Чудо перевоплощения

На лифте я поднялась на наш этаж и подошла к двери номера. Собралась уже постучать, но тут заметила узкую полоску света, пробивающуюся через щель. Дверь была открыта. Я вошла.

– Зинка, – сказала я достаточно громко, – ты где, Колыванова?

Мне никто не ответил. Сердце защемило, я заглянула в ванную комнату. Там было довольно жарко и сыро, как будто совсем недавно кто-то принимал горячую ванну. Я снова вернулась в комнату и бегло осмотрела ее. Никаких признаков борьбы или обыска я не заметила. Сумка Колывановой стояла на кровати, рядом с ней лежала ее любимая розовая кофточка. На столике у зеркала – огромная косметичка, из нее выглядывает пушистая кисточка с остатками пудры.

– Опять намылилась куда-то, – выругалась я вслух. – И что за страсть такая к новым знакомствам?

Я подошла к своей кровати и вытащила из-под нее сумку. На дне нашла записывающее устройство и приготовилась прослушать его, чтобы узнать, с кем разговаривала Колыванова в мое отсутствие. Я успела услышать всего два слова, которые Зинка сказала своему собеседнику, когда в дверь осторожно постучали. Я выключила запись.

– Кто?

Дверь открылась, на пороге стояла молоденькая девушка в форме горничной.

– Простите, – тихо сказала она, – вы подруга той девушки?

– Какой – той? – Я напряглась.

– Ну, той, которая жила в этом номере?

Я подскочила к горничной.

– Что значит – жила, что с ней? Где она?!

– Она пошла гулять в парк, такая нарядная, веселая, – девушка была очень бледна и напугана, – а потом мы услышали выстрелы. Наша охрана сразу побежала на звук, и они нашли ее там… окровавленную.

– Она жива?!

– Да, – губы ее дрожали. – Наверное. Ее увезли на «Скорой».

Я схватила свою сумку, перекинула ремень через плечо и бросила в нее записывающее устройство.

– Когда и куда ее увезли? – Я уже бежала по коридору к выходу, горничная едва поспевала за мной.

– Я думаю, в больницу, тут рядом… восемьдесят девятая больница.

– Когда они уехали?

– Минут десять назад.

– Милицию вызвали?

– Они уже приехали, – это было последнее, что я услышала.

Я выскочила на улицу и помчалась к машине. Но мою машину уже запер милицейский «бобик». Двое милиционеров направлялись в сторону парка, где недавно стреляли в Колыванову. Я побежала на трассу и стала ловить попутные машины.

– В восемьдесят девятую больницу, – выпалила я, устраиваясь на пассажирском сиденье первой остановившейся возле меня машины.

– У вас что-то случилось? – участливо поинтересовался водитель, молодой парень лет двадцати.

– Да, – коротко ответила я, не желая продолжать диалог.

Парень подвез меня к самому приемному отделению, я всучила ему сторублевую купюру и выскочила из машины. Здесь же, возле больницы, было припарковано несколько машин «Скорой помощи». Я очень рассчитывала, что на одной из них сюда и доставили Колыванову.

– К вам только что привезли раненую девушку из «Желтой осени»? – спросила я у женщины в белом халате, с которой столкнулась при входе.

– Да, она уже в операционной, – сдержанно ответила женщина. – Вы ее родственница?

– Да, – выпалила я. – Скажите, как она?

– Вам лучше поговорить с доктором со «Скорой помощи», который привез ее. Вон он сидит за столом, заполняет документы, – она указала на солидного мужчину в очках.

– Спасибо. – Я поспешила к доктору. Сумка неуклюже болталась на плече и била меня по ноге.

– Вы привозили девушку из «Желтой осени»? – я налетела на врача как ураган.

– Да, – мужчина поднял на меня глаза. – Вы ее родственница?

– Да, – снова солгала я. – Как она?

– Состояние критическое, ранение очень нехорошее, в грудь и в живот. У нее задето легкое.

– Она будет жить?

– Не буду вас обнадеживать, – совершенно спокойно проговорил доктор, – но шансы у нее есть. Она уже в операционной, вам лучше дождаться окончания операции и поговорить с хирургом.

– Доктор, – я села рядом с ним и заговорила тише, – она успела вам что-то сказать?

– Она была без сознания, – развел руками мужчина.

– Значит, она ничего не сказала, даже не пыталась? – я тяжело вздохнула.

– Она бредила, пока окончательно не потеряла сознание, – как бы между прочим сказал доктор. – Но я не совсем понял, что она говорила: какой-то детский стишок или песенку.

– Попытайтесь вспомнить, доктор, – оживилась я, – что она говорила, это очень важно!

– Минуточку. – Он перенес внимание на девушку в синем медицинском костюме: – Оленька, голубушка, ты не расслышала, что там бормотала наша раненая из «Желтой осени»?

– А, да, она стишок детский повторяла.

– Какой? – вмешалась я.

– Часовщик, прищурив глаз, чинит часики для вас. – Женщина улыбнулась. – Только это.

– Спасибо. – Я вскочила как ошпаренная и выбежала на улицу.

Молодой парнишка, который привез меня сюда, по-прежнему стоял во дворе больницы.

– Все нормально? – поинтересовался он.

– Да, – ответила я. – Подбросишь до «Золотой бухты»?

– С удовольствием. – Он открыл мне дверь пассажирского сиденья, сам обежал машину и сел за руль.

– Вам срочно или…

– Мне очень срочно!

– Тогда полетели. – Парень надавил на газ, и машина с визгом сорвалась с места.

За десять минут мы в прямом смысле слова долетели до «Бухты». Парень умело управлял машиной и не боялся высоких скоростей, выжимая из своей тачки максимальную скорость.

В «Золотой бухте» меня, разумеется, не узнали. Рыжие волосы и совсем другого цвета глаза – я сама себе сейчас больше Колыванову напоминала, чем Охотникову.

– Добрый вечер, – радушно встретили меня сотрудники. – Вы к нам на отдых?

– Нет. – Я бросила взгляд на место за столиком, где обычно сидел часовщик Артем, новый знакомый Колывановой. – Мне нужен ваш часовщик.

– Артем? – удивилась девушка за стойкой администрации. – Но его рабочий день закончился. И вообще он работает только с отдыхающими, с улицы заказы не принимает.