Черный принц

Убирать нужно не Шеффолка.

– Война началась. И идет она уже несколько лет, а чем закончится – это зависит от готовности сторон жертвовать фигуры.

Он повернулся спиной и направился к выходу.

– Стой.

– Что? – Шеффолк остановился.

– Как долго мне здесь сидеть?

– Как получится. Но на твоем месте я бы не слишком торопил события.

Кейрен кивнул.

– Спасибо за лампу.

– Не за что. Не скучай…

– Не буду. Компания таки есть.

Шеффолк поднимался долго, и Кейрен считал ступени по его шагам. Оставшись же наедине с собой, он опустился на камень.

Время.

Времени почти не осталось. Он чувствовал, как выгорают минута за минутой. Молчал.

Ждал.

Слушал тишину и, повернувшись спиной к мертвецам, старался не думать о них.

…масло таяло. Подбиралась темнота, а с нею и мысли о бренности бытия.

А если Шеффолк не вернется? С него станется забыть о госте. Несколько дней Кейрен протянет, а потом… пить уже хотелось. Он старался отрешиться от мыслей о жажде, но когда где-то высоко, над головой, заскрипела дверь, Кейрен с трудом сдержал счастливый смех.

Все-таки смерть бывает разной.

Она спускалась не спеша, давая время успокоиться. И первым появилось желтое маслянистое пятно света. За ним – тень, неестественно длинная, ломкая. Она дергалась, точно ей самой было тесно в подземелье. И хозяин тени вздрагивал.

– Какие гости! – Кейрен оскалился и, потеснив мертвеца, вцепился в решетку. – Неужели и вы решили меня навестить, многоуважаемый Риг?

Тот замер на верхней ступеньке, подслеповато щурясь.

– Входите, располагайтесь…

– Фиглярствуете.

– А что еще делать-то остается.

– Как рука?

– Спасибо, уже хорошо. – Руку Кейрен на всякий случай за спину спрятал.

Его собеседник, казалось, маневра не заметил. Остановившись у самой решетки, Риг крутил головой и хмурился.

– Вам тоже не по душе это место? Понимаю. И с удовольствием продолжил бы нашу беседу где-нибудь в гостиной… а лучше в Управлении. Вам доводилось бывать в Управлении?

– Нет.

– Поверьте, слухи о нем преувеличены. Там есть очень даже симпатичные допросные… нет, мебель, не спорю, казенная, однако при том…

– Ты много говоришь. – Риг поставил лампу на краешек стола и сам же на него оперся раскрытой ладонью.

– Это нервное, – доверительно ответил Кейрен. – Я когда нервничаю, всегда болтаю. Матушку это в свое время очень раздражало.

Риг.

Из четверых именно Риг.

Нелепый, невезучий, пожалуй, еще более невезучий, чем Кейрен. Он и сейчас-то выглядит смешным в костюме словно бы с чужого плеча. Пиджак собрался в подмышках складками, а рукава коротковаты, и из-под них выглядывали манжеты белой рубашки. Высокий накрахмаленный воротник топорщился, и клетчатый шейный платок, заколотый немыслимого вида булавкой, сбился набок.

– Зачем вы сюда пришли? – спросил Кейрен.

Риг снял очочки, и лицо его приобрело выражение растерянное, несчастное даже.

– И зачем вы все это затеяли?

Молчит. Стеклышки трет платком. Кейрена разглядывает.

– Честолюбие? Не ваш случай.

– Вам кажется, что вы настолько хорошо меня знаете? – Очочки отправляются в нагрудный карман.

– Читал ваше досье.

Злится. Поджимает вялые губы.

– У полковника весьма подробные досье. – Кейрен оперся на решетку. – Знаете, что там сказано о вас?

– Что же?

– Вы и вправду нечестолюбивы, хотя при этом обладаете завышенной самооценкой. Правда, наловчились ее скрывать. Вы довольно-таки завистливы, причем не важно, чему завидовать. Это, назовем ее так, патологическая черта характера. Вы могли бы достичь многого, но и тогда вам было бы мало. Мне же просто интересно, Риг, чего вы пытаетесь добиться, уничтожив город.

– А кто сказал, что я его уничтожу? Что вы, уважаемый Кейрен, я его спасу…

– Даже так?

– Именно. Я ведь не безумец… а зависть… скажите, разве вы никогда и никому не завидовали?

– Не настолько, чтобы убивать.

– Я не убиваю. Я лишь создаю оружие. И более совершенное, чем создает мастер.

В голосе прорезались ревнивые ноты. Риг коснулся массивного камня, венчавшего булавку.

– Значит, теперь вы завидуете ему?

Молчание. Пальцы тарабанят по столешнице, едва-едва не задевая ложе лампы. И Кейрену почти хочется, чтобы Риг задел ее, опрокинул, опалив маслом ноги.

– Вы полагаете, – Кейрен приник к решетке, и прутья вжались в щеки, – что он занял ваше место?

– Скорее незаслуженно занял свое.

– Почему?

Резкий вдох, и ноздри раздуваются, выпячивается нижняя губа, а блеклые пальцы впиваются в подбородок.

– Рассчитываете вызвать меня на откровенность?

– Ну вам же самому хочется быть откровенным. Иначе что вы здесь делаете? Тяжело быть гением, о котором никто не знает, правда?

Злится. И злость искажает лицо, мелкие черты, крысиные. Есть в нем что-то от подземника, и сходство это заставляет Кейрена напрячься.

– Сидите, – вдруг бросает Риг, сам присаживаясь на табурет, – вам ли не знать, что эта решетка выдержит вас в любом обличье… а если вдруг захотите поэкспериментировать, то прошу, я всегда рад.

Он вытащил из кармана моток серебряных нитей с бляшкой-бусиной, встряхнул и надел на руку. Нити прилипли к коже, а бусина растянулась, превращаясь в толстую нашлепку.

– Кстати, прикасаться к вам нет нужды, – пояснил Риг, нежно поглаживая плетение. – Достаточно приблизиться на расстояние шага. Возможно, двух… честно говоря, у меня нет достаточных данных. Пока, во всяком случае.

– И что это?

Ладонь нестерпимо зачесалась, предупреждая, что, чем бы ни была игрушка, трогать ее не стоит.

И злить Рига тоже.

– Мое изобретение… одно из… – Он раскрыл ладонь. – К сожалению, название не придумал. У меня с этим сложно, но если вкратце, то оно генерирует узконаправленный пучок на частоте материнской жилы. В результате естественный энергетический баланс нарушается. Как я понял, это довольно болезненно?

Он сжимал и разжимал пальцы, и серебро вспыхивало.

– Кстати, мне интересно, насколько быстро происходит восстановление… имею в виду, полное восстановление. Не хочешь обернуться?