Чужие грехи

— Вы о какихъ-то сдлкахъ говорите, о какомъ-то торг, вспыльчиво замтила княжна, угадавшая что-то грязное во всемъ этомъ разсказ.- я надюсь, что Владиміръ не на столько…

— Онъ вполн согласенъ на предложенныя ею черезъ меня условія, закончилъ господинъ Анукинъ невозмутимымъ тономъ. — Когда корабль тонетъ;- тутъ смшно разсуждать, кто протягиваетъ руку помощи. Это было-бы, если не донъ-кихотствомъ, то во всякомъ случа повтореніемъ басни о метафизик: если надо выбраться изъ ямы, то нечего толковать о томъ, что значитъ веревка.

Олимпіада Платоновна не нашлась даже, что сказать, точно съ нею говорили на какомъ-то невдомомъ ей язык.

— Теперь я въ послдній разъ безпокою васъ, продолжалъ защитникъ Хрюмина. — Владиміру Аркадьевичу нужны деньги сейчасъ — бездлица, двсти-триста рублей, не боле. Конечно, я могъ-бы прямо взять эти деньги у Евгеніи Александровны, но въ выгодахъ Владиміра Аркадьевича нужно переждать немного и не идти на первыя предложенія. Ея гражданскій мужъ можетъ предложить гораздо боле, а Владиміръ Аркадьевичъ теперь долженъ дорожить каждымъ лишнимъ рублемъ…

— Извините, у меня нтъ боле для него денегъ, сухо сказала Олимпіада Платоновна.

Господинъ Анукинъ хладнокровно началъ доказывать, что, во-первыхъ, у княжны, конечно, есть возможность достать эти деньги, что, наконецъ, если ей угодно, то эти деньги будутъ ей возвращены, что все это длается ради выводъ и интересовъ Владиміра Аркадьевича, что напрасно княжна такъ рзко и строптиво относится къ нему, къ защитнику Владиміра Аркадьевича.

— Поврьте, ваше сіятельство, что мн вовсе не пріятны вс эти разговоры и переговоры съ вами, дко закончилъ адвокатъ. — Я исполняю только свои долгъ и мн кажется, что вы, какъ родная тетка подсудимаго, должны-бы только благодарить меня за заботы объ его интересахъ. Вроятно, ни вамъ, ни вашей родн, ни дтямъ Владиміра Аркадьевича не было-бы особенно пріятно обвиненіе его на суд, а я только и бьюсь изъ-за того, чтобы снять пятно съ его чести… Вы изволили очень грубо выразиться о средствахъ, при помощи которыхъ я надюсь спасти Владиміра Аркадьевича. Но, Боже мой, кто-же мшалъ вамъ и вообще роднымъ Владиміра Аркадьевича устранить необходимость прибгать къ этимъ средствамъ: вы, конечно, могли-бы при нкоторыхъ жертвахъ съ своей стороны доставить своему племяннику боле чистыя средства для спасенія, у васъ, наконецъ, такія связи, но вы покуда не потрудились ничего сдлать для спасенія этого человка, для избавленія его отъ разныхъ не особенно красивыхъ сдлокъ, а его дтей отъ несчастія быть дтьми признаннаго мошенника…

Господинъ Анукинъ говорилъ сдержанно, почтительно, немного наставническимъ и презрительнымъ тономъ. Онъ вполн сознавалъ, насколько выше княжны стоитъ онъ и въ умственномъ и въ нравственномъ отношеніяхъ. Княжн ужасно хотлось выгнать его вонъ. Но она удержалась отъ всякихъ грубостей.

— Вы говорите, что теперь нужна моя помощь въ послдній разъ? коротко спросила она.

— Да, отвтилъ онъ.

— Хорошо, я достану денегъ, сказала княжна. — Но помните, что я боле не стану читать его писемъ и не вступлю боле въ переговоры съ вами.

Господинъ Анукинъ пожалъ плечами. Она позвонила. Вошла Софья.

— Пригласи Петра Ивановича, сказала княжна.

Петръ Ивановичъ явился.

— Създите, Петръ Ивановичъ, въ Петербургъ и заложите или продайте серебро. Нужно триста рублей передать вотъ этому господину. Велите Софь собрать все, что можно.

Вечеромъ Петръ Ивановичъ халъ съ мшкомъ серебра, ножей, ложекъ, вилокъ.

— Скажите, пожалуйста, эта княжна всегда была такимъ мужланомъ и… глупа она, что-ли? съ ироніей говорилъ дорогою господинъ Анукинъ Петру Ивановичу.

— Еще-бы не глупа, отвтилъ Петръ Ивановичъ. — Сотни рублей подлецу передавала въ какіе-нибудь три мсяца. Знаете, теперь такія дуры даже на рдкость. Теперь глупъ-глупъ человкъ, а все-таки за шиворотъ уметъ вытолкать мошенника, когда тотъ въ его кошелекъ лзетъ, ну, а княжна… Да неужели вы только сегодня замтили, что она глупа? вдругъ обратился съ вопросомъ къ адвокату Петръ Ивановичъ.

— Да, она странная, непріятная женщина, коротко сказалъ адвокатъ. — Она никакъ не хочетъ понять моей роли и длаетъ сцены мн, сердясь на племянника.

— Да, ваше положеніе крайне непріятное, съ улыбочкой согласился Петръ Ивановичъ. — Вы вдь, вроятно, по назначенію защищаете этого негодяя, потому что вдь по доброй вол едва-ли кто ршился-бы стоять за такихъ подлецовъ, какъ эта шайка банковскихъ мошенниковъ.

Довренному лицу Хрюмина разговоръ съ Петромъ Ивановичемъ становился еще боле непріятнымъ, чмъ переговоры съ Олимпіадой Платоновной, и оно, не отвчая на слова Петра Ивановича, только вскользь вжливымъ и мягкимъ тономъ спросило:

— Вы въ семинаріи воспитывались?

— А что? спросилъ Петръ Ивановичъ.

— Такъ, я люблю проврять, врны или неврны мои наблюденія, отвтилъ адвокатъ.

— Въ семинаріи, отвтилъ Петръ Ивановичъ.

— Я такъ и думалъ, закончилъ адвокатъ и отвернулся къ окну вагона:- Какая жалкая и блдная природа у насъ здсь на свер. Стоитъ взглянуть на нее, чтобы сразу угадать и жизнь, и характеръ живущаго здсь народа… Да, здсь лучше чмъ гд нибудь можно проврить взгляды Бокля на вліяніе природы на человка. Это положительно великіе взгляды…

Потомъ отъ философскихъ толковъ о природ он перешелъ къ разсказу о политическомъ процес, гд онъ защищалъ нсколькихъ подсудимыхъ. Въ числ ихъ оказался одинъ семинаристъ товарищъ Рябушкина и Петръ Ивановичъ заинтересовался подробностями этого процеса. Адвокатъ расхваливалъ своего кліента и сильно либеральничалъ. На блоостровой станціи онъ довольно просто и радушно предложилъ Петру Ивановичу выпить и посл второй рюмки уже совсмъ дружескимъ тономъ замтилъ ему:

— А я сразу угадалъ, что вы никогда не занимались юридическими науками.

— Да не занимался, сказалъ Петръ Ивановичъ.

— Если бы вы занимались ими, вы не обвиняли бы меня за то, что я защищаю не только какихъ-нибудь политическихъ преступниковъ, но и такихъ лицъ, какъ этотъ мерзавецъ Хрюминъ, сказалъ господинъ Анукинъ. — Что такое и политическіе преступники, и эти простые мошенники Хрюмины? Продукты и жертвы времени, современнаго общественнаго строя, одинаково заблуждающіеся люди, жалкіе въ своихъ заблужденіяхъ. Не кара ихъ важна для общества, а важно устраненіе причинъ, вслдствіе которыхъ они являются. Вотъ та точка зрнія, на которой долженъ стоять каждый изъ насъ. Да еще одинъ изъ нашихъ величайшихъ писателей замтилъ: это еще вопросъ, кто кого тутъ убилъ: жена-ли мужа или мужъ жену. Это онъ замтилъ, по поводу убійства въ семь герцоговъ дю-Пралэнъ или въ семь Лафаржей, не помню теперь. Но дло не въ лицахъ, а въ глубокомъ смысл этой фразы. Дйствительно, чмъ виноватъ какой-нибудь Хрюминъ, что все, воспитаніе, обстановка, среда, вело его къ легкомысленному отношенію къ своимъ обязанностямъ? Онъ гадокъ, низокъ, пороченъ, но казните0же и тхъ, кто его сдлалъ такимъ, казните ихъ прежде, чмъ казнить его. Вотъ-съ та истинно гуманная точка зрнія, на которой долженъ стоять каждый адвокатъ.

Потомъ, закуривъ сигару уже въ вагон и небрежно от кинувшись на диванъ, господинъ Анукинъ продолжалъ:

— Кром того, въ дл Хрюмина есть нсколько чисто юридическихъ вопросовъ, которые крайне важно разъяснить въ интересахъ общества. Наши банки стоятъ еще на шаткихъ основаніяхъ, многое въ нихъ еще спутанно и неясно, произволу разныхъ членовъ правленія, разныхъ директоровъ данъ слишкомъ большой просторъ. Путемъ судебнаго слдствія, путемъ судебнаго разбирательства надо разъ и навсегда разъяснить, что законно и что незаконно въ поступкахъ тхъ или другихъ изъ банковскихъ дльцовъ. Вотъ хоть бы этотъ Хрюминъ: онъ былъ только орудіемъ въ рукахъ ловкихъ заправилъ. Представляется теперь вопросъ: имлъ-ли онъ право не исполнять ихъ требованій? поступалъ-ли онъ не законно, исполняя незаконныя приказанія и требованія начальствующихъ лицъ? какимъ путемъ могъ онъ пресчь ихъ незаконныя дйствія?