Четыре палки в колесо
Шрифт:
Мы прошли с Салли в лифт и поехали вслед за ним от парковки. Он сделал крюк вдоль реки и выехал на Роут 1 с севера.
– Как мило с твоей стороны было помочь ему с корсетом, - произнесла я.
– Ага, - подтвердил Морелли. – Я сам мистер Чувствительность.
Салли проехал миль пятнадцать, замигал, поэтому мы поняли, что он поворачивает. Клуб находился с правой стороны магистрали, весь сияя красными и розовыми огнями. На стоянке уже было полно машин. Вывеска на крыше рекламировала только женское ревю. Я догадалась, что это было представление Салли.
Салли выбрался из «порша» и
– Мы тут уже четыре недели играем, - пояснил он. – Нам нравятся гребаное постоянство.
Постоянство – то, что мне неведомо.
Морелли оглядел стоянку:
– Где машина Сахарка?
– Черный «мерседес».
– Дела у Сахарка процветают.
Салли усмехнулся:
– Вы когда-нибудь видели его в обличье трансвестита?
Мы оба отрицательно потрясли головами.
– Когда увидите, то поймете.
Мы проследовали за Салли через вход в кухню.
– Если я пройду в парадное, толпа меня сметет, - пояснил он.
– Эти люди такие скоты.
Мы прошли по унылому узкому коридору в заднюю комнату. Помещение было наполнено дымом, здесь было шумно и полным-полно Красоток. Всего их было пятеро. Все одеты в различного вида кожаные наряды за исключением Сахарка. На Сахарке было кроваво-красное атласное платье, которое сидело на нем, как вторая кожа. Оно было короткое, тесное и столь гладкое спереди, что я бы подумала о вмешательстве хирургии. На нем был парик под Мэрилин, и в мои лучшие дни я не выглядела лучше. Я бросила искоса взгляд на Морелли, он явно онемел от той же очарованности, что испытала и я. Я снова обратила внимание на Сахарка. И тут-то меня осенило.
– Женщина в баре – это был Сахарок, - зашептала я Морелли. – Парик был другой, но я уверена, там был Сахарок.
– Ты шутишь? Он был прямо перед тобой, и ты его не узнала?
– Все случилось очень быстро, а в зале было темно и полно народу. И, кроме того, взгляни на него. Он просто великолепен!
Сахарок увидел нас троих, входящих в комнату, и вскочил на ноги, обозвав Салли неблагодарной шлюшкой.
– Боже, - произнес Салли, - о чем он толкует? Разве ты не цыпочка, чтобы обзывать тебя шлюшкой?
– Цыпочка – это ты, тупое дерьмо, - вмешался один из трансвеститов.
Салли сгреб в знак протеста свою упаковку спереди и сделал жест, словно подтягивал мошну.
– Я хочу поговорить с тобой наедине, - обратился Морелли к Сахарку.
– Ты тут никто, и говорить я с тобой не собираюсь, – заявил Сахарок. – Это раздевалка группы. Ну-ка, выметайтесь отсюда.
Морелли пересек комнату в три прыжка, загнав Сахарка в угол. Там они потолковали несколько минут, потом Морелли отошел.
– Приятно было повидаться, - сказал он, обращаясь к другим членам рок-группы, которые, сгрудившись плечом к плечу, стояли в неловком молчании.
– С тобой я позже поговорю, - бросил Морелли в сторону Салли.
Когда мы покидали Сахарка, все еще торчавшего в углу, глаза его стали маленькими и блестящими, не сочетавшимися с кукольным личиком.
– Боже, - произнесла я. – Что ты ему сказал?
– Я спросил его, имеет ли он отношение к бомбометанию.
– И что он тебе рассказал?
– Не много.
– Он умеет преобразиться в красотку.
Морелли качнул
головой от восхищения:– Боже, в ту минуту я не знал, то ли мне хочется дать ему по морде, то ли попросить его о свидании.
– Мы останемся посмотреть на выступление группы?
– Нет, - сообщил Морелли. – Мы отправляемся на парковку исследовать «мерседес», а потом проверим Сахарка.
* * * * *
«Мерседес» был чист, но таков уж был Сахарок. Ни в чем не уступал Грегори Стерну (известный адвокат – Прим.пер.). Когда мы вернулись к дому Морелли, то обнаружили припаркованные перед входом две полицейские машины и толкущуюся на тротуаре небольшую толпу. Морелли припарковал пикап, вышел и подошел к ближайшему патрульному, который оказался Карлом Констанцой.
– Вот, ждем тебя, - сообщил Карл. – Не знаю, хотел ли ты, чтобы мы залезли в твое окно.
– Нет. Вечером все будет в порядке, а завтра я приглашу стекольщика.
– Сейчас поедешь или подашь рапорт с утра? – спросил Карл.
– Сделаю это утром.
– Мои поздравления, - обратился ко мне Констанца. – Слышал, ты беременна.
– Я не беременна!
Констанца приобнял меня и наклонился к уху:
– А хочешь?
Я закатила глаза.
– Ладно, но вспомни обо мне в случае, если переменишь решение, - сказал Карл.
К Морелли подошел старик в халате и толкнул его локтем:
– Прямо как в старые времена, а? Я помню, как дом Зигги Козака изрешетили так, что он стал похож на швейцарский сыр. Черт, скажу вам, вот были денечки.
Морелли прошел в дом, подобрал бомбу и отдал Карлу.
– Проверь на предмет отпечатков и закрой в шкаф. Кто-нибудь опросил соседей?
– Никаких свидетелей. Мы прошлись по всем домам.
– Как насчет машины?
– Еще не нашли.
Копы влезли в машины и разъехались. Люди разошлись. Я прошла вслед за Морелли в гостиную, где мы вместе встали, осматривая осколки, рассыпанные по всему полу.
– Я очень сожалею, - произнесла я. – Это все моя вина. Мне не следовало приходить сюда.
– Не переживай, - успокоил Морелли. – Жизнь такая скучная штука.
– Я могу съехать.
Морелли сграбастал меня за блузку и притянул к себе.
– Ты просто боишься, что проиграешь, и тебе придется платить мне пятьдесят долларов.
Я почувствовала, как расплываюсь в улыбке:
– Ну, спасибо.
Морелли наклонился и поцеловал меня. Потом просунул колено мне между ног, сунул язык в рот, и я заполучила волну жара, опустившую мой желудок дюймов на шесть.
Тут он отпустил меня и ухмыльнулся.
– Спокойной ночи.
Я моргнула:
– Сп’кночь.
Ухмылка стала еще шире:
– Попалась.
Я скрипнула зубами.
– Я иду спать.
– На случай, если соскучишься, я буду внизу. Собираюсь спать на диване сегодня, чтобы уж точно никакая зараза не вползла в окно и не сперла телевизор.
Глава 12
Я поднялась рано, впрочем, Джо встал еще раньше. Когда я вторглась в кухню, он уже убрал стекла и теперь поедал на завтрак лазанью.