Чужая невеста

Договорить Марк не сумел, потому что летел с крыльца спиной вперед, роняя на лету роскошные американские зубы.

За спиной Алексея ахнула тетя Надя, что-то испуганно забормотала, цепляясь за его локоть, всхлипывая и шмыгая носом.

Марк проворно вскочил, пятясь к калитке и зажимая платком разбитое лицо.

— Ах, так… — Он уже не только сипел, но и шепелявил. — Так, значит… В милицию… в прокуратуру… В тюрьме сгною! Сдохнешь в тюрьме! Как ее отец!

Алексей, почти теряя сознание от неистовой, слепящей ярости, шагнул к двери, но тут Ксюшка крикнула высоким, звенящим, отчаянным голосом:

— Буксир! Взять!

И веселый пес Буксир рванул с места внезапно и молча, как какой-нибудь зверь из фильма ужасов, на крыльце чуть не сбив с ног Алексея, но даже не заметив этого, и так же страшно и молча понесся к Марку, прижав уши и низко опустив морду. Марк выскочил на улицу и успел захлопнуть калитку прямо перед носом Буксира. Пес взвился в воздух, скользнул когтями передних лап по верхнему краю калиточной рамы, свалился на землю и только тогда оглушительно залаял, кидаясь на сетку забора грудью и хватая ее зубами.

— Назад! — тоненько закричала тетя Надя. — Буксир, назад! Ой, Ксюш, как же ты…

— Я же говорила, что забор высоковат, — совершенно спокойно сказала Ксюшка. — Зачем вам такой высокий забор, теть Надь? Совершенно неэстетично. И к тому же для Буксира высоковато. Буксир! Хватит, иди сюда…

Пес последний раз гавкнул вслед исчезающей за поворотом машине, постоял минутку у калитки и потрусил к крыльцу, как ни в чем не бывало, — молотя хвостом, кося хитрым веселым глазом и улыбаясь до ушей.

— Ну, актер! — удивился Алексей вслух.

— Тоже мне, собака Баскервилей, — одновременно с ним произнесла Ксюшка.

Алексей обрадовался, услышав ее голос — кажется, она не так расстроена, как ему показалось. Он обернулся, глянул на ее лицо и даже испугался — до того незнакомым было это лицо, белое, как бумага, окаменевшее, с плотно сжатыми губами и неподвижными черными глазами.

— Ксюш, — сказал он только для того, чтобы она посмотрела на него. — Ксюш, что я спросить-то хотел?.. А, вот. Что, если бы Буксир на меня кинулся?

Ксюшка глянула на него невидящими глазами и без выражения спросила:

— С какой стати?

Ну, хоть говорить может. Уже хорошо.

— Ну, как же! — заторопился Алексей. — Ты прямо на меня показывала, когда сказала ему «взять».

Буксир остановился у его ног, поднял нос и с интересом прислушался.

— Он не дурак, — все тем же бесцветным голосом сказала Ксюшка.

Она так и стояла неподвижно, с белым неживым лицом, с черными неживыми глазами, вцепившись в край стола тонкими пальцами. Что же сделать-то, господи? Надо бы Марка прибить, вот что надо сделать. Ладно, это успеется… Сейчас что же сделать-то?

И тут тетя Надя сделала то, что надо было сделать — заревела в голос, шлепнувшись на табуретку, закрывая лицо руками, сквозь слезы неразборчиво выкрикивая что-то в том смысле, что она вовсе и не собиралась руки погреть, и еще о том, что забор и правда высоковат, и еще что-то о милиции, которая обязательно приедет… Она плакала и причитала, а Ксюшка не двигалась и смотрела сквозь нее, и тогда Алексей закричал:

— Ксюш! Найди валерьянку! Водички налей! Скорее!

И кинулся к тете Наде, подчеркнуто озаботившись ее здоровьем, хотя ему почему-то казалось, что тетя Надя прекрасно понимает, что делает.

Ксюшка будто проснулась, неловко зашевелилась, захлопотала, не сразу найдя стоящий прямо перед ней стакан, налила в него воды из кувшина, расплескав больше половины, и стала рыться в бесчисленных ящиках буфета в поисках валерьянки.

— В левом посмотри, — горько рыдая, подсказала тетя Надя. — Во втором снизу… Где перец хранится… Ой-е-ей, что же это делается-а-а-а…

Алексей сам нашел пузырек с каплями, сунул его Ксюшке в руки и озабоченно шепнул:

— Плесни побольше. Что-то побаиваюсь я за тетку Надьку.

Ксюшка с трудом отвинтила крышку и принялась отсчитывать капли в стакан с водой.

— Побольше, побольше, — подсказывал Алексей, делая вид, что не замечает, как трясутся ее руки.

— Что ты считаешь-то? — не переставая рыдать, тетя Надя отобрала у Ксюшки стакан с водой и лекарство, опрокинула пузырек над стаканом, понюхала получившийся коктейль и передернулась от отвращения. Потом решительно отпила почти половину, передохнула и сунула стакан Ксюшке: — На-ка, допей. Для одной многовато получилось. Не пропадать же добру. Лекарства-то нынче почем…

Ксюшка машинально выпила оставшееся, села на табуретку рядом с тетей Надей и прислонилась щекой к ее плечу:

— Теть Надь! Вы не расстраивайтесь… Все будет хорошо. Правда, правда… Не обращайте внимания. Плевать нам на всех, да?

Она что-то еще бессвязно бормотала, закрыв глаза и съежившись под боком у тети Нади, и та, всхлипывая и вздыхая, обхватила Ксюшку за плечи, прижала к себе и выразительно показала Алексею глазами на стол и плиту… Алексей схватил чайник, поставил его на плиту, загрохотал посудой, прибирая на столе, уронил чашку и, хотя она не разбилась, объявил, что это к счастью. Он шумно и избыточно хлопотал, поглядывая на тетю Надю и Ксюшку, и тетя Надя успокаивающе кивала ему, вслух поругивая за неумение накрывать на стол, а Ксюшка сидела молча, с закрытыми глазами, с застывшим лицом, но щеки ее, кажется, уже начинали розоветь.

— Теть Надь, — позвал Алексей, разливая чай. — Ты бы наливочки своей выставила, а? Сегодня у меня такой день, что непременно отметить надо.

Говоря это, он смотрел на Ксюшку, и тетя Надя смотрела на Ксюшку, когда ответила ему:

— Ща найду. У меня сегодня тоже есть что отметить.

Ксюшка открыла глаза, выпрямилась, освобождаясь из объятий тети Нади, глубоко вздохнула и растерянно сказала:

— Я тоже хотела что-то отметить, только забыла что…

— Ничего, по ходу дела вспомнишь, — успокоила тетя Надя, семеня в кладовку за бутылкой домашней черносмородинной наливки собственного производства. — Пока будем пить за трудовые успехи Лешего, да за моего Костика, да за американских знакомых этой Ольги твоей, дай ей Бог здоровья, ты и о своей причине вспомнишь. Ничего, все постепенно образуется.

— Вспомнила, — сказала Ксюшка и неуверенно улыбнулась все еще бледными губами. — Я же сегодня уволилась. Все, совсем. Думала, отрабатывать заставят, у меня договор был аж до августа… А ничего, сразу отпустили, так что теперь меня здесь ничего не держит. Завтра диплом защищу — и все, свободна, как ветер. Имею право напиться?

Глава 13

— Просто не знаю, что и сказать, — начал многозначительно старый мухомор, грозно шевеля мохнатыми пегими бровями.