Черный принц

– Хватит с тебя. – Полковник краем одеяла вытирает Кейрену рот. – Уж извини, сестра милосердия из меня никакая. Потом еще напоят. И накормят. И спать уложат. Сон, как мне сказали, лучшее лекарство.

Нельзя спать. Он должен вернуться до того, как Шеффолк-холл перестанет существовать. Не будет суда. Не будет обвинения.

…тихая смерть всех, кто причастен… и потому Полковник смотрит едва ли не с жалостью.

– Стойте.

Кейрен не способен его задержать. И все-таки Полковник останавливается.

– Не волнуйся, вытащим мы твою девицу.

Он, в отличие от Кейрена, врать умел. Даже захотелось поверить.

И все-таки Кейрен попытался встать.

До двери далеко.

Но если потихоньку, и… шаг за шагом… прижимая руки к животу. Он перехвачен тугой повязкой, от которой нестерпимо воняет дегтярной мазью. Повязка чешется, а дышать приходится осторожно, потому что кажется, стоит сделать резкое движение, и разойдутся, что бинты, что собственная ненадежная шкура.

– И куда это вы встали? – резкий раздраженный голос, кажется, тот самый, который заставлял дышать. – На подвиги потянуло? На подвиги рано…

Человек. Всего-навсего человек, но достаточно тычка в плечо, чтобы Кейрен потерял равновесие, правда, упасть ему не позволили. Подхватили, уложили на кровать.

– Я и говорю, что рано… выпейте-ка… ну что за детское поведение? Хуже ведь будет. Или матушку вашу позвать, чтобы она вас, как младенца, и с ложечки выпаивала? Глотайте, глотайте. Хотите встать на ноги быстро? Слушайте доктора.

Горько.

И от горечи шум в ушах появляется.

Нельзя спать… нельзя не спать…

Пробуждения рывками. Кейрен не представляет, сколько времени прошло. Он ищет глазами часы, но в палате их нет, а окно – одинаково серое.

Он открывает глаза и видит…

…сестру милосердия, обычную скучную гризетку, с волосами, спрятанными под высоким чепцом. Она сидит в кресле Полковника и вяжет.

…матушку, которая поправляет букет. А заметив пробуждение Кейрена, всхлипывает…

…мрачного отца, наверняка, будь Кейрен более здоров, отец взялся бы за розги… и еще возьмется.

….доктора, склонившегося над кроватью.

– Меня всегда восхищала ваша способность к регенерации. – Доктор давит на живот. Нет, он прикасается с профессиональной осторожностью, но Кейрен боится, что свежие швы не выдержат и этого.

– Сколько?

– Что?

– Времени… сколько…

– Четверть шестого. Но вы, дорогой, не забивайте голову ненужными вещами. Вам надо спать. У вас на редкость тревожный сон.

– Нет.

– Не тревожный? Помилуйте, вы каждый час вскакиваете…

…и если так, то времени прошло меньше, чем Кейрену казалось. Надо вставать…

Не получается. И доктор следит за попытками, хмурится. Заставляет выпить стакан очередной кисло-сладкой дряни… снова сон.

И пробуждение.

Райдо, сидящий у кровати на корточках. Кожаная куртка с меховым воротником. И воротник промок, мех слипся. Волосы тоже дыбом торчат, но это для Райдо нормально.

Он с расческой никогда не ладил.

– Привет, младшенький.

– Ты мне снишься?

– Ага. Надеюсь, не в кошмаре? – Он осклабился. – Расскажи, младшенький, кто тебя обидел?

Улыбаться больно. Но проклятье, до чего Кейрен рад видеть брата. Райдо поможет.

Он сам сбежал.

И поможет. Конечно, поможет.

– Не дури. – Тяжелая, расчерченная шрамами ладонь легла на макушку. – Тебе нельзя вставать.

– Таннис…

Райдо сел на кровать.

– Рассказывай, что случилось. И я попробую ее вытащить. Только сам не лезь, ладно?

– Почему?

– Потому что я не хочу тебя хоронить. – Райдо очень тихо добавил: – Я больше никого не хочу хоронить…

Он слушал. И воды дал, а не кисло-горькой снотворной дряни, чей вкус до сих пор остался на языке. Помог сесть, правда запихнул под спину не только плоскую подушку, но и собственную куртку, оставшись в свитере с красными оленями.

– Я, конечно, знал, что ты у нас еще тот везунчик. – Райдо сел на кровать, прислонившись спиной к стене. – Но чтобы так вляпаться…

– Можно подумать, я нарочно.

Сидеть было больно. Живот тянуло. И в груди, перехваченной широкой полосой полотна, булькало. Кейрен старался отрешиться от странного этого звука, но у него не получалось.

– Не нарочно, это да… Шеффолк-холл, значит… и наверняка уже под колпаком.

– Райдо!

Матушка никогда не удосуживалась стучать. И Кейрен с тоской понял, что теперь сбежать точно не выйдет.

– Доброго вечера, матушка. – Райдо поднялся и одернул свитер. – Рад был тебя увидеть…

– Уже уходишь? – Леди Сольвейг подставила щеку для поцелуя.

– Увы, дела…

– Какие?

– Важные, матушка. Просто-таки неотложные.

– Райдо!

– Да, матушка? Надеюсь, вы здоровы… отцу передавай, что я его люблю, несмотря на то что он упрямый баран…

– Райдо! – Леди Сольвейг чуть смягчила тон. – Где ты остановился?

– У Кейрена.

Матушка нахмурилась и покачала головой. И этот ее укоряющий взгляд, от которого Кейрену становится неловко. Ему в принципе становится неловко, и он пытается поправить полусъехавшее одеяло, ерзает, но каждое движение причиняет боль. И Кейрен стискивает зубы, чтобы не застонать.

– Надеюсь, ты удостоишь нас визитом?

– Постараюсь, матушка… – Райдо поклонился. – А теперь, если позволите… не скучай, младшенький. Надеюсь, скоро свидимся.

Он ушел.

А мама осталась.

– Дорогой, тебе еще нельзя сидеть, – мягкий тихий голос. И перчатки ложатся на край столика, рядом со знакомой плетеной корзинкой. Что в ней? Вряд ли пирожки, скорее домашний мясной бульон с красным вином и специями, матушкино рукоделие и ежедневник с расписанием встреч.

Свежие цветы.

Ваза.

Накрахмаленные салфетки. Посуда, поскольку больничная не годится для Кейрена.

И Кейрен, закрыв глаза, лег.

– Отца очень расстроила твоя безумная выходка. – Матушка что-то переставляла, двигала. Она была рядом, но в кои-то веки близость ее не приносила успокоения. – А у него сердце слабое. Ему доктора запретили волноваться. Ты представляешь, что он пережил, узнав об этой твоей эскападе? Ты едва не погиб, Кейрен!