Черный Гиппократ

— Давно не виделись, Саша, — сказала красавица, едва взглянув на него.

Постучав каблучками до ковра, она скинула туфли и по ковру уже шла босиком. Удобно расположилась на кожаном угловом диване. И тогда почувствовала себя как будто увереннее. Иванов давно заметил, что женщины чувствуют себя увереннее и спокойнее, когда сидят. И только тогда с ними сколько-нибудь можно обсуждать какие-нибудь проблемы. Кажется, Фаина не относилась к числу исключений из этого правила.

Она как будто была в расстроенных чувствах. Красивая, растрепанная, злая… Губы ее дрожали, глаза ни на чем не задерживались. Одна рука нервно теребила пуговку на обивке дивана, а другая шарила в сумочке.

Иванов запер дверь:

— Не частая ты здесь гостья.

Фаина строго стрельнула в него глазами:

— Я же замужняя женщина… увы!

Она нащупала в сумочке пачку сигарет, зажигалку.

Иванов тут же подумал, что ни к чему зажигалка — огонь, настоящий живой огонь так и полыхал у нее в глазах, голубоватый дьявольский огонь…

Иванов улыбнулся этому наблюдению и подсел к Фаине на диван, подвинул к ней поближе пепельницу на журнальном столике:

— Тебе будто кто-то накрутил хвост…

Она прикурила:

— Мой козел… Я хочу сказать — что сама накрутила ему хвост, — Фаина расслабилась и пустила дым в потолок.

— И наставила рога, — подсказал Иванов.

Фаина, наконец, улыбнулась:

— Рога Куртизанову я наставила через месяц после свадьбы…

Иванов принял шутливо-огорченный вид:

— Значит, я у тебя не первый… как бы это выразиться поточнее… продавец рогов?

— Нет, не первый, — красивым пальчиком Фаина поглаживала сигарету. — Первым продавцом был секретарь тогдашнего ленинградского Союза писателей СССР.

— Ах, да! — припомнил Иванов. — Ведь твой Куртизанов — литератор… И что? — заинтересовался он, поглядывая на круглые коленочки Фаины. — Что этот секретарь?

Фаина таинственно засмеялась:

— Был какой-то банкет — я уже не помню… Презентация чьей-то скучной книги, претендующей на госпремию. Или уже обмывали собственно премию. Секретарь пригласил меня танцевать…

— Танцевать? — Иванов закатил глаза под потолок. — О, как это очаровательно! Я уже тысячу лет не танцевал…

— Я тоже, — Фаина изящным жестом стряхнула пепел в пепельницу.

— Как же! — напомнил Иванов. — А у меня в кабинете, на столе… Можно сказать в неглиже…

— Это не считается, — Фаина с ухмылкой отвела глаза. — Это была всего лишь демонстрация платья.

— Хочешь потанцевать?

Фаина сладко потянулась:

— Потом… Так хорошо сидеть на твоем диване…

— Ну так что же секретарь? Это так любопытно!..

— Когда мы танцевали, он предложил сыграть партию в бильярд…

— Женщине в бильярд? — удивился Иванов. — Какая странная фантазия!..

Выпуская из губ сигарету, Фаина сверкнула очаровательными белыми зубками:

— Мне тоже так в начале показалось. Я даже грешным делом подумала, что он собирается заглянуть мне под юбку… в то время, когда я буду целиться в шар… ну этим, как его!..

— Кием, — подсказал Иванов.

— Вот-вот, — обрадовалась Фаина. — Именно это слово. Я никак его не запомню.

— И дальше…

— Он оказался решительнее, чем я предполагала. Мы были в бильярдной одни, и он сразу приступил к игре. Ах, что это была за партия!.. Я играла глядя в потолок. А он… Он был великолепный игрок! Шары так и катались вокруг нас, стучали друг о друга и падали в лузы, — Фаина усмехнулась. — Но в самом выигрышном положении оказалась моя луза… У него был неутомимый кий…

Иванов расхохотался:

— Тебе милая не откажешь в остроумии! — и тут же предложил. — У меня тоже есть бильярд. Он уже два года стоит — больше для виду. Как фортепиано у некоторых полуинтеллигентов. Ты научишь меня играть в бильярд?..

Фаина погрозила ему сигареткой:

— Ты лукавишь, Иванов! Я знаю, какой ты непревзойденный игрок. Мне кажется, ты мог бы заниматься этим даже на потолке. Ты ведь гений во всем — не только в медицине…

Иванову приятна была похвала:

— Хочешь что-нибудь выпить? Например…

— Я бы не отказалась от шампанского, — перебила его Фаина и затушила окурок в пепельнице, потом достала из сумочки зеркальце, помаду и подправила губы.

Тем временем Иванов сходил к бару и вернулся с двумя бокалами шампанского.

Фаина встретила его ласковым взглядом.

— Как раз этого мне сейчас не хватает.

Он сказал, садясь рядом и опуская свободную руку Фаине на колено:

— Не могу решить для себя вопрос: когда ты красивее — во гневе на своего козла или в любви ко мне.

Она отпила глоток вина:

— Разве это так важно? Я есть — и ладно, — Фаина с удовольствием смотрела, как его рука нежно поглаживает ей колено; Фаина даже жмурилась от удовольствия, как жмурится кошка, которую гладит хозяин; потом едва заметная тень промелькнула у нее по лицу. Фаина вспомнила что-то неприятное, брови ее дрогнули и сдвинулись. — Я разругалась с ним в пух и прах…

— С Куртизановым?

— С ним. Я сказала ему много. Я колола его в сердце. А он все принял. Пилюлю за пилюлей. Только слабо трепыхался. Он раньше не был таким… Жизнь доламывает его.

— Ругайся с ним почаще, дорогая. Это тебе идет, — Иванов маленькими глотками пил вино. — Ты прекрасна во гневе!

— Он уже ни на что не годен — писатель хренов, — продолжала Фаина, прищурив глаза. — Ни на что. Не мужчина. И даже не самец. Просто некое существо в домашних тапочках на босу ногу и в замызганном халате. Он даже ремонт в квартире не способен сделать, гвоздь в стену забить… Боже, с кем я связала свою судьбу! С каким ничтожеством! От него никакого проку. Верно ведь говорят: от козла молока… Производитель? Ничего он не произвел. Не наделил меня счастьем материнства… Книги написал? Кому нужны его книги? «Про людей которые работают: про председателей колхозов, про секретарей обкомов партии, про учащихся ФЗУ, про производственные отношения в бригаде коммунистического труда…»

Сообразив, что этот монолог затянется долго, Иванов сходил к бару за бутылкой:

— Отдыхать — так отдыхать!..

Он подлил Фаине вина. Потом себе.

Фаина продолжала говорить, презрительно кривя красные яркие губы. Она, должно быть, и помаду выбрала поярче, чтобы Иванову виднее было ее презрение к «этому козлу»:

— От него никакого проку. Разве что сдать в утиль!.. — она отхлебнула большой глоток шампанского и задумалась над собственными словами; тут глаза Фаины озарились каким-то внутренним сатанинским светом — глубоким, красноватым адовым светом: — А что! Это идея! — Фаина оживилась и схватила собеседника за плечо. — Иванов, дорогой! Покупай у меня этого козла. На мясо, на органы… Сколько ты за него дашь? Ты не видел его? О, он в самом цветущем возрасте! Ни на что еще не жаловался…