Черный Гиппократ

Нестеров не видел ее манипуляций, но, человек достаточно опытный, догадался о них:

— Тогда я вынужден признаться, Рита… Я просто соскучился.

Она замерла с зеркальцем в руках:

— По своей работе?

— По общению с вами. В прошлый раз вы ушли так внезапно. Я об этом сожалел…

Маргарита закрыла шкаф, достала из кармана ножницы и принялась слегка подрезать обтрепавшиеся края листков назначений. Весь ее вид говорил о том, как девушке приятно, что Нестеров соскучился по общению с ней. Она сказала:

— Просто внезапно закончилось мое дежурство.

Маргарита была занята своим серьезным делом, но Владимир чувствовал, что все внимание ее направлено на него — Владимира. Внимание ее прямо-таки было устремлено к нему — как клин света.

Нестеров сказал с грустной улыбкой:

— Я думал о вас…

Маргарита тихонько цвела.

А Нестеров продолжал:

— Эта медсестра… старушка… так мучит нас всех своими уколами! Мы лежим и вспоминаем вашу легкую руку…

— Только в связи с уколами вы думали обо мне? — как будто огорчилась Маргарита.

— Не только. А точнее в связи с этим — совсем мало. Я думал о другом: что вы милая…

Маргарита взглянула на него как бы с укоризной:

— Скоро вылечим вас, и вы выпишитесь. И забудете про уколы и сестру Милую, так поразившую ваше воображение.

Нестеров хотел было возразить, но Маргарита не дала ему это сделать. Перевела разговор на другую тему:

— Мы все огорчены результатами вашего анализа.

— Какого анализа? — Нестеров сделал вид, что не понял.

— Альбуминурия у вас, Володя, — сказала с сочувствием Маргарита. — Это не очень хорошая штука, скажу я вам. Белок в моче…

Нестеров был беспечен. Откуда архитектору знать, что белок в моче — весьма нехорошая штука?

Нестеров улыбнулся легкомысленно:

— Чего огорчаться! Сегодня белок есть, завтра — нет. Пройдут болезни, вся жизнь — впереди…

Маргарита несколько удрученно покачала головой:

— Особенно огорчен Александр Александрович.

— Иванов? — Владимир порадовался в душе, что разговор подвинулся к интересующей его теме.

— Да. Ведь он ваш лечащий врач. И заведующий.

Нестеров принял это близко к сердцу:

— Надо же! Как переживает за больных!..

— Да, у нас хороший заведующий! — согласилась Маргарита. — Мы за ним как за каменной стеной.

— И молодой. За жизнь еще горы свернет. Много успеет, коли так хорошо начинает.

— Он и наукой занимается, — похвалила Маргарита. — Печатает в журналах статьи.

— Статьи? — Нестеров сделал такие глаза, будто для него статьи в журналах — предел мечтаний. — А о чем?

Маргарита улыбнулась:

— Блох говорит, это очень умные статьи. Даже не всякий медик их поймет!.. А тема самая современная — пересадка внутренних органов. Ну вы слышали, наверное, пересаживают еще кожу. Но про кожу Александр Александрович не интересуется — этим в ожоговых отделениях заняты врачи. А Иванов пишет про почки, сердце…

— Почки? — задумался Нестеров.

— Да, — Маргарита тронула его пальчиком за руку. — Вы когда-нибудь читали про искусственную почку? Не читали? — в глазах ее появился восторженный блеск. — Когда я еще была в медучилище, нам показывали искусственную почку. Представляете, это столько аппаратуры, что занимает целую комнату!.. А в природе — такая маленькая. Получается: мал золотник, да дорог!

Не может человек создать почку подходящих размеров. Вот и возникает проблема пересадки…

— Вы лирик, Рита, — обронил Нестеров задумчиво.

— Может, и лирик, — пожала она плечами. — Но дело-то серьезное. Вот вам, например, вдруг придется удалять почку… А Иванов — раз… и поставит новую!..

— Новую? Это было бы великолепно!.. — Восторженность Маргариты начала убеждать Нестерова в том, что она как бы не в курсе, не в числе посвященных; но он решил пустить пробный шар. — Я заметил, однако, что не все так очарованы Ивановым, как мы с вами, как Виталий Сергеевич…

Тень мелькнула в лице Маргариты — в хорошеньком лице:

— Я знаю, о ком вы говорите. Это, наверное, Соловьев — тот, что лежал возле вас. Его недавно выписали… Нелюдимый такой. Молчун. Все думает, думает, а о чем думает, непонятно, — Маргарита засмеялась. — Мне кажется, он всем был недоволен! А когда человек всем недоволен, ему даже уколы делать непросто. Во всяком случае я волновалась, когда делала уколы Соловьеву. Какое-то противодействие ощущала… Это трудно объяснить… Неприятное какое-то, отрицательные биотоки…

— Нет, не только он, — Нестеров посерьезнел, впитывал информацию. — Я же обследовался — по всей больнице прошел. Слухами полнится больница: будто творятся в нашем отделении некие закулисные дела, есть какие-то тайны. Больные говорят, санитарки… Даже, заметил, дичатся как-то тех, кто отсюда…

Опять промелькнула тень по лицу Маргариты:

— Не думаю, что стоит всерьез обращать на это внимание. Наш Иванов не сам метит в главврачи. Его выдвигают, как наиболее достойного. Есть, конечно, завистники. Вот они-то и распускают слухи…

— А вы что думаете?

— Я? — Маргарита задумалась на секунду. — Я же не так давно тут. Фаина могла бы сказать. А я… Существуют разные уровни профессионализма. Иванов, Блох и Фаина — на одном; доктор Пашкевич и я — на другом. Мне кажется иногда, что есть в отделении некая закулисная жизнь. Но думаю, это более высокий профессиональный уровень, на который нас с Пашкевичем еще не пускают. Вот наберемся опыта — посвятят и нас… — Маргарита оптимистично улыбнулась. — А что касается больных, вы их меньше слушайте. Невежественные, далекие от медицины люди могут такого наговорить — будете медиков обходить за версту!

— Всякую чушь? — Нестеров пытался вернуть разговор в непринужденное русло — с розовыми берегами.

Но Рите, оказалось, было что рассказать:

— Когда я была на практике в детском отделении, часто, случалось, поступали «тяжелые» дети. Родители сами виноваты. Не хотят в больницу, держат ребенка дома до последнего — когда он уже начинает умирать… Но кто ж из родителей скажет, что он виноват — родитель. В смерти ребенка врачи виноваты!.. Вот и бьются врачи над умирающими детьми, пытаются спасти. Однако не всегда это удается… И самый последний шанс реанимировать ребенка — это внутрисердечный укол. Второе межреберье слева… В шприц набирается норадреналин, хлористый кальций и бикарбонат натрия… Уж если не подействовало, — значит, все. И понятное дело, не всегда срабатывает… А некоторые родители потом, обнаружив место укола иглы на груди умершего ребенка, говорят, будто убийцы-врачи намеренно укололи ребенка в сердце, чтобы убить… Вот невежество…

Игорь Горюнов — молодой красивый парень, спортсмен-легкоатлет, вернулся после тренировки домой, заглянул на кухню. Жена его Маша ставила на плиту кастрюлю с водой — собиралась варить на завтра борщ. Игорь любил украинский борщ — такой густой, чтобы в нем ложка стояла. Именно такой борщ и собиралась варить Маша.

Молодая жена — а прожили они вместе всего полгода, — положила в кастрюлю увесистый кусок говядины и подрегулировала газ.

Игорь Горюнов после тренировки весьма проголодался. И поскольку до ужина было еще далеко, Марина положила ему в тарелку винегрета — червячка заморить.