Чужая в чужом море
Шрифт:
Макс принял из рук фельдшера большущую кружку мутно–белого напитка, поблагодарил, сдалал пару глотков (ничего, пить можно), и повернулся к Нонгу:
— Мы остановились на том, что пункт прибытия — остров Футуна. А что я там буду делать?
— А что бы вам хотелось там делать?
— Гм… Странная постановка вопроса. Я туда даже и не собирался.
— А куда вы собирались?
— Куда? — переспросил доктор Линкс, — Да никуда, наверное. Я бы попытался найти чего–нибудь выпить а, возможно, и чего–нибудь поесть. Впрочем, не исключено, что меня забрали бы в полицейский участок и накормили там. Но
— Просто стараюсь понять, чем район Бристоля для вас лучше других мест на планете.
— Не поймете, — сообщил Линкс, делая еще пару глотков, — потому что не лучше. Честно говоря, после событий в университете и в семье… Вы, вероятно, читали мое досье?
— Да, — подтвердил разведчик.
— В таком случае, вы не удивитесь, услышав, что мне там опротивело абсолютно все.
— Не удивлюсь.
— …Но это не значит, — продолжал доктор, — что мне совершенно все равно где быть и что делать. Вчера мне было все равно, но сейчас — другая ситуация. Понимаете?
— Конечно, понимаю.
— В таком случае, какого черта вы держите меня в неизвестности?
С противоположного сидения подал голос «чистокровный папуас»:
— Между прочим, док, я выкачал ваших чертей. И вообще все выкачал. Там, по ходу, не только черти. Мне все можно смотреть или только чертей? Ну, мало ли…
— Смотрите все что хотите, Уфти, — ответил Макс и вернулся к разговору с Нонгом, — так вот, мне, как и любому человеку, я полагаю, хочется знать, зачем меня куда–то везут.
— Так триффиды же!
— Это я уже слышал. Триффиды. Украденный архив. Украденный я. И что дальше?
— А дальше, увы, — Нонг развел руками, — Мне не хватает знаний по биологии, чтобы это объяснить. Обещаю: как только отпадет необходимость в радиомолчании, я тут же дам вам поговорить с человеком, который все объяснит на научном языке.
— И когда отпадет эта необходимость?
— Сейчас скажу точно. Рон, сколько нам осталось до Северного тропика?
— Примерно полтора часа, — послышалось из пилотского кресла.
— При чем тут Северный тропик? – поинтересовался Макс.
— Это Meganezian red frontier, — ответил Нонг, — Мы немного нахулиганили в Британии, а после этой линии мы под прикрытием своих ВВС, и можем больше не маскироваться.
— Так. Эту часть я понял. Допустим, есть специальные вопросы биологии. Но вопрос: на кого и с какой целью я, по вашей мысли, должен работать, это уже не биология.
Вьетнамец поднял ладони перед грудью и, четко разделяя слова, произнес:
— Доктор Максимилен Лоуренс Линкс, в Меганезии вы никому ничего не должны. Вы можете работать, на кого хотите, или лично на себя. Правда, от вас потребуют уплаты взносов по месту деятельности, но в другой стране вы платили бы налоги. А если вы решите уехать в другую страну, это ваше право по Хартии, и вас никто не задержит.
— Вот теперь я точно ни черта не понимаю, — вздохнул Макс, — значит, на Футуна я могу выйти из вашего самолета, доехать до ближайшего аэропорта…
— Можете даже дойти, — сказал Нонг, — от Колиа до аэродрома Веле три мили.
— Или дойти, — повторил доктор, — Но у меня нет денег, и я не смогу улететь, так?
— Не так. Если вы захотите
улететь, то идете 3 мили в другую сторону до Малаае, а там заявляете в суд. Суд немедленно отправит вас, куда вы скажете, а все расходы спишет с бюджета разведки. Меня лично оштрафуют за самоуправство.— Но у меня и документов нет.
— Тем хуже для нас. Необходимые вам документы суд восстановит за наш счет.
— Про кокосовое молоко не забывайте, — вмешался фельдшер, — надо выпить всю кружку.
Доктор Линкс кивнул, сделал глоток, и спросил:
— Значит, вы рассчитываете, что я не пойду в суд, и не потребую отправки назад?
— Да, — коротко ответил разведчик.
— Черт знает что, — проворчал Макс,
— E foa! – крикнул Рон, — смотрите налево и вперед, там Мидуэй. Красота!
Атоллом любовались почти полчаса. Его лагуна была похожа на салатное сердечко, нарисованное на сине–серой поверхности океана. Два островка на рифовом барьере с такого расстояния выглядели яркими темно–зелеными треугольничками.
— Футуна и Алофи все равно красивее, — заявил потом Уфти, — вот красивее, и все тут!
— А красивее атолла Кваджалейн вообще ничего в мире нет, — между делом, припечатал Керк, сменяя Рона за штурвалом.
— Вот не надо! — возмутился Уфти, — Самый большой не значит самый красивый. Если хочешь знать, красивее всего остров Раиатеа. Эстетический факт!
— Для меня самое прекрасное место в мире это атолл Такунаилау, — твердо сказал Нонг.
— Это другое, — серьезно возразил Рон, — Это психология. Для нас Такунаилау, это как…
— Как для Нонга его Тхай, — не оборачиваясь, договорил за него Керк.
— При чем тут моя жена? — спросил вьетнамец.
— При том. Ты на нее смотришь субъективно. Другая женщина для тебя менее красива, просто потому, что она — не Тхай.
— Керк — фрейдист, — фыркнул Рон, — Он считает кольцевой атолл женским символом.
— Он умную вещь сказал, — заметил Нонг.
— Ага! — согласился Уфти, — Фрейд бы скис от зависти, правда, док Линкс?
Макс Линкс пожал плечами.
— Если честно, то я не уловил предмет спора.
— Типа, мы участвовали в гуманитарной операции на этом атолле, — пояснил тот, — У нас всякие воспоминания по этому поводу… Кстати, док, вы бы глянули на своих чертиков.
В блокнотике были не только чертики. Там имелся очень условный набросок, о котором Макс не помнил, но до него моментально дошло, что это. Генный трансфер с участием материала морских водорослей и папоротников. Вероятно, когда он рисовал, то имел в виду что–то этакое. Но что? «Разберусь в более спокойный момент», — решил он. Кроме того, в блокнотике был коротенький текст. Трехстишье в стиле японского хокку.
It's crash in the sky
Hopelessly and brightly
Small star falling down
— Ваше, док? — спросил Рон, посмотрев на экран.
— Мое.
— Под очень хреновое настроение писали?
— Даже не передать, — хмуро сказал доктор Линкс
— Эй–эй, куда вас понесло? — вмешался Уфти, — Жизнь прекрасна! Керк, я возьму укулеле, пока ты все равно крутишь бублик?
Скандинав кивнул, и «чистокровный папуас» взял мини–гитару, пробежался кончиками пальцев по четырем струнам, что–то чуть–чуть подстроил в инструменте, и объявил: