Черный принц

Кэри понимает.

И держится за мужа.

И все-таки отпускает, когда слез почти не остается. Предупреждает:

– Я останусь…

– Сегодня?

– И сегодня тоже.

Глава 23

Кэри дремала в кресле. Она забралась в него с ногами и закуталась в старый плед, который пропитался запахом дыма. Наверное, запах этот тревожил, если Кэри во сне вздрагивала, открывала глаза и, убедившись, что все в порядке, вновь засыпала. Брокк присел рядом и, протянув руку, коснулся тонкой вертикальной складки, что пролегла на лбу. Разгладил. И стер слезу с ресниц.

– Я… отвлекаю? – сонно спросила она.

– Отвлекаешь. – Брокк взял ее на руки. – Тебе надо отдохнуть.

– А ты?

Сонный мягкий голос.

– Я закончил.

Отчет, которого от него ждут, и странно, что Кейрен не появился. Впрочем, в последнее время с ним явно происходило неладное, он сам на себя не был похож.

…женщина.

Его бросила женщина. Брокк помнит, но сегодня он был эгоистично равнодушен к чужим несчастьям.

– Я и сама могу… – Кэри потерла глаза.

– Нет.

– Почему?

– Потому что я так сказал.

От его кабинета до ее спальни десяток шагов, и Брокк идет медленно.

– Может, мне нравится тебя на руках носить.

Она улыбается, но и улыбка выходит нервной.

– Брокк, – Кэри садится на край постели и цепляется за руку, – не уходи, пожалуйста.

– Не уйду…

– Сегодня?

– И сегодня тоже. Отдыхай…

И горничная, странно притихшая, словно чувствующая за собой вину, спешит помочь раздеться. Она то и дело оглядывается на Брокка, и, наверное, следует уйти, но Кэри качает головой. В глазах ее читается та же просьба: не уходи. Ей страшно. И, спрятавшись под одеялом, она кладет голову на сложенные ладони, сонно щурится, моргает.

– Не уйдешь?

– Если только ненадолго. – Брокк присаживается рядом. – Мне помыться надо, от меня паленым воняет…

…и еще шаровой смесью, которую придется соскребать со шкуры долго.

Керосин, масло и спирт. Тонкостенная харденская граната [10] с петлей на горлышке. И запал химический – кислота, бертолетовая соль и сахарная пудра… пудра точно была, он уловил характерный запах жженого сахара.

Брокк потер переносицу – ныли глаза. И в горле першило, к завтрашнему осипнет, но это мелочь… Кэри не пострадала.

10

Бутыль из тонкого и хрупкого стекла, в которую обычно наливали воду. Использовались в качестве примитивных огнетушителей: при возгорании гранаты швыряли в огонь. В 1880-х гг. самым популярным производителем огнетушительных гранат была американская компания Харден с фабрикой в Чикаго.

Испугалась, но не пострадала.

А ведь успокоились же. Письма и то перестали слать. Почему же тогда вдруг… или потому, что прилив?

Прилив.

Бомбы. И мастер, их создавший.

Пытается убрать Брокка с пути? Но люди – это… как-то глупо. Ненадежно. Хотя он давно не оборачивался, и, кажется, ходили слухи, что и это его обличье до отвращения никчемно. И если так, то расчет верный.

…будь чешуя потоньше.

Мягче.

Неприятные мысли.

Злые.

И Кэри еще… увезти бы ее, спрятать, но она не согласится. Не поверит. Промолчит. Вернется в старый особняк, за которым тоже приглядывают, но Брокк сегодня видел, насколько бессильна охрана. Нет, нельзя рисковать.

Он долго оттирал с кожи масляную пленку, и копоть, и тонкие омертвевшие чешуйки, которые закрывали розоватые пятна ожогов, думая сразу и обо всем.

Кто?

Инголф вернулся на «Янтарной леди» и, сколь Брокк знал, не покидал родового особняка. Да и стал бы он с людьми связываться? С огнем?

Огонь – это для Олафа… тот тоже в городе.

Риг… исчез на год. Еще прошлой зимой Брокк предлагал ему работу на проекте, но Риг отказался. Почему?

Вопросов множество, ответов – нет.

И Кэри все-таки проснулась.

– Ты ушел…

– Я вернулся.

– Хорошо. – Она зевнула. – Без тебя мне страшно.

– А со мной?

– С тобой нет.

Ложное спокойствие, потому что именно он – истинная причина всех бед.

– Брокк… – Кэри перевернулась на спину. – Я тебе не говорила, что ты очень красивый?

– Не говорила.

– Тогда говорю. – Она потерлась носом о сложенные руки. – Ты очень красивый… и сильный.

– Кэри…

– Я не уеду. Или уеду, но тогда насовсем. Понимаешь?

– Не доверяешь мне?

И, наверное, он сам виноват, не заслужил доверия. А Кэри молчит.

– Закрывай глаза… завтра сложный день.

– А послезавтра?

– И послезавтра. – Ее рука горяча. – Спи… Кэри, ты понимаешь, что теперь я не отпущу тебя ни на шаг?

– Не отпускай… я согласна.

Ночь принесла сны. И в них Брокк видел людей в грязных тулупах. Люди сбивались в стаи и кричали: «Смерть им!»

Они наступали, тянулись к Брокку, расчищая себе путь мертвым огнем, который во сне был отчего-то темно-зеленого цвета, ледяной, словно из изумрудов выточенный. Огонь опалял, пробираясь под чешую, и Брокк пятился, понимая, что за спиной – Кэри.

А потом отступать становилось некуда.

И он просыпался без крика, в холодном поту, со знакомой ноющей болью в руке. Но, к счастью, та не кровила, да и пальцы оставались послушны.

Сгибались.

Разгибались. Беззвучно, опасаясь разбудить Кэри, которая спала, столкнув одеяло на пол. Ночная рубашка была слишком тонка, Кэри мерзла, и Брокк возвращал одеяло. Возвращался в кресло, вытягивал ноги, упираясь босыми ступнями в стену. Он ощущал шелковую гладкость обоев, шероховатость рисунка, на них выдавленного, и тепло, исходившее из труб. Он смотрел на окно, за которым небо меняло окрас, предупреждая о близости рассвета.

Думал.

Перебирал в пальцах бусины несуществующего ожерелья.

Жила.

Максимум. И треугольник, как наиболее вероятный сценарий развития. Одна вершина привязана к парку. Вторая – склады. Предотвратить взрывы вряд ли удастся. Жертвы неизбежны, но… бомбы должны взорваться одновременно. Три импульса со сходящимися в одну точку векторами. Высокая вероятность резонанса, но и без него волна будет такова, что жила встанет на дыбы. Прорвется?

При резонансе – очевидно… но высокая вероятность – не тот фактор, которого достаточно. Должно быть что-то еще. То, что Брокк проглядел… в полусне, на ледяной доске окна, подсвеченной зимним солнцем, перед ним вновь и вновь вставали узоры старой схемы.

Точка.

Квадрат.

Треугольник… Точка… и треугольник… точка… снова точка в центре треугольника как… преломление и усиление.

Синхронизация.

Все упирается в синхронизацию. Основной узел, который не могли оставить без внимания. Проблема неразрешимая? Или лишь кажущаяся таковой?

Память услужливо подбрасывает вереницы цифр, что легко, как-то излишне даже легко, как бывает только в болезненной полудреме, вписываются в ажурную решетку формул.

Данных не хватает.