползли вверх.

— И говорил он с ужасным акцентом.

Фаина Петровна кивнула:

— Иногда из-за акцента его бывает трудно понять.

— Ну так знай… — перестал смеяться Иванов. — Этот хренов Йыги всем смазливым бабам рассказывает про свой дурацкий сон. И многие на него клюют…

Фаина слегка нахмурилась:

— В следующий раз я его пропесочу.

— Интересно, как?

Фаина Петровна несколько замялась:

— Вообще-то это моя маленькая тайна… Но тебе могу ее открыть. Я скажу ему то, что говорю обычно кобелям — когда те чересчур мне досаждают…

Иванов оживился:

— Любопытно, что же?!

Фаина горделиво вскинула голову:

— Я скажу ему: у тебя маленькие ручки, у тебя маленькие ножки. Значит, и все остальное маленькое… Скажу: поэтому ты не в моем вкусе…

Иванов удивленно повел бровью и, повернувшись к Фаине спиной, махнул еще рюмку коньяка. Потом осмотрел свою руку: он держал ее ладонью кверху, растопырив длинные тонкие «хирургические» пальцы.

Сказал со знанием дела:

— У меня большие руки!..

Фаина при этом вся вспыхнула:

— О, Саша! Как ты мог подумать?.. О тебе и речи нет! У тебя не только руки, у тебя все большое… Уж кто-кто… а я это могу засвидетельствовать. Если б у моего Куртизанова были такие большие и «знающие» руки…

Александр Александрович посмотрел на Фаину благодарно:

— Давай договоримся так: я подарю тебе то, что ты хочешь, но все-таки открой стол и возьми себе несколько…

Фаина Петровна не заставила себя уговаривать. Плавно покачивая роскошными бедрами, она подплыла к столу и, выдвинув верхний ящик, склонилась над ним. При этом подол ее халатика действовал, наверняка, в соответствии с ее замыслами. Вытянув лебединую шейку, Фаина заглянула в ящик, покачала головой. Взяла одну сотню, вторую… Рука ее скромно замерла:

— Несколько — это сколько? Две? Три?..

Иванов с интересом следил за ней. Ему открывался хороший вид сзади. Он ответил:

— Несколько — это минимум две, может три… А максимум не ограничен.

— Тогда я возьму восемь.

— Почему восемь? — удивился Иванов.

— Восемь — моя любима цифра. Она покровительствует мне.

Иванов кивнул:

— Хорошо. Но я бы в таком случае взял тринадцать.

Глава восьмая

Доктор Иванов в обычное время совершал обход. Вместе с ним в палату вошли доктор Блох, еще один ординатор — совсем молодой, дежурная сестра Фаина и та юная малышка, которая дежурила, когда Нестеров поступал. Кажется, это она делала Нестерову блокаду под контролем Блоха. Эту медсестру звали Маргарита — Нестеров уже знал.

Сегодня записи в блокноте делала Маргарита.

Врачи начали обход с молодых парней у стены. Те уже поднимались с постели и даже выходили пораньше в холл, что возле лифтов, позвонить. Молодые ребята быстро шли на поправку. С Виталием Сергеевичем дела обстояли посложнее: его послеоперационная рана в состоянии неустойчивого равновесия.

Иванов сочувственно развел руками:

— Что поделаешь, дорогой Виталий Сергеевич! При всем желании ваш организм трудно назвать молодым. А когда человеку за шестьдесят — раны заживают медленно. Будем прописывать вас надолго… простимулируем чем-нибудь. Крепитесь!..

А «преподаватель» шел на выписку.

Иванов продолжал обход. Врачи и медсестры тихо следовали за ним.

— Так, теперь с Нестеровым… Результаты анализов подклеили? — Заведующий пролистал историю болезни. — Температура тридцать шесть и девять… Неплохо, неплохо!.. Как самочувствие?

Боль не беспокоит?

Владимир сел в постели:

— Кажется, отпустило, Александр Александрович.

— Хорошо, — кивнул Иванов. — Что у нас тут по результатами обследования?.. — он опять полистал историю.

— Кажется, почки нормальные, — осторожно заметил Владимир.

— Замечательно! — для Иванова это как будто не было неожиданностью. — Я вас поздравляю: лучше один недуг, чем два, — он задумался на секунду. — Но для очистки совести и полноты ощущений, так сказать, давайте сделаем еще ренографию, — Иванов повернул голову к дежурной сестре. — Запиши, Рита, Нестерову радиоизотопную ренографию.

Та записала.

Нестеров подумал с досадой:

«И что он привязался к почкам?»

А Иванов продолжал давать указания:

— По-прежнему голод. Постельный режим… — он сделал акцент: — Нестеров, вы слышите меня?.. Чтобы никто из родственников вам ничего не приносил. Пока что пища вам категорически запрещена. Потерпите, дорогой, потерпите…

Владимир пожал плечами:

— Да у меня и нет здесь никаких родственников. Никто ничего не приносит.

— Ах, да! Вы, кажется, говорили это уже… — припомнил Иванов. — Но все равно: предупредить не лишне.

Врачи и Фаина вышли из палаты, а Маргарита на минутку задержалась возле Нестерова, заботливо поправила одеяло у него на груди. Ему это показалось так трогательно.