Чужие грехи

— Ахъ, мой другъ, она, можетъ быть, и права, произнесла баронесса. — На клубныхъ сценахъ такъ мало красивыхъ женщинъ и вы могли бы быть замчены. Теперь любительскія труппы все боле и боле составляются изъ людей нашего круга. Вы вдь знаете старика-полковника Федотова? Помните, дамскій угодникъ такой, сденькій ловеласъ и гамэнъ?.. Ну такъ онъ вдь совсмъ присяжнымъ актеромъ сдлался и высокопоставленныхъ особъ, герцоговъ и принцевъ играетъ. Шалунъ онъ немного… Но мило играетъ, очень мило… Потомъ дочь генеральши Щербинской недавно дебютировала да и сама Щербинская тоже на клубную сцену поступаетъ… Il faut gagner la vie… Он вдь совсмъ раззорены, между нами будь сказано… И не поправиться имъ: дочь вовсе не эфектна…

— Да она просто дурна собою, сказала «генеральша».

— Красота что! Нужна эфектность, пикантное что нибудь нужно, возразила баронесса и обратилась къ Евгеніи Александровн. — Вы, душа моя, одной фигурой затмите на сцен десятки Щербинскихъ…

— Нтъ, гд же мн играть! вздохнула Евгенія Александровна.

— Но вдь вы же прежде играли… и не безъ успха, замтила баронесса.

— Да, другія времена были! Тогда я щебетала, какъ дитя, а теперь…

— Драматическія роли возьмите и станете первой! Мы еще плакать будемъ, когда вы играть будете, шутила баронесса.

— Въ «Свтскихъ ширмахъ» разв! грустно улыбнулась Евгенія Александровна.

— Нтъ, я просто не узнаю васъ воскликнула баронесса. — Вы убьете себя этими мрачными думами! Васъ надо насильно растормошить! Такою ли вы были прежде!

Да, Евгенія Александровна была не такою прежде и сама не узнавала теперь себя. Встревоженная неожиданною встрчею съ баронессой въ дом своей матери, она немного смутилась и какъ то невольно впала въ жалобный тонъ и начала распространяться о перенесенныхъ ею страданіяхъ. Этотъ тонъ оказался кстати и ей самой стало очень пріятно разыгрывать роль жертвы и вызывать сочувствіе. Въ конц разговора она уже сама искренно врила, что она жертва, что она много страдала. Эта новая роль ей очень понравилась.

Давъ слово баронесс пріхать къ ней и отправившись домой, Евгенія Александровна всю дорогу думала о своемъ положеніи и все боле и боле убждалась, что она дйствительно несчастна.

— Мишель, я была у maman, встртила баронессу фонъ Шталь, говорила Евгенія Александровна, возвратившись домой посл встрчи съ баронессой. — Она очень обрадовалась, звала меня къ себ, приглашала въ «собраніе». Знаешь, что ей пришло въ голову?

— Нтъ, не знаю, отвтилъ Михаилъ Егоровичъ.

— Чтобы я поступила въ число любительницъ на сцену собранія.

— Что за фантазія!

— Отчего же нтъ? Я прежде играла. Это, наконецъ, и развлеченіе, и занятіе! Не могу же я всегда сидть на твоей ше!

— Ну, клубные спектакли едва-ли не въ убытокъ идутъ любительницамъ. Получаются гроши, а на наряды тратятся рубли.

— Ахъ, Миша, да я и безъ клубной сцены должна же одваться прилично… Впрочемъ, я ничего еще не ршила. Я просто хочу начать вызжать. Вдь ты же бываешь въ собраніи. Что же мн-то сидть!

— Разв я тебя удерживаю? Ты знаешь, что теб приходилось прятаться отъ общества по необходимости. Наконецъ, было лто, некуда было здить…

— Но я первый разъ поду не съ тобой, а съ баронессой! Я не хочу, чтобы о насъ что нибудь говорили!.. Ахъ, Мишель, я только теперь понимаю, какъ жутко женщин въ моемъ положеніи. Я хотла бы всмъ, всмъ сказать, что ты мой мужъ, а между тмъ нужно все скрывать, прятаться, любить украдкой… Конечно, это все предразсудки, но я не могу, не хочу, чтобы до него дошли слухи, что я вызжаю съ тобою, что мы открыто сошлись…

— Онъ это и такъ знаетъ.

— А я скажу, что это клевета, что это неправда!

— Кого ты этимъ обманешь?

— Я? Всхъ, всхъ! О, ты не знаешь, какъ можетъ обмануть женщина! Я и повода не подамъ подумать, что мы близки. Мн нужно, чтобы отъ меня не сторонились на первыхъ порахъ, а тамъ… потомъ исподволь вс привыкнутъ видть меня съ тобою, поймутъ, что я еще молода и хочу жить…

— Длай, какъ знаешь, согласился Михаилъ Егоровичъ.

На слдующій же день Евгенія Александровна была вечеромъ «за просто» у баронессы и хозяйка настойчиво приглашала ее хать на другой день въ собраніе. Евгенія Александровна долго отговаривалась, но, наконецъ, согласилась. Не безъ замиранія въ сердц похала она съ баронессой въ то самое общество, гд многіе нсколько лтъ тому назадъ хорошо знали ее. Ей было немного жутко при мысли, что на нее устремится не одинъ десятокъ любопытныхъ глазъ, что при ея появленіи начнется шопотъ: «а, это Евгенія Александровна Хрюмина… Она ушла отъ мужа!.. Нтъ, онъ бросилъ ее!.. Говорятъ, она сошлась съ Олейниковымъ?» Она медленно поднималась по ярко освщенной лстниц съ скромно опущенными глазами. Вся въ черномъ, съ парой китайскихъ блдныхъ розъ въ волосахъ и на груди, съ роскошными блокурыми локонами, падавшими на шею, съ очень темными, почти черными бровями, съ легкимъ румянцемъ на щекахъ, она была очень эфектна. Когда она проходила по зал, кругомъ слышался шопотъ: одни спрашивали, кто эта незнакомка, другіе поясняли ея исторію. Въ собраніи вс сколько-нибудь выдающіяся по красот, по эфектности, по туалету женщины были на перечетъ и появленіе новой красавицы не могло пройдти незамченнымъ здсь, куда люди, не имющіе ничего общаго между собою, различные по положенію въ обществ, по воспитанію, по взглядамъ и убжденіямъ, съзжаются отъ скуки для картежной игры, для мимолетныхъ интрижекъ, для мимолетнаго развратца, для пошленькихъ связей. Клубъ — это облагороженный «Зимній садъ», «Palais de cristal», «Марцинкевичъ», «Эльдорадо», съ тою только разницею, что здсь къ танцамъ, пнію, музык, закускамъ и выпивкамъ прибавлена картежная игра да что тутъ является не одинъ наживающійся антрепренеръ, а нсколько заправителей, могущихъ наживаться, устроивъ дло своего выбора. Это своего рода биржа, арена для спекуляцій и сдлокъ. Здсь часто пробиваются въ «старшины» люди, желающіе поживиться общественными деньгами; здсь образуются союзы игроковъ, обдлывающихъ «очень чисто» свои нечистыя картежныя продлки; сюда вывозятся матерями дочери «на показъ» боле или мене выгоднымъ женихамъ; тутъ женщины и мужчины легкаго поведенія завязываютъ мимолетные романы, кончающіеся нердко полнымъ паденіемъ женщинъ, полнымъ разореніемъ мужчинъ. Въ этихъ залахъ, гд при начал «вечера» свжо и прохладно и гд къ концу «вечера» длается нестерпимо душно и жарко, гд ложится въ конц концовъ на все какой-то туманъ, пропитанный тяжелыми запахами человческаго пота, газа, дымящихся кушаній, табачнаго дыма, запахами, разносимыми повсюду этой движущейся безостановочно пестрой толпой, — здсь вы встртите на каждомъ шагу какія-то озабоченныя, чего то ищущія физіономіи, снующія въ поискахъ пары для танцевъ, партнера для картъ, какого-нибудь пріятеля для бесды за ужиномъ, наконецъ, кого-нибудь, кто бы накормилъ ужиномъ. Среди этой толпы вы встртите и чиновныхъ людей, и женщинъ порядочнаго круга, и какого-нибудь придворнаго истопника, и какую-нибудь «изъ этихъ дамъ» на столько низкаго полета, что сами мужчины стыдятся сознаться въ знакомств съ ними. Человку, попавшему въ эту пеструю массу случайно, безъ особенныхъ цлей, впервые, становится какъ то не по себ, тяжело, неловко, точно онъ здсь чужой, лишній среди какихъ-то заговорщиковъ, помогающихъ другъ другу устроить «хорошую» партію въ игорной комнат, извщающихъ одинъ другого, почему «она не пріхала» или что «она сегодня не прідетъ», хлопающихъ единодушно, съ какимъ то особенно дружескимъ и фамильярнымъ выраженіемъ лицъ, поднимая вверхъ руки, той или другой не умющей шагнуть по сцен любительниц, такъ какъ она «изъ ихъ кружка». И дйствительно, здсь цлая масса лицъ «свои». Ихъ вс знаютъ, имъ вс кланяются, про нихъ вс говорятъ: «Дарья Ивановна устраиваетъ благотворительный вечеръ, помогите раздать билеты». — «Опять тысьченку положитъ въ карманъ?» — «А Софья Андреевна опять сошлась съ Грузиновымъ!» — «Ну, значитъ, Дмитрій Петровичъ только любуется, какъ его супруга преуспваетъ». — «Да ему то что: Грузиновъ или Заревичъ, не все ли равно? Да кром того у него теперь амуры идутъ съ Лилевой». — «Нтъ, а каковъ Гурьевъ то: опять словили, какъ съ билетами плутовалъ». — «Дуракъ, въ столько лтъ не научится концы скрывать». Да, это все знакомые, близкіе люди, дйствующіе какимъ-то подавляющимъ образомъ на свжаго, на чужого человка, не научившагося еще обдлывать вмст съ ними длишки, пьянствовать въ ихъ кругу, хлопать ихъ кривляющимся на сцен любовницамъ, платить хорошія деньги за мста во время спектаклей, устраиваемыхъ «въ пользу бднаго семейства», «съ благотворительною цлью» ихъ гражданскими и законными женами, живущими на содержаніи у чужихъ мужей. Входя снова въ этотъ кругъ, Евгенія Александровна какъ будто робла: она нсколько отвыкла отъ этого общества. Какой-то пожилой, плотный и обрюзгшій господинъ, въ просторномъ фрак, съ моноклемъ въ глазу, съ холоднымъ и нсколько наглымъ взглядомъ, напоминавшимъ отчасти тупой и тусклый взглядъ быка, тяжелою и лнивою походкою подошелъ къ баронесс и фамильярно пожалъ ей руку, не длая поклона и смотря на нее въ упоръ.

— Евгенія Александровна, если не ошибаюсь? спросилъ онъ баронессу.

— Да, отвтила баронесса.

Евгенія Александровна подняла на него скромные глаза.

— Николай Николаевичъ? полувопросительно проговорила она.

— Узнали? А я ужь думалъ, что совсмъ забыли старика, сказалъ онъ, пожимая ея руку. — Давно, давно, не имлъ удовольствія васъ видть. Совсмъ пропали отъ насъ!

— Я почти не вызжаю, сказала она.

— Насильно овладла я Евгеніей Александровной сегодня, сказала баронесса. — Отшельницей сдлалась совсмъ.

— Да разв можно жить въ Петербург и не веселиться, сказалъ пожилой господинъ, пристально вглядываясь въ молодую женщину. — И притомъ съ такимъ хорошенькимъ личикомъ, прибавилъ онъ нагло откровеннымъ тономъ.

Онъ не спускалъ съ нея глазъ и, кажется, какъ оцнщикъ, соображалъ ея цну на рынк столичной распущенности и столичнаго разврата. Передъ его глазами, черезъ его руки прошло столько этихъ «бабенокъ», что онъ отлично зналъ, чего он стоютъ.

— Не приходитъ по заказу веселье! вздохнула Евгенія Александровна.

— О, да я вижу, что васъ точно нужно насильно развеселить. Въ монастырь, гд много холостыхъ! засмялся старый циникъ какимъ то холоднымъ и почти беззвучнымъ смхомъ, замтнымъ только по вздрагиванію его отвислыхъ щекъ и по колыханію его объемистаго живота. — Ужь очень что-то смиреннномудренными вы, барынька, стали. Статочное ли дло: молодость и скука! Да вы взгляните на меня: сдые волосы на голов, а ничего веселюсь и веселюсь…

— Я могу только позавидовать вамъ, сказала Евгенія Александровна.

— Ну, а я впередъ завидую тмъ, кто развеселитъ васъ, сказалъ онъ съ довольно нахальной усмшкой. — Нашему брату это вдь не подъ лта.

Къ нему подошелъ въ эту минуту какой-то длинный и сухой молодой человкъ съ тусклымъ безкровнымъ лицомъ, съ сощуренными подслповатыми глазами, съ рдкими рсницами на красноватыхъ вкахъ и съ pince-nez на носу; онъ фамильярно взялъ его подъ руку. Николай Николаевичъ пожалъ руки дамамъ и пошелъ прочь.

— Кого это ты, Баронинъ, подцпилъ? спросилъ молодой человкъ, увлекшій пожилого господина.