Чужие грехи

— Что-о? воскликнула княжна, сдвинувъ брови. — Она ко мн хотла сдлать визитъ? Вы тамъ вс съ ума сошли, кажется!.. Да если она когда-нибудь осмлится, такъ она услышитъ отъ меня то, чего не слыхала, можетъ быть, ни отъ кого еще! Да, да, вы тамъ, въ вашемъ свт, нынче вс съ ума сошли, якшаетесь Богъ знаетъ съ кмъ, какихъ-то жидовъ, благо они банкиры, въ салоны принимаете, кокотокъ, благо он вышли замужъ за полуумныхъ богачей, въ дамы-патронесы возводите! Ну, а я стараго вка человкъ. Мн ужъ поздно на вашъ ладъ себя передлывать, да и не для чего… Въ наше время такія-то личности черезъ порогъ не переступали въ свтскія гостиныя.

Мари Хрюмина ехидно и злорадно улыбнулась.

— Что-жь, ma tante, вамъ-же хуже будетъ, если Евгенія Александровна не прідетъ къ вамъ сама, а потребуетъ отъ васъ дтей въ себ, злобно замтила она.

— Дтей потребуетъ къ себ? воскликнула въ сильномъ гнв княжна. — Да ты это изъ чего взяла? Кто ей отдастъ ихъ?

— Она мать!

— Мать, бросившая ихъ чуть не съ пеленъ! Мать, никогда не справившаяся о нихъ! волновалась княжна. — Что ты мн говоришь! Какія могутъ быть у нея права на этихъ дтей! Да если-бы у нея и были какія-нибудь права на нихъ, такъ я, слава Богу, еще не вс связи потеряла, не беззащитной какой-нибудь проходимкой сдлалась! Да я къ властямъ обращусь, я поду, къ шефу… А, да что съ тобой говорить! Поглупла ты совсмъ, треплясь среди всей этой дряни…

Княжна махнула рукой и замолчала. Но она была взволнована и съ трудомъ переводила духъ.

Мари Хрюмина поднялась съ мста и, сухо раскланявшись со старухой, исчезла. Она помчалась въ Евгеніи Александровн такъ быстро, точно она боялась, что она разразится истерическими слезами прежде времени. Къ счастію, этого не случилось: истерическія рыданія начались именно въ ту минуту, когда она сбросила съ себя шляпку и опустилась на кушетку въ будуар госпожи Ивинской.

— Мари, Мари, что съ тобой, мой другъ! приставала Евгенія Александровна.

— Ахъ, что она про тебя говоритъ, какъ она тебя позоритъ! всхлипывая, твердила Мари Хрюмина.

Новыя подруги уже дошли до такой близости, что говорили другъ другу «ты».

Боже мой, какія густыя краски наложила Мари Хрюмина на разсказъ о свиданіи съ княжной, какое громадное количество этихъ красокъ потратила она на свое описаніе. Она даже сообщила, что княжна уже собирается хать къ митрополиту, чтобы онъ наложилъ эпитимью на Евгенію Александровну, что княжна уже справлялась у шефа жандармовъ, нельзя-ли выслать Евгенію Александровну за дурное поведеніе. Разсказъ принялъ какіе-то чудовищные размры. Она описала въ подробности, что разсказала княжна дтямъ про ихъ мать, какъ вооружила дтей противъ матери. И среди всего этого хаоса чудовищныхъ извстій, среди рыданій, звучалъ одинъ припвъ; «и меня назвала старою двкой!»

Надо было знать хорошо всю мелочность Евгеніи Александровны, чтобы впередъ предвидть, къ какимъ результатамъ можетъ привести подобное сообщеніе. Еще за какіе-нибудь полчаса Евгенія Александровна въ глубин души была очень благодарна княжн, что та держитъ у себя ея дтей и «не прикидываетъ» ей ихъ; еще полчаса тому назадъ Евгенія Александровна поморщилась-бы съ большимъ неудовольствіемъ, если-бы кто-нибудь сказалъ ей, что ея дти переселятся къ ней. Теперь было не то: теперь она желала только одного — отмстить этой старух, показать ей свое значеніе, заставить ее раскаяться за неосторожныя слова. Покуда въ ней затрогивали чувства матери, она могла спокойно не думать, какъ живутъ ея дти въ чужомъ дом; когда, въ ней затронули чувства мелочно-самолюбивой женщины, она готова была сдлать все, только-бы отмстить оскорбившей ее личности, хотя-бы это погубило ея дтей. Легкомысленная и необдуманная, какъ всегда, она уже не разсуждала о томъ, выгодно-ли, удобно-ли ей брать къ себ дтей, заботиться о нихъ, возиться съ ними, — она только видла необходимость отнять ихъ у княжны, заставить старуху поплакать.

— А, она думаетъ, что я все таже Евгенія Александровна Хрюмина, которую не хотли принимать къ себ родные ея мужа! говорила она въ ярости, ходя по будуару.

— Она думаетъ, что ея связи сильне связей моего мужа, моихъ связей! Она забываетъ, что Владиміръ, принявъ при развод всю вину на себя, отдалъ вс права на дтей мн. Она думаетъ, что со мной такъ-же легко сладить, какъ съ нимъ! Меня вдь нельзя подкупить!.. Посмотримъ, посмотримъ! Глупая старуха! Теперь я понимаю, отчего княгиня Марья Всеволодовна охладла ко мн, откуда идутъ вс толки про меня! Это она, она… Ну, что-жь, надо покончить это дло!..

— Нтъ, ты представь себ, говоритъ, что я служу теб ширмой! восклицала, еще всхлипывая, Мари Хрюмина.- здимъ на свиданія!

— Это надо кончить, надо кончить! Она хочетъ, чтобы мой мужъ заподозрилъ меня, чтобы меня выгнали отвсюду, я понимаю это! волновалась Евгенія Александровна. — Нтъ, довольно я молча страдала отъ нихъ, довольно!

— Къ митрополиту хочетъ хать, поясняла Мари Хрюмина. — Я говоритъ, выведу все на чистую воду… Ты, говоритъ, старая двка и покрываешь ее!..

Господинъ Ивинскій засталъ Евгенію Александровну въ слезахъ и крайне встревожился.

— Что съ тобой, Женя? озабоченно спросилъ онъ.

— Ахъ, Жакъ, я такъ несчастна, такъ несчастна! воскликнула томнымъ голосомъ Евгенія Александровна. — Мои несчастныя дти гибнутъ и мн не даютъ права даже взглянуть на нихъ!

— Какія дти? спросилъ господинъ Ивинскій, совсмъ забывшій, что у его жены есть еще дти кром тхъ, которыхъ онъ призналъ своими.

— Евгеній и Ольга, пояснила Евгенія Александровна. — Меня не хотятъ даже допустить къ нимъ. Но вдь я мать, Жакъ! Что будетъ, если они погибнутъ. Говорятъ, Евгеній стоитъ на краю пропасти… Господи, неужели я еще должна пережить судъ надъ нимъ…

— Но я не понимаю, чего тутъ волноваться? проговорилъ господинъ Ивинскій, пожимая плечами. — Вели ихъ привезти сюда — вотъ и конецъ весь.

Дйствительно, это было такъ просто!

— А ты? спросила Евгенія Александровна, обнимая мужа и ласкаясь къ нему. — Ты позволишь имъ жить у меня?

— Да мн-то что? небрежно замтилъ Ивинскій и улыбнулся снисходительной улыбкой:- Я ихъ не увижу почти. Мн нужна ты и только ты!

Онъ нжно поцловалъ жену.

— Тамъ внизу совершенно пустой этажъ. Можно отвести имъ нсколько комнатъ, взять гувернера или кого тамъ надо, сказалъ онъ.

— Жакъ — ты ангелъ! воскликнула Евгенія Александровна, цлуя его руку. — Ты возвращаешь мн спокойствіе!.. Но если она ихъ не отдастъ?..

— Ахъ, Женя, какія глупости! проговорилъ мужъ съ улыбкой. — Что за особенное благополучіе няньчиться съ чужими дтьми! Они, я думаю, княжн уже давно успли надость…

— О, ты ее не знаешь! Она изъ ненависти ко мн не отдастъ ихъ! возразила Евгенія Александровна.

— Тогда мы велимъ отдать ихъ, многозначительно отвтилъ господинъ Ивинскій. — Вообще, дитя мое, ты ужасно впечатлительна. Надо-же привыкнуть смотрть хладнокровно на вещи. Тебя волнуетъ такой пустякъ, какъ какая-то выжившая изъ ума старуха. Ну, поупрямится и покорится необходимости. Право на твоей сторон и, надюсь, на твоей-же сторон средства заставить людей уважать это право. Надо-же, наконецъ, теб понять, что ты не какой-нибудь беззащитный ребенокъ.

— А ты мн поможешь, если это понадобится? ласковымъ тономъ спросила Евгенія Александровна, заглядывая ему въ глаза.

— Я? разсмялся господинъ Ивинскій. — Глупенькая, тутъ вовсе и не нужно моей помощи. Въ этомъ можетъ помочь теб любой изъ моихъ секретарей, изъ моихъ чиновниковъ…

Евгенія Александровна успокоилась и отдохнула отъ всхъ тревогъ этого дня вечеромъ въ театръ.

VII

«Я давно желала лично переговорить съ Вами на счетъ моихъ дтей, но, къ счастію, наши общіе друзья и родственники во время предупредили меня о Вашемъ нежеланіи принять меня… Это заставляетъ меня обратиться въ Вамъ письменно и просить Васъ прислать во мн моего сына… Какъ мать, я крайне озабочена его участью и желала бы лично заняться его окончательнымъ воспитаніемъ… Мн было бы тяжело, если бы онъ погибъ, подобно своему отцу, не будучи направленъ на хорошую дорогу… Я надюсь, что Вы поймете…»